Он невозмутимо смотрел в изумленные глаза Аликс:

— Да-да, именно так я думаю. Бриндизи, ваш общий друг, принес вам новости о Микеле и предложил отвезти вас к нему. Вы согласились. А мне солгали, потому что обещали Микеле не выдавать его. Так?

Аликс была потрясена:

— Но это невозможно! Вы не могли догадаться, вы просто знали!

Леоне утвердительно кивнул.

— Но как вы узнали? И когда?

— Несколько недель назад. Прежде всего, посредством неких умозаключений. Во-первых, счет в банке. У Микеле кончились деньги. Что он в этом случае должен был предпринять? Найти работу. Но какую? Работа на фирме ему не подходит — он просто никогда не обучался ничему подобному. Тогда что же? То, что он умеет лучше всего. Стало быть, скорее всего любая работа с лошадьми. Такая работа приносит немалый доход в летний сезон. Я очертил круг радиусом в пятьдесят километров вокруг города, нанял двух агентов, которые должны были прочесать все имеющиеся конюшни в этом диапазоне, и стаи ждать результата. Конечно, это был дальний прицел, но он попал в точку. В одной из трех конюшен Браччиано нашелся Микеле. — Леоне сделал паузу. — Впрочем, я предпринял и другие шаги: навел кое-какие справки и обнаружил, что Микеле к тому же женился.

— Вы знали и это?! И кто его жена, тоже знаете?

— Нет. А вы?

— А я знаю. Ее зовут Баптиста. Мне довелось присутствовать при ее знакомстве с Микеле. Он говорит, что влюбился в нее с первого взгляда. Она училась в балетной школе, подрабатывала в кордебалете и продавала цветы на площади Испании, чтобы заплатить за учебу. Она родом из Неаполя, ее отец служащий.

— И?..

— И похоже, она очень хороший человек. Простая и очень естественная в общении. При этом она обладает невероятным чувством собственного достоинства, которое я затрудняюсь описать. Это не самоуверенность, нет. А скорее величие — так было бы правильнее сказать. Я видела ее всего дважды: один раз — в рабочем переднике, другой — в скромном сарафанчике, но оба раза она держалась как настоящая королева. Похоже, они с Микеле очень любят друг друга. Он слушается ее беспрекословно, хотя она вовсе не похожа на тех девушек, которые ему, по его словам, всегда нравились. Но вы… Вы знали почти все это и тем не менее не предприняли попытки вернуть Микеле домой?

— И сейчас не собираюсь.

— Но почему? Я не понимаю! Ведь его мать…

— Мачеха чувствует себя вполне хорошо. Благодаря вам.

— Но она по-прежнему ждет новостей о Микеле! Можно ей хотя бы узнать, где он и что нашел свое счастье?

— Микеле предстоит потверже укрепиться на собственных ногах. Он появится здесь, когда сочтет, что настало время.

Аликс не верила своим ушам:

— Необычно слышать это от вас.

— Да, понимаю. — Леоне подошел к окну. — Как ни странно, но я вынужден был принять это как само собой разумеющееся. Я имею право распоряжаться своей судьбой, но не судьбою других людей. Это ваши слова, Аликс. Я всего лишь цитирую. Думаю, вы и сами не подозревали тогда, насколько правы, только надеюсь, понимаете, что мне не очень бы хотелось признавать свою неправоту столь многословно.

Аликс была потрясена этим неохотным смирением. Чего оно, должно быть, стоило ему?

— Как вы думаете, быть может, вам следует дать знать Микеле, что вы оставляете решение за ним?

Леоне обернулся:

— А вы как думаете?

— Да, он оценит это. А я по-прежнему волнуюсь за его мать…

Леоне покачал головой:

— Не нужно волноваться. В этом отношении я спокоен — возвращение блудного сына, если Микеле предпримет таковое, должно быть его единоличным решением. — Он снова подошел к постели. — Вы хоть понимаете, что я даже припомнить не могу, когда в последний раз советовался с женщиной? — Он скупо улыбнулся. — Но вы опять станете утверждать, что я обобщаю и притворяюсь циником.

Не дожидаясь ответа, он вышел. Снова откинувшись на подушку, Аликс вдруг почувствовала странное удовлетворение. Даже несмотря на его неожиданный, внезапный уход. Лишь потом она поняла, что оба они не задумывались в тот момент о ее собственном будущем. Ведь с возвращением Микеле ей неизбежно придется покинуть виллу.

Произошло это гораздо раньше, чем она могла предположить. Однажды Аликс подозвали к телефону. Ее спрашивал Леоне, звонивший из своего городского офиса и сообщивший, что только что разговаривал с Микеле.

— Он рассказал мне все — где находится, что нашел работу и женился — и сказал о своем намерении приехать домой и представить матери жену.

— Значит, вы оказались правы, предоставив ему самому принимать решение, — сказала Аликс. — Интересно, что подтолкнуло его к этому? Но вы дали ему свое согласие?

— Конечно, дал, — ответил Леоне. — Только сказал, что хочу сам выбрать время и перед этим посмотреть на его жену.

— И как вы собираетесь поступить? Сами все расскажете его матери или подождете его приезда?

На другом конце провода возникла пауза.

— Тут надо подумать, — сказал Леоне. — Например, как вы относитесь к такой идее, чтобы его мать узнала эту новость от вас?

— От меня?!

— Как будто бы вы получили от Микеле письмо, — продолжал Леоне, рассуждая вслух. — По-моему, от него вполне можно было бы ожидать такого шага. Если бы он действительно бросил вас, он наверняка бы захотел повиниться перед вами и попросить прощения.

Аликс попыталась возразить:

— Вряд ли он стал бы писать мне сюда — скорее всего он бы подумал, что меня тут давно нет.

— Вполне резонно, — ответил Леоне. — Но Микеле мог считать, что мы перешлем вам это письмо, где бы вы ни были. Он мог проявить естественное беспокойство о матери, поинтересоваться у вас, как она себя чувствовала, когда вы якобы покидали виллу, и сообщить, что собирается появиться дома. Думаю, о таком письме вы вполне могли бы сказать моей мачехе.

Аликс растерялась:

— Опять очередное вранье! Пожалуйста, только не это!

— Если это и было бы моей последней просьбой к вам перед тем, как довести начатое до логического конца, думаю, это не помешало бы вам и ей остаться друзьями. Неужели, покинув наш дом, вы поспешили бы забыть о нем навсегда?

— Вы должны знать, что это не так, — сказала Аликс, из последних сил сдерживаясь, чтобы не выдать своих чувств. — И конечно, мне бы хотелось, чтобы синьора думала обо мне хорошо.

— Тогда согласитесь, что эта идея с письмом Микеле послужила бы этой цели наилучшим образом, — убеждал ее Леоне. — И предоставьте все мне. Нас никто не подслушивает?

Аликс сказала, что нет, и в свою очередь попросила:

— Пожалуйста, будьте добры к Баптисте, когда встретитесь с нею!

— Добрее, чем в свое время к вам? — пошутил он.

— Ну, терпимее, что ли… Не так требовательны.

Леоне рассмеялся:

— Не забывайте: она теперь Париджи, и мне придется принять ее такой, какая она есть. У меня нет другого выбора. А что касается требовательности, то, видите ли, в своей работе я привык ожидать лучшего от любого материала, с которым имею дело, — будь то агат, оникс, стекло, золото или хрусталь. Точно так же я никогда не жду от них большего, чем они могут дать мне. И в этом смысле ни один из этих материалов еще ни разу не подвел меня. Поэтому прошу вас, не говорите о требовательности.

— Хорошо, — согласилась Аликс. — Если я вас правильно поняла, во мне вы нашли то, чего ожидали. Хотя, должна признаться, впервые меня называют чьим-то «материалом».

— И вы находите это обидным? Но в моем списке было и золото.

— И что же?

— Золото можно обработать, ему можно придать изящную форму, но после плавки оно всегда остается таким же чистым, без примесей, как и до нее. Но вы, Аликс, думаю, стерпите подобное сравнение. У вас слишком развит инстинкт самосохранения. Если только, конечно, ваша итальянская половина не возьмет верх над английской рассудительностью и вы…

— И я не, начну швыряться предметами? — Аликс была уязвлена.

— Вот именно. Только должен предупредить заранее: я прекрасно справлюсь, если вы начнете неистовствовать и швыряться предметами.