Наконец, когда обустройство апартаментов в Мельбурн-Хаус было доведено до совершенства, за несколько дней до свадьбы, Каро все-таки согласилась взглянуть на свое будущее жилище в сопровождении Уильяма, леди Бесборо и Фанни.

Не было никаких сомнений в том, что леди Мельбурн не пожалела ни времени, ни денег на отделку семейного гнездышка для своего сына — все было по высшему разряду. Она не стала спорить с Каро, когда та заявила, что привезет с собой из дома некоторые предметы обстановки, и, более того, даже предложила будущей невестке самой выбрать расцветку ливрей для своих слуг.

Леди Мельбурн была решительно настроена сделать своего сына счастливым и проявляла к Каро лучшие чувства, на которые только была способна: заваливала ее дорогими подарками, старалась потакать любым ее капризам и прихотям и при всяком удобном случае восхищалась ее умом и красотой. Она знала, что наградой за ее лояльность к невестке будет любовь и признательность Уильяма, и старалась изо всех сил.

В день свадьбы Каро пребывала в полном смятении чувств. Всю ночь она не могла сомкнуть глаз, и, так как церемония была назначена на восемь часов вечера, врач решил дать ей настойку опия, чтобы она смогла немного поспать и набраться сил.

В конце концов Каро все-таки уснула, но сон ее был неспокойным, и когда Фанни около семи часов вечера вошла к ней в комнату, чтобы разбудить ее, то обнаружила ее беспокойно мечущейся во сне, с лицом, залитым слезами.

Проснувшись, Каро прижалась к Фанни и сказала, что ей приснился кошмар. В ее сне леди Мельбурн, одетая в облегающее серебристо-зеленое платье, жестоко насмехалась и глумилась над ней, а когда Каро попятилась и попыталась убежать прочь, под странными одеждами леди Мельбурн что-то зашевелилось, и из выреза ее платья показалась змеиная голова. Леди Мельбурн прижала змею к груди и стала что-то ласково нашептывать ей, не сводя неподвижного взгляда с Каролины, а потом — о ужас! — они обе высунули длинные раздвоенные языки и набросились на Каро.

— Это все опийная настойка, — сказала Фанни, нежно поглаживая Каро по волосам. — Ну, успокойся, это был всего лишь дурной сон, кошмар.

— Это знак, — прошептала Каро. Она все еще дрожала, и слезы по-прежнему текли у нее по щекам. — Меня пугает будущее. У меня такое предчувствие, что должно случиться что-то ужасное и это будет связано с этой женщиной, с леди Мельбурн. Ты же знаешь, что о Ней говорят: она не выносит чужого счастья и всегда старается его разрушить.

— С тобой этого не случится, дорогая. Она слишком любит Уильяма.

— Вот именно! Она слишком любит его и не позволит, чтобы его любил кто-то еще! — безутешно зарыдала Каро.

Понадобились усилия нескольких слуг, чтобы привести Каролину в надлежащий вид для свадебной церемонии, и все это время она не прекращала рыдать. Фанни уже порядком выбилась из сил, утешая невесту и то и дело вытирая ей слезы, и когда в комнату вошла одетая для торжества леди Бесборо, она наконец-то улучила минутку, чтобы ускользнуть к себе и переодеться в свое скромное платье.

Никогда еще Фанни не испытывала к Каро такой любви и нежности, как сейчас, в тот день, который должен был стать для них обеих началом какой-то новой, совершенно другой жизни.

«Какое это, должно быть, блаженство — любить Уильяма и быть любимой им, — думала Фанни, — по сравнению с этим счастьем даже проблемы с его матерью должны казаться сущими пустяками».

Она и в самом деле не видела в леди Мельбурн ничего злодейского. Мать Уильяма была достаточно умной, но вместе с тем ограниченной и пустой женщиной. Она жила в тесном мирке своих собственных интриг и пеклась лишь о том, чтобы, потакая своим мелочным желаниям, не выглядеть дурно в глазах высшего света.

«Если Каро будет достаточно благоразумна и не станет пытаться полностью отобрать у нее Уильяма, то леди Мельбурн вряд ли захочет расстроить их брак», — думала Фанни.

Но сейчас, после нескольких недель сплошных волнений и переживаний, едва ли можно было ожидать от нее благоразумных поступков.

За несколько минут до начала торжества Фанни пришла в голову мысль поговорить с Уильямом. Каролина была уже почти готова, но время начинало поджимать, и жених заметно нервничал.

Церемония должна была состояться в большой гостиной на Кэвендиш-сквер. Гости в ожидании начала торжества наслаждались изысканными закусками а-ля фуршет, огромная зала утопала в цветах. Прибывшие герцог и герцогиня Девонширские вместе с лордом Бесборо исполняли роль хозяев, в то время как Генриетта помогала с последними приготовлениями невесте.

Уильям взял Фанни под локоть и увел ее в одну из дальних комнат.

— Я очень надеюсь, что все пройдет хорошо, но мне почему-то не по себе. Боюсь, Каро в последнюю минуту преподнесет нам какой-нибудь сюрприз. Как она сейчас?

Он посмотрел Фанни прямо в глаза, и она ощутила в сердце сладкую тупую боль. Она любила его так же, как многие юные девушки любят идеал, порожденный их собственным воображением.

— Она сама не своя, — с трудом заставила себя ответить Фанни. — Но, я думаю, если ты пойдешь и побудешь с ней немного наедине, она обязательно успокоится.

Затем она рассказала Уильяму, что Каро приняла опийную настойку, после которой ее мучили беспокойные сны.

— Бедняжка, она до сих пор под впечатлением от этих кошмаров, — сказала Фанни.

— Я позабочусь о ней, как только все это закончится, — ответил Уильям. — Каро всегда терпеть не могла помпезные свадебные церемонии, и я ничуть не виню ее, я прекрасно понимаю, что всего этого вполне достаточно, чтобы свести с ума кого угодно.

— Ей нужно думать только о тебе и о себе самой и забыть обо всем, что происходит вокруг, — сказала Фанни.

— Ты думаешь, она смогла бы?

— Думаю, да. Для этого нужна только ее любовь, а она очень любит тебя, Уильям.

— Я знаю, иногда мне даже кажется, что я не заслуживаю ее любви.

— Ты заслуживаешь гораздо большего! — с внезапным жаром сказала Фанни. — Ты был так великодушен, так бескорыстен, и все эти годы ты ни о чем ее не просил, пока не настало то время, когда ты наконец смог предложить ей руку и сердце! Каро — такая счастливая… Я могу только мечтать… что я…

Она внезапно замолчала, и Уильям улыбнулся, глядя на ее милое личико. Фанни превратилась в красавицу, но ее красота казалась слишком величавой по сравнению с мальчишески задорной миловидностью Каро.

— Ты хотела сказать, что надеешься, что и тебя кто-нибудь полюбит так же сильно? — ласково спросил Уильям.

— Этого никогда не случится.

— Глупенькая! Ты же очень красивая, Фанни, — красивая, умная и добрая! Когда ты встретишь мужчину, который тебе понравится, отправь его ко мне, и я расскажу ему, какая ты замечательная.

— Но ты же ничего обо мне не знаешь, ну, или почти ничего, — неуверенно улыбнувшись, сказала Фанни.

— Я знаю, что ты искренне любила мою Каро все эти годы, и все ее близкие очень тебе за это благодарны, но никто не испытывает к тебе такой благодарности, как я. Когда-то, давным-давно, мы с тобой поклялись друг другу, что будем друзьями, и тогда я пообещал тебе, что стоит тебе только позвать меня, и я в любой момент приду тебе на помощь. Это обещание остается в силе, дорогая, и я благодарю тебя за все, что ты сделала для моей Каро.

Второй раз в жизни она ощутила прикосновение его губ, но теперь она решилась ответить на его поцелуй. Она стояла, обвив руками его шею, и внезапно он уловил тонкий аромат ее волос, почувствовал всю ее нежность и страсть…

— Храни вас обоих Господь… И будьте счастливы, — чуть слышно прошептала Фанни.

Кошмарные видения, родившиеся в одурманенном опием подсознании Каролины, могли бы показаться сущим пустяком по сравнению с тем, что пришлось пережить ее родным во время свадебной церемонии.

Прелестная в своем кружевном белоснежном платье, но бледная, словно цветок лилии, Каро, практически повиснув на руке отца, едва сумела подняться на специально сооруженный по такому случаю алтарь. В течение всей церемонии она дрожала, словно былинка на ветру, и бросала вокруг Перепуганные взгляды. Когда она отвечала на вопросы священника, ее голос был едва слышен, а руки беспрестанно теребили кружевные оборки на платье, будто она хотела разорвать их в клочья.