— У нас же тут как раз шел разговор о коммуникации и отклике, — говорит Эгиль, — и я не хотел, чтобы Ингве попал в ту же неприятную ситуацию, что была тогда с Кимом. А кроме того, — говорит он, уже обращаясь к Ингве, — скажи, раз уж у нас зашел разговор, как тебя зовут — Ингве или Трюгве? Я как-то вдруг засомневался. Так как же тебя звать?

Это сложная форма психической усталости. Я уже читал, что такое бывает. Об этом в одном из своих интервью говорил Тур Хейердал. Он называет это «экспедиционной горячкой». Когда люди длительное время живут рядом, в тесном общении в условиях необитаемой местности, это влияет на их ментальность. Хейердал говорит: «В одной из своих наиболее продолжительных экспедиций я столкнулся с тем, что самый дружелюбный и легкий в общении человек, какой только когда-либо становился членом моей команды и который остается таким же и по сей день, вдруг стал совершенно несносным. Он сделался угрюмым и раздражительным».

В этом же интервью Хейердал сказал, что опытный руководитель должен всегда быть начеку, имея в виду такую опасность. А руководитель — я. Я тотчас же обратил на это внимание.

— Ну и что опять не так? — упрямо говорит Эгиль.

Ингве не опускается до ответа.

— Так как же тебя звать — Трюгве? — спрашивает Эгиль злорадным тоном.

Для Ингве это удар по самым глубинам психики.

— Перестань, — говорит Руар. — Довольно тебе.

Но Эгиль не отстает.

— Извиняюсь, конечно, — говорит он, — запутаться так легко. Согласитесь, эти имена очень похожи. Страсть как похожи.

Я рад, что скоро мы уезжаем домой. Если так будет продолжаться, то мы все поголовно станем жертвами экспедиционной лихорадки. По сравнению с Хейердалом и его командой мы не так уж и много времени провели в экспедиции. Но для нас с лихвой хватило. Мы привыкли к совершенно другой жизни. А вдобавок и исследовательская работа окончательно сошла на нет. Мы не сдвигаемся ни на шаг. Мы выдохлись. И кофе у нас совсем не осталось, и ни единой сигареты. Мы с Мартином вот уже несколько дней стреляем у Мии самокрутки.

Мии радушен и щедр и, кажется, нисколько не обижается. В благодарность Мартин отдал ему «Библейский код» в его полное распоряжение. А я подарил ему стеклянные бусы. Да нет, шучу, я подарил ему летающую тарелку фрисби.

Мы непрестанно высматриваем, не покажется ли судно. Мы играем в бадминтон, боулинг и ятзы и то и дело с тоской поглядываем на море. Хорошая штука — судно! Корабли наводят мосты между людьми и населенными пунктами. Иногда между необитаемыми островами и вполне обитаемыми землями. И это великое благо. Вот все говорят о колесе, какая это нужная вещь. Колесо — вещь, конечно, отличная. Круглая и отличная. Но по сравнению с морским судном оно ерунда. У судна ход такой плавный, а главное, оно справляется со стихией, для человека недоступной. Для человека эта стихия смертельна. А колесо только помогает нам немного быстрее передвигаться по суше, чем мы ходим пешком. Но зато судно может потонуть. Такое вот «но»! Впрочем, колеса ведь держатся на плаву. Когда судно тонет, люди цепляются за красно-белые спасательные круги. Для судна это, должно быть, выглядит иронией судьбы. А кроме того, суда частенько заставляют себе долго ждать. Наше судно, например, не торопится к нам. И Эгиль дошел до последней черты. Он хочет, чтобы я позвонил в судоходную компанию на Раротонгу и как следует их отчихвостил.

— Мы же можем построить плот, — говорит Эгиль, — и вернуться в цивилизованный мир собственными силами.

— Нет, не можем. — И я объясняю ему почему.

Во-первых, у Эгиля сейчас экспедиционная горячка, и он не в состоянии принять ситуацию такой, как она есть. В нем идет непрестанная борьба между тем, что есть в реальности, и тем, что должно быть, и потому он в невменяемом состоянии. Во-вторых, мы не знаем, как строятся плоты, а в-третьих, это слишком опасно. Плот — не для таких, как мы. Вот лодки, автобусы, автомобили и велосипеды — это да, а плоты — нет. От плотов нам лучше держаться подальше. Плоты — для таких, как Хейердал. И для детей во время каникул, чтобы плавать в пруду.

Эвен лежит в своем гамаке в остром припадке тоски по цивилизации. Он вовсе не обязательно стремится домой, а просто туда, где есть цивилизация: грохот машин, движение на дорогах, шум и суета. А еще — вечернее сидение перед телевизором с родителями. У них там много каналов, и Эгиль, пока жил дома, вовсю ими пользовался. Разница существенная. Для Эвена хороший вечер перед телевизором — это непрерывное скакание по каналам в поисках чего-нибудь интересного. Идеальный случай — когда по какому-нибудь каналу идет хороший фильм, на MTV показывают хорошие видеоклипы, на Евроспорте — теннисный матч и последние новости — на CNN. Тут важно успеть переключиться в нужный момент, чтобы не смотреть того, что неинтересно. Идеальная удача — это если ты, например, угадаешь в нужный момент поменять CNN на MTV и попадешь на начало любимого видеоклипа, пропустив вступление. Это каждый раз незабываемая радость. И еще Эвен вспоминает, как здорово было, когда он гостил у приятеля, который в прошлом году учился в Англии. Они ходили развлекаться, пили пиво и вот возвращаются домой на ночном автобусе, на заднем сиденье на самом верху. Когда автобус затормозил на остановке, они увидели, как какой-то парень мчится бегом, чтобы успеть на этот рейс. Он чуть-чуть не успел. И когда стало ясно, что он не успеет, Эвен с приятелем показали бедняге поднятый вверх палец, хотя тот вовсе этого не заслуживал. Их выходка была вызвана молодым веселым задором, они вовсе не имели в виду ничего плохого, но как приятно иногда показать кому-то палец! Цивилизация — сложная штука. Она без труда вмещает и такие поступки. Эвен соскучился по сложности. Она для него гораздо понятнее, чем необитаемые острова.

Кима меньше всех тянет домой. Ему тут хорошо. Мог бы остаться и еще. Дома ждут заказные письма от администрации, ведающей альтернативной гражданской службой. Ким никак не может смириться с мыслью, что ему придется потратить четырнадцать, или сколько там положено, месяцев жизни, чтобы отбывать повинность на гражданской службе. Дурацкая система! Если они не сцапают его до Нового 2000 года, он спасен, думает Ким, считая, что в эту ночь их банки данных полетят к чертовой матери и случится это ни секундой раньше. Тогда ему не придется становиться рядовым номер такой-то, а можно будет продолжать прежнюю жизнь. Заниматься ковром типа ковра из Байё, который должен все расставить по местам. Это очень заманчиво. А до тех пор он бы прекрасно мог оставаться здесь. Сидеть на берегу и смотреть, как монотонной чередой беспрестанно набегают волны.

Эгиль вставляет, что не бывает двух одинаковых волн, но Ким говорит, что сарказмом его не возьмешь.

— Ты хотя бы возразил, что они похожи одна на другую, — говорит Эгиль. — У волн есть общие черты.

— Да, есть, — соглашается Ким.

— И когда же наконец мы увидим твой ковер? — спрашивает Эгиль.

— Когда будет готов, — говорит Ким.

— А когда он будет готов?

Ким отвечает: поживем — увидим. Современная жизнь все время меняется, и эскизы ковра тоже меняются. В каком-то смысле ковер задуман так, чтобы на нем было представлено все, что есть, так что идеальный ковер должен быть выполнен в масштабе один к одному с окружающим миром. Но это, разумеется, невозможно. И это затрудняет процесс. Что включить в эскиз, а что опустить? Кима мучают такие вопросы. Он не начнет работы над вышивкой, пока общая ситуация на земле не станет более отчетливой.

— А когда это будет?

— Это никому не известно, — говорит Ким.

Но у него, дескать, есть время. Впереди целая жизнь. А если он не успеет закончить, то кто-нибудь завершит начатое им. На свете всегда находится кто-нибудь другой. Этим наш свет и хорош.

Ингве недоволен своими успехами на сценарном фронте. Планы у него были написать здесь по меньшей мере один сценарий игрового фильма, но он даже и не начал работу. Не слишком доволен он и своими сюжетами. Он говорит, что позволил себе расслабиться. Попросту он бездельничал. Он-то думал, что творческие идеи так и нахлынут, как только у него будет время подумать, однако этого не случилось. То и дело отвлекают насущные заботы. Но вот сегодня с утра, как только он проснулся и увидел, что Руар вынимает щепотку жевательного табака, его вдруг осенила забавная идейка. Жевательный табак ведь очень дорог в Норвегии и совсем дешев в Швеции. Что, если написать такой сценарий, в котором любитель жевательного табака отправляется через горы на лыжах с санками за табаком и, нагрузив полные сани, везет груз домой, в Норвегию, сквозь метель и прочее… На его след нападает полиция и гоняется за ним в горах, он мечется туда и сюда, прячется в амбаре на хуторе у какой-то вдовы, а если у вдовы будет дочка, то вот, пожалуй, и завязка сюжета.