— В американской астронавтке, — уверенно ответила ему бабуля. — Точнее, не в ней самой, а в этой штуке, — Сигуровна, не поднимая головы, ткнула пальцем в небо, — в «Хазаре». Я тоже при мысли о нем перестаю ощущать перспективу и начинаю увлекаться сиюминутными мгновениями. Но я старуха, мне это свойственно…

И тут Гарольд Смитович Гулько, опытный мошенник и вдохновенный аферист, понял, что его апатия к любым формам жизни и действующим внутри нее авантюрам проистекает именно от светящейся звезды, кружащей на околоземной орбите. Именно МХК «Хазар» мешал думать о перспективах на завтрашний день.

— Ты знаешь, Гарольдик, — продолжала умничать Василиса Сигуровна, — на небо и на все манипуляции людей с космосом хотя бы иногда нужно посматривать с опаской, в конце концов мы с тобой не дети и должны понимать, что между причиной и следствием всегда присутствует чей-то помысел…

— Гарольд Смитович, — раздался баритональный голос сверху, — я здесь.

Капитан и демонстративная бабушка подняли лица к раскрытому на четвертом этаже окну. В окне, словно поясной портрет в раме, стоял Юрий Поликарпович и с благоговейной любовью смотрел на Гарольда Смитовича. Он был в красной фетровой шляпе, стального цвета пиджаке, желтой рубашке и черном, бюрократического стиля, галстуке.

— Ты подхалим, — сообщила Сигуровна Юрию Поликарпычу и объяснила Капитану: — Ниже подоконника он одет в трусы и тапочки. А ты, собственно говоря, зачем приехал чуть сеет к нам, Гарольдик, неужто лишь для того, чтобы об этой железке над головой поговорить? Если так, то ее скоро не будет, до старта «Хазара» дни остались, а до выбора мэра Москвы, то есть до избрания им вот этой канарейки в шляпе, — она кивнула на «портрет» в окне, — чуть больше месяца.

— Значит так, Сигуровна. — Лицо Гарольда Смитовича стало волевым и властным. — Все, повторяю, все дела приостанавливаются до осуществления старта экспедиции на Юпитер. Сдается мне, что после запуска этой занозы в околоземном пространстве многие дела, на которые мы тратим творческую энергию, потеряют свою актуальность.

— Дай-то Бог, дай-то Бог, — не уловил тревоги Капитана Юрий Поликарпыч и, сняв шляпу, стал ею обмахиваться. — А там, чем черт не шутит, глядишь, и выборы после полета на Юпитер отменятся. Ну куда мне, скажи, Сигуровна, куда мне в мэры Москвы с моим хроническим псориазом?

— Молчи, — отмахнулась от него Василиса Сигуровна и тут же нежно заулыбалась, глядя в сторону входной калитки. — А вот и мой племянничек, сын моей сестры. Ты ее знаешь, она живет на Пересыпи одесской, ты еще когда был мелкий кидала, дарил ей краденые кольца по субботам.

— Неужто сын Долечки? — умилился Капитан. — Какой импозантный мужик, надо же.

Мужчина закрыл калитку и повернулся к своей тетушке.

— У него и имя, и фамилия такие чудные, — прижала руки к груди Сигуровна. — Ладан Мушка…

Предстартовое время «Хазара» настолько увлекло СМИ, что все остальное, не менее чудесное и значительное, происходящее на Земле, как бы отошло на второй, а то даже и на третий план. Человечество впало в эйфорию первооткрывателей. Всех интересовало, что там, за пеленой жуткой юпитерианской атмосферы, есть ли там хотя бы контуры истинного Эльдорадо, есть ли там то, чего так не хватает на Земле — радостной перспективы на будущее. Юпитер стал символом Земли. Как будто бы древнее италийское и языческое завладело всеми народами и отдельными людьми. Впору было сравнивать Клэр Гатсинг с Юноной, супругой божественного Юпитера. Америка любовалась, жила, дышала своей любимицей. Из-за этого случалась масса курьезов. Полиция задержала неподалеку от главного офиса НАСА человека, который на глазах у прохожих достал из-под рубашки тонкие дамские трусики с вышитой надписью впереди «Клэр», а сзади «Гатсинг», и сообщил мгновенно собравшейся вокруг него толпе, что он ремонтировал в личном кабинете Клэр душ и похитил из него, как он выразился, «эту штуку». После чего он как-то слишком уж профессионально распустил трусики на нитки и мгновенно продал «эту штучку» за двадцать тысяч долларов, по двести долларов за нитку. Но главное было не это, а то, что за пять дней до старта по всем каналам американского телевидения продемонстрировали архивную, ранее не показываемую, запись возвращения Клэр Гатсинг из Москвы. Видимо, таким образом американскому народу хотели объяснить причины, по которым шестнадцатым членом экипажа стал не американец, а русский. В этой хронике Америка увидела, что вернувшаяся из Москвы Клэр Гатсинг сошла по трапу самолета не одна. То есть она так или иначе сходила не одна, вместе с ней, включая Госсекретаря, главу НАСА и мужа Клэр Джона Карри, была толпа народа. Но среди вышеназванных она всегда выделялась, а теперь рядом с ясной и любимой страной Клэр по трапу сошла лучеподобная русская неясность, сразу же влюбившая в себя Америку, по имени Саша Углокамушкин. Эту «неясность», по уверению прямо на трапе допрошенных журналистами Госсекретаря и главы НАСА, обязательно зачислят шестнадцатым членом экипажа МХК «Хазар». Америка, прильнув к телевизионным экранам, отчетливо видела, что лицо Клэр, находящейся рядом с «почти новым» русским астронавтом, это лицо невесты, безумно влюбленной в своего жениха, и Америка радовалась, одобряя эту влюбленность. Тусклый, хотя и гениальный, образ Джона Карри граждане США никогда не отождествляли со своей любимицей. Смущало только, что и у Джона Карри, стоящего рядом с «хорошим американским парнем из России», было лицо невесты, влюбленной в своего жениха. Это становилось понятным любому, кто видел выражение лица Главного научного администратора «Хазара», когда он смотрел на нового и в какой-то мере уже почти подчиненного ему члена экипажа. Впрочем, рядовая, трудовая, массовая, потребляющая телевизионную картинку Америка понимала Джона Карри. Она и сама, увидев этого «лучше всех американцев русского», почувствовала себя готовой к брачному пиру невестой. На этом фоне почтительно-деловое выражение лица сенатора Арчибальда Соукса, разговаривающего с почетным летчиком-космонавтом и, как выяснилось несколько позже, почетным полковником ФСБ Александром Углокамушкиным, несколько дисгармонировало с любовью окружающих. Но американцы, увидев эту дисгармонию, телевизионщики выпячивали ее во всех ракурсах и по всем каналам весь день, не осудили ее. Арчи свой, и неплохой парень, и было даже приятно, что он дружит с другим непохожим парнем из России чисто по-мужски, без особо чувственных, тоже одобряемых Америкой, моментов…

Именно в этот день, когда Америка смотрела архивную пленку о возвращении Клэр из Москвы, с двух космодромов США, секретного «Янки» и общеизвестного на мысе Канаверал, стартовали два мощных шаттла «Феникс», доставляя к МХК «Хазар» международный экипаж, в число которого входил и новый штурман-инструктор Саша Углокамушкин.

Три прямоугольника, подсоединенные ко всем компонентам хроногиперболизированного двигателя в модулях «Харон-А», «Харон-Б», «Харон-В» и «7А-Опал», были вмонтированы в пол командирской рубки модуля «Синяя птица» так, чтобы не мешать людям переходить от кресла к креслу и выходить из рубки.

— Средоточие жизни и движения, — похлопал Джон Карри по одному из прямоугольников. — Три сердца «Хазара».

Система соединений и расположений трех «Харонов» была такова, что «яйца» как бы «не хранились в одной корзине». Пока был целым хотя бы один из «Харонов», хронодвигатель мог действовать. В «Харонах» содержалось антимолекулярное лабораторное вещество трех спиралевидных полярностей.

— Завтра, — похлопал Джон Карри по второму прямоугольнику, — сюда поступит импульс от «Пульсар-Нейтрино» из «7А-Опал» и оплодотворит «Харонов». Затем, — он похлопал по третьему матово-серебристому прямоугольнику, — сработает системный накопитель, и как только отсчетное время замрет на команде «Старт», наш кочевник войдет в петлю времени, то есть энергия скорости 210 километров в секунду, достигаемая за счет бафометина, — объяснил он штурману, — на одну минуту нейтрализуется оплодотворенным «звездным сперматозоидом» антимолекулярным веществом из «Харонов», и «Хазар» в эту минуту, за которую он должен преодолеть двенадцать тысяч шестьсот километров, застынет на месте. Таким образом вокруг него и создастся петля, я бы даже сказал, «праща» времени, которая бросит нас на шестьсот двадцать девять миллионов километров вперед то есть вбросит прямо на орбиту Юпитера.