– Послушай, старик, не пытайся меня обмануть. Можешь смело сказать, что жить мне осталось недолго…
– У белого господина будет долгая жизнь… точно говорю. Вот линия жизни, она идет от большого пальца через ладонь… Четкая длинная линия…
– Да ты посмотри внимательней… Не такая уж она н длинная, просто у меня руки грязные, вот тебе и кажется… Но если вглядеться… – почти уговаривал Голубь старика.
Однако заклинатель был непреклонен:
– Точно говорю… У тебя будет долгая жизнь… А здесь… Интересно… странная вещь… Тебя преследует призрак женщины!
Что?! Ага! Призрак… Вот видите!
– Послушай, старый Али-баба! Ты знаешь что-нибудь об этом призраке?…
– Да… Знаю… Призрак красивой, грустной женщины следует за ротой…
Тут вдруг Надов пробормотал:
– Помереть мне на этом месте, если это не так… Я вам признаюсь, недавно… мы как раз дошли до какого-то оазиса… я думал, это спьяну, потому что в оазисе я всегда пьяный… Так вот я видел женщину, она сидела в пустыне, за оазисом, и пела…
– Надов! Это не спьяну! Я тоже ее видел, – поддакнул Голубь и повернулся к заклинателю. – Послушай, Аладдин! Если ты знаком с этой дамой и случайно ее увидишь, передай ей от меня привет и скажи, чтоб не боялась меня, я не кусаюсь, кроме того, она мне очень нравится… Я не прочь свести с ней знакомство.
– Какие глупости вы несете, – нервно сказал молчавший до сих пор Хильдебрант. – Знаешь, Голубь, в пустыне лучше не шутить с привидениями.
– Вовсе не глупости, приятель, – принялся объяснять ему Голубь, – за ротой идет привидение, элегантная дама с треугольным родимым пятном на руке. Вот ее любимая песня…
И он вынул губную гармошку…
…Над пустыней сияли миллионы звезд, слепяще-ярких, необыкновенно больших, мерцающих то красноватым, то серебристым светом сквозь неподвижные листья пальм и фикусов. И Голубь, закрыв глаза, с чувством вибрируя ладонью, красиво и звучно заиграл на своем маленьком инструменте песню:
Si l'on savait…
Две обезьяны, перебазировавшиеся с тамариска на противоположный платан, застыли, свесив меж листьев свои изумленные мордочки… В серебристом свете луны отчетливо виднелось вдали вьющееся над пустыней облако пыли…
А Голубь продолжал играть, все глаза были устремлены к пустыне, словно в надежде, что при звуках песни, как на зов, появится привидение.
Но произошло другое, нечто гораздо более неожиданное…
– Мерзавец! – вскрикнул Малец. – Грязный убийца!…
И, почти пролетев по воздуху, он, как тигр, набросился на… Пенкрофта!
Он тряс американца, схватив его обеими руками за горло, уже блеснул нож, еще секунда – и он бы вонзился, но поджарый боксер с мышиной физиономией успел вырваться, нанеся студенту по всем правилам хук справа. Пенкрофт едва мог размахнуться, но, очевидно, сила в его руках была непомерная, потому что послышался легкий хруст – и Малец без сознания повалился на землю…
Все в изумлении застыли. Пенкрофт, отдуваясь, поправлял рубашку, а Малец даже без сознания дрожал всем телом. С ним случилось что-то вроде шока…
…Над лесом поплыли звуки отбоя, и все поспешили к своим казармам.
2
И вот они опять идут…
Но теперь это уже не рота, а настоящее переселение народов. Во-первых, в Мурзуке легионеры получили два броневика, оснащенных малокалиберными скорострельными орудиями, далее они разбогатели на три тягача, которые везли боеприпасы, еще к ним прибавилась длинная вереница мулов с пулеметами, огнеметами и прожекторами и поместительный лазарет на колесах с рыжим санитаром.
Кроме того, за ними следовало множество верблюдов, мулов и машин с различными грузами и необходимым для строительства дорог оборудованием. Они везли с собой на гигантских станинах бревна, стальные траверсы, провода, кабель и медную проволоку.
Посреди процессии двигались двести арестантов. Туземцы и белые вперемешку. Связанные по двое за правое запястье. Одеты они были в грубые коричневые полотняные робы. Их сопровождали пятьдесят конников арабской кавалерии – самые безжалостные блюстители законов колониальной администрации, пышно разодетые, с претензией на отличное знание всех служебных тонкостей, усвоенной от обучавших их унтер-офицеров.
Конники эти тоже были вынуждены выбирать между тюрьмой и службой в дальнем гарнизоне, поскольку они так исколошматили попавших в полицию за драку, но и там не образумившихся английских матросов, что трое из них умерли от увечий.
Арабские конные жандармы, к несчастью, ничего не понимают в дипломатии, им и невдомек, насколько деликатный товар английский матрос, если его убить. Покуда он жив, он точно такой же голоштанный морской бродяга, как и остальные моряки, но стоит его убить, как он превращается в акт! Акт, на который положено отвечать следующим образом: «На основании проведенного расследования признанные виновными жандармы подвергнуты примерному наказанию…»
Возможно, не все пятьдесят конников были бы признаны виновными, понадобись их в Ат-Тарире меньше.
Военных инженеров Бюрка, Ленормана и Илье тоже уличили в каких-то проступках и в наказание перевели в Ат-Тарир.
Горького пьяницу капитана Гардона, устроившего в опере скандал из-за дамы, телеграммой вызвали из его уютной парижской квартиры в Мурзук, где он должен был дождаться пополнения из Орана и занять в Ат-Тарирском гарнизоне пост помощника командира при майоре Делэе…
Чертыхаясь, капитан изодрал длинную телеграмму в клочья. Он знал, что кроется за этим славным назначением. Попадет куда-нибудь в самое пекло, где либо сдохнет, либо получит повышение…
Однако и он лишь в Мурзуке, поговорив с майором ротной канцелярии, узнал, куда именно его направляют.
– Отсюда и до экватора?… – в замешательстве спросил он, склонившись над картой.
– Не совсем… – ответил майор. – Но местность трудная, спору нет…
– Что он из себя представляет, этот Ат-Тарир?… И что за места между Сахарой и провинцией Нигер, ведь там, кажется, еще не ступала нога человека…
– Как не ступала!… Давайте вспомним. Два года назад из Мурзука впервые отправился на юг разведывательный отряд, но на этом вот самом месте патруль был убит и посланная карательная рота не обнаружила даже следов убийц… Установили, что это дело рук сокота, но они обитают за Нигером и за лесами. Никто не знает, как они сюда попали. Потом не вернулся Норман со своей экспедицией. Из Тимбукту на их поиски был послан отряд, который установил, что их всех перебили. Потом была экспедиция Рюселя, о ней вы наверняка слышали, она наделала много шуму, в нее были вложены значительные средства, Рюсель искал проход к западному побережью, но он тоже пропал…
– Прошу меня простить… Но ведь это неизвестный, неизученный путь…
– Лендер, Хорнеманн и Кайе в достаточной степени изучили его…
– Но не для похода и не для создания военного поста! – с горечью стукнул по столу Гардон.
Майор пожал плечами.
– Для солдата невозможно лишь одно – обсуждать приказ. Полтора года назад решили создать между экватором и Сахарой военный пост, в небытии, и с тех пор этот военный пост есть. Это Ат-Тарир. Нужна дорога вместо потерянного пути Рюселя. Значит, дорога будет, и тот, кто вернется оттуда после прихода пополнения, сделает первоклассную карьеру…
– Если вернется, – сказал бледный Гардон.
– Ну конечно… А если не вернется, то о нем будут вспоминать с благодарностью.
Это он произнес уже довольно холодно и встал. Майор был хорошим солдатом, и Гардон ему не понравился.
Так рота тронулась в путь с вечно пьяным, привыкшим к Парижу капитаном Гардоном, арестантами и сотней неопытных новобранцев.
3
– Ты мне скажи, почему ты набросился на Пенкрофта? – спросил Минкус Мальца.
Наверняка какие-нибудь болезненные изменения психики, подумал он.
– Не знаю. Вокруг меня все запылало, я даже не помню, как это произошло…
За спиной у них поскрипывали колеса, гремели цепи на грузовиках, тарахтели броневики, глухо ударялись о спины верблюдов палки погонщиков – казавшаяся бесконечной колонна шаг за шагом продвигалась по раскаленной пустыне.
