Хотя и ослепленная светом, Елена сразу ощутила наше присутствие и повернула голову. На ней было длинное черное пальто с капюшоном, на мертвенно-бледном лице выделялись черные впадины глазниц. Я чувствовала, что она испугана не меньше, чем мы. Представляю, каково ей было оглянуться и увидеть нас. И я должна признать, что она проявила самообладание, достойное восхищения.

— Привет, Лайнел, — сказала она. — Привет, Крис. Очевидно, мы все пришли сюда с одной и той же целью. — Она показала рукой на бумаги на столе. — Так вы нашли?

Крис пересекла комнату и встала радом со мной, взяв меня за руку. Я думаю, что в этот момент она боялась Елену. Я включила другую лампу.

— Нашли что? — проговорила я, с трудом разжимая губы.

Вместо ответа она обвела взглядом квартиру, рассмотрела картину над каминной доской, в углу которой различалась сделанная желтым цветом подпись «Сондо», изучила мебель, обои и занавески.

— Не странно ли, — раздумчиво проговорила она, — что самые отвратительные люди часто бывают наделены самым изысканным вкусом?

— Елена, — сказала я, — лучше объясни, почему ты здесь.

Она слабо улыбнулась и остановила взгляд на диване, рядом со мной, где лежали два письма и газетная вырезка.

— Так вы что-то нашли? — спросила она, наклоняясь над бумагами.

По-видимому, мне следовало помешать ей завладеть ими, но Елена была человеком, которого я знала. Или думала, что знаю. Я ей доверяла. А Крис в этот момент во всем мне подчинялась, так что мы обе молча наблюдали за действиями Елены.

Она внимательно прочла оба письма и вырезку, но ее бледное лицо оставалось для нас непроницаемым. Затем она выпрямилась, подошла к камину и застыла, глядя на потухший очаг.

— Они арестовали Тони Сальвадора, — медленно проговорила Елена. — Тони не убивал Монти. Я в этом уверена. Они разберутся и выпустят его.

Тут заговорила Крис, продолжавшая сжимать мою руку:

— Что вы знаете обо всем этом, Елена Фарнхем?

Елена снова погрузилась в изучение царапины на своей ладони. Она заговорила, не поднимая глаз и в ее голосе не было раздражения. Только жалость по отношению к Крис.

— Я знаю, что для тебя это был страшный удар. Но считаю, что Майкл Монтгомери заслужил свою участь. Я думаю, что правосудие свершилось, и на этом надо поставить точку.

Я стояла молча, пораженная ее словами. Ведь именно так должен рассуждать убийца! Но Крис поразила меня еще сильнее.

— Я тоже так считаю, — пылко поддержала она Елену. — Я любила Монти и люблю его до сих пор. Но я надеюсь, что им не удастся схватить человека, который это сделал.

Елена повернулась к дивану, словно внезапно переменив решение. Она взяла одно из писем, достала коробку спичек и быстро подошла к камину. Прежде, чем я успела ее остановить, Елена поднесла к письму, зажженную спичку, и пламя взметнулось вверх, подхваченное тягой изнутри. Когда я подбежала к ней, Елена ворошила кочергой горстку пепла.

— Сожги и другие бумаги! — закричала Крис. — Сожги их все!

И если бы я не поспешила засунуть оставшееся письмо и вырезку в свою сумочку, Крис отправила бы их в огонь. Кажется, она вознамерилась навалить в камин все бумаги со стола Монти и разжечь хорошенький костер. Еще один приступ истерики. Припадок безумия.

Я вспомнила, как поступал в таких Билл, положила ей руки на плечи и начала трясти изо всех сил. Она была крупнее меня; должно быть, мы представляли комическое зрелище, но прием сработал: Крис оставила бумаги в покое, отошла от стола и калачиком свернулась на диване.

— Я хочу домой, — заскулила она. — Я не хочу идти к Сондо. Я боюсь. Там случится что-то ужасное. Я в этом уверена.

Мы с Еленой обменялись взглядами.

— Если мы останемся в стороне, — сказала Елена — одному Богу известно, что может натворить Сондо за нашими спинами. Я считаю ее замысел чудовищным, но нам ничего не остается, как пойти к ней и попытаться себя защитить. Кстати, Крис, сейчас самое время вернуть тебе твой ключ.

Она наклонилась вперед и передала ключ в руки оторопевшей девушке.

— Это был не слишком достойный поступок, — спокойно призналась Елена. — Я вытащила ключ из твоей сумочки, когда ты приходила к нам на квартиру. Но, видишь ли, он мне был необходим. Чтобы сделать то, что я сейчас сделала.

Несомненно, Елена обладала поразительным самообладанием. Я решила, что задам ей пару напрашивающихся вопросов потом, когда мы с ней останемся наедине. Возможно, она поступала правильно, а может быть, и нет. Но я ее не боялась, и посчитала возможным отложить выяснение деталей до более благоприятного момента.

А сейчас пора было отправляться к Сондо. Я запихнула разбросанные по столу бумаги в ящик, чтобы комната не выглядела так, будто в ней произведен бесцеремонный обыск, и отправилась вслед за Еленой и Крис. Я пропустила их в прихожую, а сама задержалась в комнате, чтобы выключить свет. И сделать одну вещь, проверить промелькнувшую в голове догадку.

Пока мои компаньонки спускались по лестнице, я остановилась в прихожей и достала из сумочки письмо. Под ним стояла подпись "Е".

Елена сожгла письмо, под которым стояла подпись "Лотта Монтес".

Сондо жила на Суперьер-стрит, в квартале Чикаго, имевшем репутацию богемного; разумеется, ее квартира располагалась в полуподвале.

Крис припарковалась рядом с домом, мы вышли из машины и спустились по грязному, изогнутому лестничному пролету.

Сондо открыла дверь, и уже первый взгляд, которым я окинула хозяйку и комнату за ее спиной, подсказал мне, что вечеринка не сулит ничего хорошего.

Возможно, при других обстоятельствах обстановка комнаты показалась бы мне забавной, но не в этот вечер. Сондо создала атмосферу творимой на ходу драмы, от нее так и разило дурной театральностью. Обилие кричащих украшений придавало комнате зловещий вид.

В камине пылали толстые поленья. От языков пламени на степах роились пляшущие тени; каждого, кто приближался к огню, обдавало жаром; в высоком резном комоде в дальнем конце комнаты были зажжены тяжелые канделябры из кованого железа; на каминной доске расположились медные подсвечники с горящими свечами.

Сондо выглядела весьма экзотично в темных атласных пижамных штанах и русской блузе, окаймленной золотисто-красным узором. Даже в этом наряде она больше походила на уличного мальчишку, чем на шикарную девицу.

В комнате было не продохнуть от жары и сигаретного дыма, от камина исходил еще легкий угарный запах, разъедавший глаза. Звучала музыка. Играли на маленьком пианино Сондо, и как раз в мелодии не было ничего меланхоличного или сентиментального. К моему удивлению, за пианино сидел Билл и играл «Кариоку» в бойком, оживленном ритме, что, к очевидному неудовольствию Сондо, разрушало мелодраматическую атмосферу, которую она стремилась создать.

Карла Дрейк сидела рядом с Биллом на придвинутой к пианино скамейке и выглядела как некая пропащая душа, прекрасная и отчужденная; отблески света играли у нее в волосах, а по щекам текли слезы. Мне трудно было понять, каким образом «Кариока» может вызвать слезы, но Карла плакала, словно музыка надрывала ей сердце; на Билла она не обращала никакого внимания.

Взглянув поверх пианино, Билл слегка мне подмигнул. Я негромко хмыкнула и последовала за Сондо к закутку, служившему ей спальней. Мы положили наши пальто на кровать, припудрили носы и вернулись к жару и мерцающему свету гостиной.

Мне интересно было узнать, какие плоды принесло свидание Билла с Карлой, и я надеялась, что они касались расследуемого дела, не выходя за его рамки. Возможно, Билл пришел к выводу, что я — тот человек, с которым непременно что-нибудь случается, и ему нельзя упускать меня из виду, если он хочет быть в курсе происходящего. Мне было что ему сказать, и я хотела поскорее открыть глаза Биллу на некоторые вещи.

Прибыли Сьюзен и Оуэн Гарднеры, и по тому, с каким видом оглядел комнату Оуэн, я заключила, что театральные эффекты Сондо оскорбляли его вкус. Сьюзен выглядела немного напуганной. Казалось, ей хотелось прижаться к мужу, но она не смела этого сделать. Крис села рядом с ней, окинув Карлу вызывающим взглядом, но погруженная в музыку манекенщица этого даже не заметила.