Все они по очереди навещали Каролину, но Уильям был убежден, что ей необходимо чье-то постоянное присутствие, и не переставал нервничать, допекая Каро расспросами о ее самочувствии.

— Дорогой, я никогда еще не чувствовала себя лучше, чем сейчас, — смеялась Каролина. — Но если ты так настаиваешь, Фанни поживет здесь со мной. Она согласна на некоторое время оставить свои занятия с книгами; кроме всего прочего, она достаточно тактична, чтобы в случае твоего приезда дать нам побыть наедине.

Фанни слишком многим была обязана Генриетте и слишком любила Каро и Уильяма, чтобы разочаровать их. В назначенный день она приехала в Брокетт, и последующие несколько месяцев чувствовала себя так, будто бы снова вернулась в детство.

Это время казалось ей даже более безмятежным, ибо сейчас Каролина была умиротворенной и счастливой, как никогда прежде, купаясь в любви мужа и мечтах о своем будущем ребенке.

Она почему-то была совершенно уверена, что у нее родится мальчик, и поэтому совсем не удивилась, когда наконец впервые взяла на руки своего сына.

Взглянув на Уильяма, который с глазами, полными слез, стоял возле ее постели, боясь даже поцеловать ее, она слабо улыбнулась:

— Дурачок! Все было совсем не так страшно, как обычно рассказывают… Похоже, ты боялся даже больше, чем я, ну, признайся? Посмотри на нашего мальчика — я всегда знала, что у нас родится замечательный малыш! Только взгляни, какая у него благородная форма головы, а какие сильные ручки! Давай назовем его Огастесом. А где Фанни? Доктор выдворил ее за дверь, посчитав, что молодая девушка не должна видеть такое, но она наверняка захочет посмотреть на нашего сына.

— Пойду отыщу ее, — едва проговорил Уильям. — Бедняжка, похоже, она перенервничала, и я отправил ее погулять в парк с Чарльзом Эшем. Он специально приехал, чтобы узнать, как ты.

— Он такой милый! — улыбнулась Каро. — А как Сильвия? Он ничего не говорил о ней?

Чарльз Эш жил в поместье Эш-Мэйнор в нескольких милях от Брокетта. Он был на семь лет старше Уильяма, и в то время, когда Каролина еще просиживала долгие часы за уроками в своей классной комнате, уже успел жениться на очаровательной молодой женщине. Оба супруга были частыми гостями в Брокетте, в своем небольшом загородном поместье они растили двоих маленьких сыновей и выглядели вполне счастливой парой.

Сильвия Эш была заядлой любительницей лошадей и превосходной наездницей, но год назад, упав с лошади, она серьезно повредила позвоночник и с тех пор оказалась прикована к постели. Она мужественно переносила свое несчастье, хотя периодически ее мучили сильнейшие боли в спине. Постаревший от горя Чарльз практически все свободное время проводил рядом с Сильвией.

— Если бы это случилось со мной, — внезапно помрачнела Каро, — я бы не вынесла… Я бы наложила на себя руки…

Ее глаза наполнились слезами, но она притворно бодрым тоном поспешно сказала:

— Ну, иди же, приведи сюда Фанни!

Уильям шагал по парку, после нескольких томительных часов ожидания в душной комнате с наслаждением вдыхая свежий воздух полной грудью. Наконец он увидел Фанни и Чарльза: они неторопливо шли ему навстречу по дорожке, о чем-то увлеченно беседуя.

«Да-а… Чарльз выглядит отнюдь не блестяще, — подумал Уильям. — Но они все равно неплохо смотрятся вместе».

Для своих тридцати с хвостиком лет Чарльз Эш действительно выглядел не лучшим образом — исхудавший, бледный и как будто немного выцветший, словно дорогая, но поношенная одежда.

С тех пор, как с Сильвией случилось несчастье, вся его жизнь покатилась под откос — он перестал следить за собой, их некогда милый и уютный дом приобрел запущенный вид, а дети совершенно отбились от рук. И только его обширные земельные угодья по-прежнему содержались в полном порядке — Чарльз всегда относился серьезно к своим обязанностям сквайра[5].

Уильям сообщил парочке замечательную новость, и Фанни тотчас поспешила к Каро.

— Сильвия будет так рада! — сказал Чарльз, поздравив Уильяма с рождением сына. — Она очень привязана к Каро и часто говорит мне, что она сущий ангел… Ведь и недели не проходило, чтобы Каро с Фанни не заглянули к нам, чтобы узнать, как ее дела… Сильвия говорит, что лучшей компании для больного просто не сыскать — Каролина такая хохотушка, все время шутит и никогда не заводит разговоров о религии. Мне иногда кажется, что все наши знакомые в округе считают, что, кроме как о Боге, с моей бедной девочкой уже совершенно не о чем разговаривать.

— Странно, ведь Каро очень религиозна… — задумчиво сказал Уильям. — Это может показаться абсурдным и даже смешным, но она совершенно серьезно полагает, что вера способна свернуть горы. Боюсь, она вобьет себе в голову, что ей необходимо молиться о выздоровлении Сильвии, а когда поймет, что молитвами тут вряд ли поможешь, то впадет в глубокую депрессию…

Чарльз печально улыбнулся:

— Даже самые набожные женщины обычно руководствуются здравым смыслом. Скорее Каро станет возносить молитвы Создателю, прося его о смирении и мужестве для моей Сильвии.

Он немного помолчал, а затем заговорил снова:

— А что бы я делал без Фанни? Она подыскала нам новую экономку с превосходными рекомендациями от леди Холланд и нашла учителя для наших мальчиков, который живет неподалеку и сможет приезжать к нам каждое утро. Я очень надеюсь, когда вы с Каролиной вернетесь в Лондон, Фанни сможет найти время, чтобы хоть иногда навещать Сильвию… Она очень умная и красивая девушка и, как оказалось, прекрасно играет в шахматы, а вот бедняжке Сильвии эта игра никогда не давалась…

— Фанни поступит так, как сочтет нужным, она взрослый человек и сама распоряжается своим временем, — с легким раздражением ответил Уильям.

Ему показалось, что Чарльз Эш более чем неравнодушен к Фанни, и догадаться о причине этого интереса было совсем не сложно: более года Чарльз практически не отходил от постели больной жены. В один миг он потерял возлюбленную, хозяйку своего дома и верного компаньона.

«Неудивительно, — подумал Уильям, — что он увлекся такой красивой и интересной девушкой, как Фанни».

Несколько недель спустя Уильям и Каро вернулись в Лондон. Леди Мельбурн устроила грандиозный прием, чтобы отпраздновать крестины ее первого внука, на котором помимо прочих знатных гостей присутствовал и сам принц Уэльский.

Мельбурн-Хаус торжественно сиял огнями, ребенка передавали из рук на руки, и все в один голос восхищенно утверждали, что мальчик — вылитая копия своего отца.

Леди Мельбурн была, как никогда, ласкова с Каролиной.

— Ты выполнила свой долг, дорогая, и теперь можешь как следует отдохнуть и повеселиться. Ну а через год настанет пора подумать о маленьком братишке или сестренке для нашего прелестного Огастеса.

Рождение первенца наделило Каролину какой-то необыкновенной способностью радоваться, ибо она с невиданным энтузиазмом окунулась в водоворот светских развлечений.

Теперь молодая чета Лэм неизменно появлялась на всех лондонских вечерах и приемах, и Каро снова, как и в детстве, казалось, что время течет слишком быстро, чтобы успеть насладиться этим нескончаемым праздником жизни.

Она была любящей и заботливой матерью, но ребенок находился на попечении целой свиты нянек и кормилиц, и правила хорошего тона предписывали ей только с гордостью демонстрировать дитя знакомым, нежно ворковать и греметь над ним погремушкой.

Все остальное время она целиком посвящала Уильяму. Они вместе читали, разговаривали, ездили в оперу, в театр, играли в карты, принимали участие в домашних спектаклях и чувствовали себя абсолютно счастливыми.

Фанни вела гораздо более скромный образ жизни, по-прежнему посвящая большую часть своего времени занятиям с книгами. Она довольно часто виделась с Каролиной, но последнее время стала ловить себя на мысли, что ощущает себя зрителем, со стороны наблюдающим за пышной карнавальной процессией.