Образ ее, вырезанный на белом камне, был крошечный – величиной с ладонь – и сделан не очень искусной рукой, но приятен для глаза. Стройная женщина в просторном плаще, ее длинные волосы рассыпались по плечам, а руки скрещены на груди. Сначала мне показалось, что лицо ее стерлось от времени, но потом я понял, что так было с самого начала.

– Ее лица здесь нет, – сказал я. – Оно было так безобразно?

– Нет, нет, – ответила девушка, – прекрасно. Может, искусный резчик из города и смог бы воспроизвести ее внешность, но простой фермер решил сделать так. Говорят, она спустилась с небес в серебряной лодке, но это уже другая история.

Я обхватил голову руками. Девушка подошла и погладила меня по волосам. Она сказала, что ей пора идти, что она очень хотела бы мне помочь, если бы могла, и извинилась, что приняла меня за Вазкора.

Когда мы прощались, в глазах ее снова была печаль, но рана ее начала понемногу затягиваться, тогда как на мою словно насыпали соли. Я не спросил, как ее зовут, но мне хотелось узнать имя богини – не Уастис ли ее называют?

Нет, сказала она, ее зовут Карракет. Хотя мать ее произносила это имя немного по-другому, она сейчас точно не помнит, как.

Она пошла домой, а вслед за ней поплелся Чэм, ее воинственный охранник с дубинкой у пояса и с зонтиком от солнца в руках.

Я тоже понял, куда мне нужно идти, но не двинулся в путь, пока солнце не склонилось к закату и море за стеной не окрасилось в желтовато-медный цвет.

Низко надвинув на голову капюшон, я пошел искать Гайста на поле рядом с Лошадиным базаром. Все шрийские повозки уже разъехались, осталась только одна, запряженная двумя белыми быками, которые, стоя в ночной прохладе, время от времени шевелили розовыми ноздрями. По логике, я никак не мог ожидать, что Гайст ждет меня, и даже предполагать, что он не умер во время чумы, но все-таки я знал, что встречу его там, и он действительно стоял у повозки, закутавшись в красный плащ волшебника. Он тоже чувствовал, где и когда я буду искать его. Я направился к нему, и он поднял руку, приветствуя меня, как будто мы заранее договорились о встрече в этот день и на этом месте. Телепатия дала мне о нем ложное представление, но своими поступками он его исправил. И он тоже был обманут, но все-таки предупредил меня об облаке смерти, тьме и проклятии. Он предложил мне свою помощь.

– Вы поедете с нами? – спросил он меня. Он поглядел на мое лицо, полускрытое капюшоном, и произнес:

– Вы все еще выглядите, как мальчик, хотя внутренне вы постарели на десять лет. Мне все рассказали.

– Вы слышали о том, что я умер?

– И об этом тоже. Мне приходилось слышать и более странные вещи. И менее странные.

– У вас в Симе, – спросил я, – есть богиня по имени Карракет?

В темноте горел костер, над которым висели котлы с едой, рядом на траве сидели три женщины и болтали друг с другом.

– У людей Шри только один бог, он – ни мужчина, ни женщина, и это, скорее, даже не бог, а идея. Имя Карракет мне неизвестно.

– Как много разных имен, – сказал я. – Я даже не уверен, что я ее по-прежнему ненавижу. Я устал ее ненавидеть. Сюда меня привела только мимолетная память о ней. То, что я принял за ее злые чары, было лишь обыкновенной злобой женщины, созданной моим волшебством. Гайст, – произнес я, – наверное, я никогда больше не буду волшебником.

Дорога вела на юг, к окраине города. Здесь и там на холмах виднелись жертвенники и небольшие храмы. В воздухе кружила стая серых голубей, и в предрассветной тишине раздавались звуки молитв; но за стеной, среди садов и пальмовых рощ, среди лугов, на склонах черными дырами зияли отметины погребальных костров. Не знаю, сколько людей, бежавших сюда из города в поисках убежища, погибли, но несомненно, найдется какой-нибудь пронырливый честолюбивый бюрократ, который подсчитает потери, чтобы оставить будущим поколениям летопись желтой чумы.

Примерно в пяти милях от центра Бар-Айбитни южная дорога разветвляется на несколько более мелких. Повернув на восток, мы вскоре вышли на древний путь, ведущий в Симу, который теперь огибает древнее болото Бит-Хесси, хотя во времена хессекской империи он подходил прямо к воротам города. Путь по суше – опасная вещь. Несколько веков по нему в ту и в другую сторону ходили караваны, пока приход масрийских кораблей не положил начало морским перевозкам. Однако для тех, кто был слишком беден или слишком экономен, путь по суше оставался единственным способом передвижения. Шрийские торговцы называли его Ост (Неизбежный). Хотя кое кто из них и прибыл в город по морю, чтобы не опоздать на коронацию нового императора, никто таким же образом не отправился обратно, поскольку иначе им пришлось бы отдать всю прибыль за удовольствие помучиться морской болезнью, а может быть, и потерять половину скота во время путешествия. Ост сначала проходит через глухие леса к западу от горных озер. Здесь в достатке плодов, ягод, съедобных кореньев, а под высокими деревьями можно укрыться от жары. Но через три дня лес кончается, и открывается равнина. По краям это влажные луга, а на пятый день начинается сушь. Тонкие черные струйки ручейков, которые иногда встречаются на равнине, текут с соляных болот, что расположены по направлению к побережью, вода в этих ручейках соленая и непригодна для питья. К началу девятого дня путник входит в Пустыню – так все называют территорию, отделяющую архипелаги Сима и Тинзен от плодородных земель центрального юга.

Пустыня. Пустое место. Это скалистая страна, где чередующиеся плато и холмы принимают разнообразные причудливые очертания. Днем, когда небо, как всегда в конце лета, постоянно изменяется – от лазурно-голубого к свинцово-белому или грозовому, Пустыня высвечена, как слоновая кость. А на заре и на закате пыль, постоянно поднимающаяся с земли, как клубы дыма, превращает и небо, и землю в огромный ковер, сотканный из кроваво-красного, шафранового, пурпурного и коричневого цветов. Огромные пространства и цветовое однообразие вытягивают способность мыслить, разум отделяется от тела и уносится в космос. Вот тут возникают миражи и видения.

И разбойники. Однако, шрийцы уже привыкли к этой неприятной мелочи и платят подать всем, кто требует ее по дороге, считая, что это все-таки дешевле, чем платить за корабль. Грабителям, по виду мало чем отличающимся от диких зверей, приятно вежливое и любезное обращение шрийцев, готовых сразу без лишней суеты отдать то, что от них требуют, поэтому грабят их не сильно и вреда не причиняют. Нападают по-настоящему только на богатые купеческие караваны, владельцы которых пожалели денег на путешествие по морю или на достойную охрану. У них отнимают все, до последней заклепки, а мертвых оставляют в пищу крысам, после захода солнца вылезающим из своих нор. Удивительно, как много таких караванов продолжают упорствовать в своих попытках пересечь эту местность и становятся добычей ее обитателей.

Поэтому шрийцы испытывают перед разбойниками некое подобие суеверного ужаса.

Тот факт, что в скалах обитают и люди и животные, свидетельствует о том, что вода здесь все-таки есть. Шрийцы говорят, что если кто-нибудь находит источник, то им пользуются все сообща – и крыса, и змея, и убийца – все сидят рядом и не трогают друг друга. Даже желтый тигр, который иногда проходит по песчаным дюнам, оставляя за собой извилистый след, даже он не убивает свою добычу на водопое. Путешествие по Пустыне длится тридцать-сорок дней – дольше, чем если бы вы повернули на юг перед Сима-Сэминайо (дорогой по дамбе, ведущей в Симу, которая проложена по перешейку и цепи островов). Повернуть на юг перед дамбой – значит углубиться в юго-западный океан, а на это способен лишь сумасшедший, потому что до земель, расположенных за ним, нужно добираться несколько месяцев при неустойчивой погоде, и успех в торговле также сомнителен.