— Да… — сказала Фанни, отводя взгляд.
— Хотя наверняка лорд Мельбурн знает, что Уильям не его сын. Он же его ни капельки не любит! Зато души не чает в его братьях — Фредерике и Пенистоне и довольно сносно относится к Эмили, хотя и неизвестно, его она дочь или нет. Но Уильяма и Джорджа он всего-навсего терпит, хотя и из них двоих все же отдает предпочтение Джорджу — ведь ни для кого не секрет, что его настоящий отец — не кто иной, как сам принц Уэльский. Бедный принц, для него это настоящая трагедия — все сыновья — незаконнорожденные и единственная дочь от принцессы Каролины, которую он ненавидит!
— А я ненавижу, когда ты начинаешь сплетничать! — сердито заметила Фанни.
— Согласна, сплетничать — это не в моих правилах, — ответила Каро, — и я не люблю скандалов. Но сегодня, когда пришел Уильям, я почему-то подумала о его настоящем отце — лорде Эгремонте. Знаешь, мне кажется, что он — совершенно замечательный человек! Я только один раз была в Петворте, давно, еще до того, как ты к нам переехала, и, знаешь, я была просто в восторге! Ты даже представить себе не можешь, какие сокровища собраны в его доме! Прекрасные картины, миниатюры, целая коллекция эмалей… а какие лошади у него в конюшнях! Ума не приложу, что он нашел в леди Мельбурн — ведь он, похоже, до сих пор не забыл ее. Может быть, он просто благодарен ей за сына — ведь о таком сыне многие могут только мечтать! Я знаю, что не могу выйти за Уильяма, но я все равно обожаю его, хотя мне часто кажется, что он чересчур хорош для меня. Наверное, ему следует благодарить судьбу за то, что я никогда не стану его женой.
В голосе Каролины послышались скорбные нотки, а глаза наполнились слезами.
«Сейчас она такая… настоящая», — подумала Фанни.
— Я испорчу ему жизнь, — продолжала Каро, — ведь Уильям очень добрый и мягкий человек, а ты знаешь лучше, чем кто-либо другой, какой фурией я иногда бываю.
— Тетя Генриетта говорит, что с возрастом это пройдет, — успокоила ее Фанни. — По крайней мере, ты хотя бы стараешься исправиться.
— Исправиться? Раскаянием в своих поступках, как бы дурны они ни были? Или любовью к тебе, и к маме, и к тете Джорджи? Разве этим можно исправить то, что уже содеяно?
— Ну, наверное…
— Звучит не очень убедительно! Помнишь то безумное соглашение, которое мы с тобой заключили несколько лет назад, — что я всегда буду первой, что ты станешь моей Руфью и никогда не будешь осуждать меня?
— Разве я когда-нибудь нарушала его?
— Нет. Ты всегда была добра и терпелива со мной, но мне иногда становится интересно, что же на самом деле творится у тебя в голове.
Фанни пожала плечами, и ее взгляд стал грустным. Она не любила лезть людям в душу, равно как и слишком откровенничать.
— Ничего особенного. Просто Я не строю воздушных замков и не сочиняю различные истории, как ты. Я обычный человек, занятый обычными делами, и у меня просто не хватает времени на то, чтобы анализировать саму себя.
— Мисс Янг говорит, что ты ее лучшая ученица, гораздо более прилежная, чем я. Она считает, что мне следует быть более благоразумной, усердной и трудолюбивой. «Блуждающий огонек» — кажется, так она меня называет? Как мы будем скучать по мисс Янг; и она тоже, конечно, будет скучать по нам, когда выйдет замуж! Она бы вышла за своего школьного учителя еще несколько лет назад, но моя мама уговорила ее остаться у нас до той поры, пока я первый раз не выеду в свет…
Фанни уже давно привыкла к тому, что Каролина могла совершенно неожиданно поменять тему разговора. Отчасти это свойство ее характера даже приносило определенную пользу: так окружающим было намного легче выдерживать ее нескончаемую болтовню.
Но сейчас Фанни думала не об этом. Она мечтала о другой, более спокойной жизни и о гораздо более скромном доме, в котором она наконец могла стать самой собой, а не живой тенью Каролины.
Конечно, Каро частенько бывала совершенно несносной, но Фанни любила ее и всех остальных обитателей Девоншир-Хаус и была искренне благодарна им за ту любовь, которую они дарили ей все эти годы. Но когда она всматривалась в свое будущее, оно казалось ей смутным и темным. Встретит ли она когда-нибудь человека, которого полюбит и захочет назвать своим мужем? Она в этом сомневалась. Еще больше она сомневалась в том, что ей вообще посчастливится выйти замуж. Ни один из тех привлекательных молодых франтов, которых ей так часто доводилось видеть на светских раутах в Девоншир-Хаус, никогда не обратит на нее внимания, а запертая в своей золотой клетке, она вряд ли сумеет обрести другого, более скромного претендента на руку и сердце.
Весной 1802 года Каролина впервые выехала в свет. Ее дебют в обществе был поистине блистательным.
Полная противоположность всем остальным девушкам, обладающая поистине магнетической притягательностью, она быстро обзавелась целой свитой самых разных почитателей. Седовласые отцы семейств, мужчины средних лет, зеленые юнцы и даже большинство представительниц слабого пола — все находили ее просто очаровательной.
Само собой разумеется, нашлись и те — в основном женщины, — кто немедленно подверг Каро самой нещадной критике. «Что? У нее свой особый стиль? Да просто ей не к лицу ни один другой! — говорили они. — С ее жалкими, тощими формами она может претендовать разве что на роль какого-нибудь бесплотного эфирного создания, а вы видели эти ужасные короткие кудряшки?.. Они, конечно, весьма необычны, но ведь это как раз тот тип волос, которые совершенно невозможно отрастить, — ну разве что только до плеч, — вот ей и приходится закалывать их наподобие нимба вокруг своей маленькой головки… Нежный голосок? Если слушать его дольше минуты, он начнет нервировать кого угодно, да и уж больно напоминает жалобное блеяние ягненка…»
В довершение всего кто-то из злопыхателей язвительно и довольно жестоко заметил: «Если леди Каролина на что-то рассчитывает в этой жизни, то ей лучше поторопиться, пока она еще молода, ибо, когда она станет зрелой женщиной, эти так называемые достоинства превратят ее в настоящее посмешище».
Но на каждого хулителя была по меньшей мере целая дюжина тех, кто находил Каро просто неотразимой, и она прекрасно об этом знала.
Теперь с ней рядом не было Белинды Янг, которая обычно так мягко, но настойчиво призывала ее прислушаться к голосу рассудка.
Фанни была младше Каролины на целый год и поэтому продолжала усердно заниматься с преподавателями; иногда Каро врывалась к ней в классную комнату в перерывах между уроками, чтобы поделиться последними новостями.
Она рассказывала о карточных партиях, в которых она выигрывала или проигрывала, по мнению Фанни, просто огромные суммы; о верховых и лодочных прогулках; поездках в театры и на балы, после которых она обычно возвращалась домой не раньше, чем на небе начинали гаснуть последние звезды.
Уильям в конце концов избрал для себя карьеру адвоката и часто отлучался из Лондона по делам.
Однажды вечером Уильям и Каролина, держась за руки и хохоча, ворвались в классную комнату и объявили Фанни, что они только что сбежали с одной ужасно скучной вечеринки в Карлтон-Хаус. Оба отклонили приглашение его высочества под предлогом легкого недомогания, и поэтому до завтрашнего дня им нельзя появляться на людях.
— Но ведь это почти что правда, Фанни, — сказала Каро, — мы не смогли бы вынести подобное испытание. К тому же дает принц этот обед в честь миссис Фитцхерберт — представляешь, они снова помирились! Уж не знаю, как мама все это выдерживает, но лично мне становится просто тошно. Одно блюдо следует за другим, и этот увалень королевских кровей, который ведет себя за столом как неотесанный деревенщина! Я до смерти устала и попросила маму извиниться за меня; останься я за этим ломящимся от еды столом еще хотя бы полчаса, я бы, наверное, начала кричать во весь голос от отчаяния. А бедный Уильям только что вернулся с выездной сессии суда и совершенно вымотан. Его секретарь заболел, и ему пришлось потрудиться за двоих. Уильям, ну почему ты не позволил мне поехать с тобой вместо него? Если бы я надела мужской костюм, никто бы ничего не заметил!
