– Мы теряем здесь время.

Она пошла впереди меня к тому месту, где в скале открывался узкий проход.

Все было так, как я и предполагал. Моя прекрасная сестра, не желавшая, чтобы я открыл эту тайну.

Только здесь, на скалистой тропинке, я заметил, что ее ноги босы: два золотых браслета сверкали, когда она ступала на снег. Пока мы карабкались между скалами, шум прибоя затих до звука бегущего вдали табуна лошадей. А затем стало так тихо, что я мог слышать свое и ее дыхание и редкое позвякивание золота ее браслетов, когда они ударялись друг о друга.

Внутренняя территория острова представляла собой море черно-белых лесов, в самом центре которых поднималась гора.

Тропинка вела нас к перевалу через скалы, а затем – вниз к внутренней долине, которая казалась спрятанной от берега, моря и континента. Единственными цветами сейчас были снежные цветы и ледяные папоротники, разрисовавшие поверхность замерзших луж. Тем не менее, по форме крон и коре деревьев, несмотря на их зимний наряд, я смог различить боярышник, дикую вишню, рододендрон и множество других, которые с оттепелью загорятся белым и фиолетовым, голубым, карминным и пурпурным. И тогда эта тайная долина предастся буйству цветов и оттенков, а ветер будет ворошить ее нежные соцветия. Интересно, какие птицы прилетят сюда и какие рыбы заплещутся в ручьях, и можно будет их есть. И тут я вспомнил, что мне не нужна их смерть и их розовые тела. В любом случае, когда весна вступит в свои права, я буду далеко от Белой горы.

Но Рессаверн. Что она будет делать здесь весной? Без сомнения, ее волосы, как и у любой девушки, украсят цветы, а на обнаженные руки и плечи обрушится зелено-лавандовая канонада солнечного света, прошедшего сквозь это буйное цветение. Может быть, среди трав она откроет свои бедра для какого-нибудь белокурого юноши. А возможно, она будет далеко от этого самца, в несвободном, несовершенном, скучном и скованном мире – со мной.

В полумиле от скалы сквозь кроны деревьев замаячило что-то бледное. Тропинка, петляя, вывела нас к овальному, как монета, озеру, на берегу которого в сиянии замерзшей воды стоял необычный высокий дом – три этажа, расположенные террасами, фасад украшали колонны, а окна витражи – миниатюрный особняк Потерянной Расы прямо из Каиниума, но не в руинах.

– Что это? – спросил я. – Вы все-таки приводите сюда людей, чтобы они трудились для вас?

– Нет, – сказала она. – На острове есть несколько таких небольших дворцов и мраморный город на склонах горы. Они были почти разрушены, но лекторрас восстановили их.

– Не представляю вас, леди, и ваших приятелей-богов в роли каменщиков с мастерками в руках, на лесах и у подъемников. Между виллой и берегом озера лежали булыжники. Вдруг шесть или семь из них взлетели вверх как вспугнутые голуби и, запрыгав через замерзшую поверхность, со звоном бьющегося стекла шлепнулись на искрящийся лед. Она сказала:

– Сила разума и энергия Силы могут поднять камни, так же они могут поднять мраморные блоки. Правда, люди с континента давали нам советы, по крайней мере, говорили с Карраказ. Но мы не нанимали рабочих и не понуждали рабов. За эту помощь мы платили иногда золотом, которого в изобилии в этом городе, иногда это был скромный обмен: дикий мед, фрукты, молочный сыр от наших коз.

– А теперь я должен представить, что ты доишь козу.

– Да, я дою козу, – сказала она. – И я научилась околдовывать пчел, чтобы они не жалили, когда мне надо взять у них немного меда.

– Местная ведьма-молочница, – я не поверил ее рассказу, по крайней мере, не всему. Белая вилла требовала огромной Силы, чтобы привести ее в порядок только при помощи разума. Такой ментальной мощи в лекторрас не наблюдалось. Эти колонны – я мог бы их поднять, если бы мой мозг использовали в этих играх в каменщиков. Но те не могли, может, за исключением самой Карраказ или этой девушки – ее дочери.

Я сказал:

– Я много путешествовал и мало отдыхал. Можно ли в твоем дворце прервать наше путешествие хотя бы на час?

– Да, – сказала она, улыбаясь. Интересно, заметила ли она, к чему я в действительности клоню, предлагая ей передохнуть, и означает ли это, что она согласна.

Около крыльца росли голые деревья. Двустворчатые двери открывались поворотом железного кольца. Дом был такой, каким должен был быть века назад или гораздо ближе, по капризу Карраказ или лекторрас.

В передней вдоль стен стояли красные колонны. Колонны в холле были зеленые и тонкие, изогнутые так, чтобы напоминать стебли огромных цветов, сами же алые цветы раскрывались под плоским потолком ясно-голубого цвета летнего неба. Потолок был искусно разрисован облаками и, казалось, что вот-вот они поплывут. Экраны из слоновой кости стояли около красных мраморных стен с единственным огромным окном, расположенном в дальнем конце зала. Его освинцованные витражные стекла – красные, голубые, зеленые, фиолетовые – пропускали фантастический свет.

На галерею второго этажа вела лестница: ее балюстрада из слоновой кости была инкрустирована золотом, а небольшие ступеньки сделаны из белого мрамора. В центре комнаты в вазе из зеленого нефрита росло апельсиновое дерево, густо усеянное цветами и золотистыми фруктами – некая фантазия лекторрас, без сомнения, чтобы перехитрить природу. Апельсиновый запах, наполнявший зал, был ненатурально слабым. Я подумал о системе горячих труб в Эшкореке и понял, что подобная конструкция, должно быть, использовалась и на этой вилле, хотя и не было рабов, чтобы обслуживать ее. (Время от времени я ощущал обширное, хотя и чутко контролируемое использование Силы, чему я в какой-то мере завидовал, все еще чувствуя себя немного неловко. Чтобы показать все эти богатства, Рессаверн зажгла силой своего взгляда свечи в серебряных и золотых подсвечниках. Я все еще приходил в волнение, когда видел, что моими способностями так свободно владеет другой.) В комнате стояла эбонитовая кушетка в форме львицы и кресла из слоновой кости в форме ее подкрадывающихся детенышей. Вся эта мебель так же, как и пол с подогревом, была покрыта белоснежными мехами и покрывалами.

– Ты, должно быть, часто охотишься, – сказал я.

– Никогда, – произнесла она. – Мы берем шкуры тех зверей, которые умирают естественной смертью, или волнистую шерсть животных. – Она странно взглянула на меня и сказала:

– Но ты охотился часто, и тебе этого не понять. А теперь можно предложить тебе немного пищи и вина?

Жилище – должно быть, ее – было готово для приема гостей. Но для кого здесь еда? Может, несмотря на хвастовство Мазлека в гостинице, кто-то из лекторрас все еще нуждается в том, чтобы набивать живот?

– Мне не надо ни вина, ни пищи, леди, – сказал я. – Я питаюсь воздухом, как и полагается, если верить слухам, любому волшебнику.

– Мне тоже так говорили, – произнесла она.

Свечи горели ярко. Я снял сумку со спрятанной в ней маской и опустил ее на стул-львенка. Она пристально смотрела на меня, и ее лицо заострилось от голода одиночества, будто она заметила вдалеке убежище, которого никогда не могла достичь. Я подумал: «Ей девятнадцать, но, возможно, она никогда не знала мужчину, никогда не встречала такого, кого пожелала бы, и никто не осмелился заставить ее».

Хотя и тогда я еще не мог быть уверен, хотела ли она лечь со мной в постель, или это было какое-то древнее желание, или страх в ее сердце. Потому что она, к тому же, выглядела испуганной.

Я подошел к ней ближе и коснулся руками завязки ее черной накидки.

Она не остановила меня, но только продолжала смотреть мне прямо в лицо. Что же до меня, то мои глаза были прикованы к этой кружевной завязке, а сам я для безопасности нес всякую чушь.

– Этот великолепный дворец для твоих Потерянных из Каиниума был всего лишь скромным загородным домом. Однажды я видел их подземную дорогу, покрытую драгоценными камнями и металлом, а свод над ней был высок как небо. Они называли эту дорогу Путь червя. А этот дворец они, вероятно, назвали бы Голубятня или Хижина. Подходящее жилище для ведьмочки, которая доит коз и собирает фрукты своими белыми ручками. – При этом я взял ее за руку, предвидя, что между нами снова проскользит электрический разряд, как это было в первый раз. Но теперь он только зажег нас. Только искорки нервов пробежали по моей коже, когда я коснулся ее. – Ну, – сказал я. Накидка соскользнула. На Рессаверн оказалось голубое платье, голубое как потолок, ее белизна сияла из-под него. Ее тело казалось огнем, пытающимся прожечь эту одежду, чтобы достичь меня.