– Рядовой!

– Oui, mon chef!

– Когда вы привыкли к тропикам?

– За эти дни, mon chef!

– Не врите! Вы не первый раз в пустыне!

– Разрешите доложить, mon chef, я никогда не вру. Дурная привычка, mon chef.

Они шли дальше. Иногда вокруг них кружили гиены, бежали то впереди, то сзади, но близко не подступали… Некоторые вдруг принимались истошно выть, голосом, напоминающим хриплый истерический женский хохот…

Вдали показался слабый свет. Вон он, Мурзук.

Оазис Мурзук – жандарм пустыни. Здесь стоят гарнизоны спаги, сенегальских стрелков, войска Западной Сахары. Время от времени они совершают вылазки в пустыню, чтобы наводить страх на туарегов, берберов и рифов. К югу от Мурзука простирается великое ничто.

Но в Мурзуке проведено электричество, есть радиостанция, больница и дороги вымощены керамитом. Рота легионеров вступает в оазис между шеренгами спаги, играет полковой оркестр, и местные жители глазеют на усталых солдат.

Для маршевых подразделений в Мурзуке есть особая казарма. Сюда и направляют новоприбывших. Пыльные и измученные легионеры получают недостающие обмундирование и амуницию, затем следует врачебный осмотр и три дня полной свободы.

Сопровождающий роту конный отряд окружают спаги, отводят его в дальний конец оазиса и там, вбив колья, огораживают колючей проволокой. У проделанной для входа и выхода дыры ставят стражу – изолируют от регулярной армии. Но туземцы не в обиде: потягивают себе спокойно за проволокой гашиш и пекут лепешки. Перед входом расположился какой-то щуплый седобородый араб в бурнусе, который за несколько сантимов варит на жаровне кофе.

Легионеры с удивлением обнаруживают, что все вокруг обращаются с ними, словно с любимыми родственниками или тяжелобольными. Даже спаги, которые обыкновенно задирают нос, дарят им сигареты и сладости, угощают отличным кофе, и каждый может пить столько красного вина, сколько захочет.

– Не нравятся мне эти нежности, – сказал Пилот молчаливому Надову.

– Почему? – спросил дюжий туркестанец низким, как у контрабаса, голосом.

– Похоже, жалеют нас.

Толстый африканец в форме стрелка суданской армии дружески похлопал их по плечам.

– Вы куда, ребята?… Пошли, угощу кофе или чем-нибудь покрепче…

– Скажите, сержант, – спросил Пилот чернокожего Мафусаила, когда тот поставил перед ними кофе, – вы куда приписаны?

– К сектору «Б» хозяйственного отдела. Мы снабжаем вас бельем… И рубахами для арестантов.

– Ого! – раздался сзади оживленный голос. – Что я слышу? Дальше пойдем в арестантской одежде?

И через головы сидящих кружком солдат на землю, скрестив по-турецки ноги, плюхнулся Голубь.

– Разве вы не знаете, что сопровождаете арестантов? – удивился сержант.

– Дай солдатам столько кофе, сколько они пожелают, – произнес за их спинами капитан в голубой гусарской форме, верно, командир спаги. – Не вскакивайте, ребята, сидите спокойно и пейте, ешьте, в общем, отдыхайте…

Он дружески помахал им рукой и пошел дальше.

– У меня такое чувство, – сказал Голубь, – что здесь не военный лагерь, а какая-нибудь миссия, где трепетные сестры маскируются под капитанов.

Действительно, любезное обращение – не совсем то, чем капитаны спаги известны в пустыне.

– Вас теперь долго не будет, – сказал какой-то лысый чернобородый длинный араб. – Пойдете на дальний пост… в Ат-Тарир. В Мурзуке принято хорошо обращаться с теми, кто сменяют людей в Ат-Тарире.

– А что рассказывают вернувшиеся? Молчание.

Подошел Малец. Встал позади кружка, опершись на кол от заграждения. Улыбается и жует жвачку.

– Почему не говорите, что рассказывают? – беспокойно спросил Надов. – Если пополнение проходит через Мурзук, значит, снятые войска тоже здесь останавливаются.

Опять молчание, и Пилот не выдерживает.

– Да говорите же, черт вас побери! – в нетерпения кричит он. – Не нянчитесь с нами, как с младенцами, а лучше скажите, если нас в Ат-Тарире ждут неприятности, чтобы мы были готовы! Что рассказывали те, кто оттуда возвратился?

– В том-то и дело… – тихо сказал сержант-африканец.

– В чем?

– Что я еще ни разу не разговаривал ни с кем, кто бы вернулся из Ат-Тарира…

Стало совсем тихо.

– И что же… – немного хрипло спросил Минкус, облизнув губы и откашлявшись, – много рот прошло туда через Мурзук?

– Видите ли… этот аванпост существует всего полтора года… – уклончиво ответил лысый верзила.

– Прямо говори! – взревел Минкус. – Сколько рот прошло здесь на Ат-Тарир, с тех пор как вы служите в хозяйственном отделе?!

– Хм… Двенадцать…

Гнетущее чувство охватило небольшую компанию, расположившуюся под плотной, глянцевой пальмовой листвой…

– Значит… – протянул Надов, – сменили… двенадцать гарнизонов… и пополнение пошло… но оттуда… никто не вернулся…

И опять стало тихо. Только черные тучи мух с жужжанием кружили над оазисом…

– Где этот аванпост? – спросил Минкус.

– Да… точно этого никто не знает, – ответил долговязый. – Там, кроме армии, никто не бывал. Но, кажется, в той стороне, где начинаются тропические леса.

– Да это же замечательно! – ликующе воскликнул Голубь. – Там уже экватор! Мы потом сможем всем рассказывать, что повидали свет.

Его шутка не вызвала восторга. Всем было не до смеха. Неужели их зашлют в непроходимые тропические леса, неужели топать через всю Сахару? И неужели в этом гиблом месте, почти на краю света, есть аванпост?…

– Ты что-то такое сказал, – обратился между тем к сержанту Пенкрофт, – что мы конвоируем арестантов…

– Говорил, – кивнул суданец. – Там рядом колония…Вдалеке послышался стук палок, рев верблюда, и на сидящих накинулось невиданное количество мух. К ним подошел здоровенный араб с лоснящейся кожей. Вокруг его руки обвилась рогатая гадюка. Араб предсказывал будущее и продавал амулеты: зашитые в кожу мизинцы нерожденных младенцев и крошечные пергаментные свитки с магическим текстом. У шоколадного здоровяка были длинные усы и огромный нос крючком.

– Привет, старик! Мы с тобой, кажется, встречались! – крикнул ему Голубь, которому померещилось, будто он уже видел этого человека в Марселе. Или в Оране?

– Я с вами не встречался, белый господин.

– Но могу поклясться, что тогда ты расхаживал без этой беззубой твари…

– Беззубой?… – вежливо осведомился араб и, слегка нажав змее на шею, поднес ее совсем близко к лицу Голубя. – Извольте посмотреть…

Все повскакали с мест и отпрянули…

У рогатой гадюки были целы оба ядовитых зуба!

Моментальная верная смерть в страшных мучениях, и никакого противоядия…

Голубь еще ближе придвинул свою ухмыляющуюся физиономию и, словно заботливый врач, заглянул змее прямо в горло.

– Тащи ее отсюда, – нетерпеливо закричали несколько легионеров заклинателю. – Тащи отсюда, дьявол!

– Я хотел только показать, что она не беззубая, – любезно пояснил большеусый араб, – как сказал этот белый господин…

– Я был неправ, приятель, – весело тряхнул головой Аренкур, – но продолжаю утверждать, что тебя я. уже где-то видел…

– Не припоминаю… Боюсь, вы изволите ошибаться.

– Ну-ну… человеку свойственно ошибаться, значит, и со мной такое может случиться. Садись-ка тогда поближе, старый торговец проклятиями, да спрячь куда-нибудь свою зубастую детку, чтобы почтенная публика тоже могла занять свои места, и предскажи мне будущее. Да по возможности хорошее, тогда получишь чашку кофе.

И он крикнул арабу, который продолжал колдовать над жаровней:

– Стакан кофе господину змеиному воспитателю! Шевелись, пацан!

Пацан, которому было никак не меньше восьмидесяти, снял с углей медный сосуд… Заклинатель оторвал от руки змею, запихнул ее в кожаный мешок, завязал отверстие и вперил взгляд в ладонь Голубя.

– У тебя будет долгая жизнь… – начал он. Голубь возмутился. Только этого не хватало!