А десантники все высаживались, зарывались в щели и норы, делали дыры в пластобетоне и проникали в подземные коммуникации и шахты. Они стремились в исследовательские корпуса «Комикона».

Мой истребитель почти погасил скорость перед приземлением и тут же получил еще один удар – который уже по счету. На миг я потерял над «Морским ястребом» власть, и, клюнув носом, с высоты пары десятков метров, он рухнул вниз… Выровнял я его перед соприкосновением с землей. Он, рассыпая во все стороны искры, проскрежетал брюхом о корежащийся под его весом и плавящийся от его температуры пластобетон. И замер, дымясь…

Я перевел дыхание… Поглядел на показатели. Энергобоезапас практически исчерпан. Ходовая часть повреждена. Но ресурс хода – пятьдесят процентов. Маневренность – сорок процентов. Лучше, чем я ожидал. Если сейчас взмою вверх, вполне могу добраться до «Бриза».

До «Бриза»? Нет. Туда мне путь заказан, у меня своя задача.

Я отдал приказ, и колпак кабины распался, чтобы выпустить меня. Кресло освободило меня. Кинул приказ компу. Мне на колени лег контейнер с неприкосновенным запасом на случай высадки на территорию противника – здесь была масса полезных предметов, в том числе плазморазрядник с четырьмя энергетическими кассетами…

Вроде готов.

Я отдал приказ на капсулирование машины, разомкнул контактшлем. Спрыгнул на горячий пластобетон. Пузырь кабины закрылся, и теперь его можно только разрезать, а это нелегко. Открыть его смогу исключительно я один…

– Вперед, – будто подбадривая себя, громко произнес я, На миг все человеческое во мне встрепенулось. Мне захотелось с «плоскости» вверх, пускай в бой, но там все знакомо до мельчайшей детали, там я могу все. Пусть погибну, но в пространстве, а не заплавленный в эту бетонную поверхность. Мне стало так тоскливо, что захотелось взвыть в голос…

Но тут же все будто волной смыло. Непослушные эмоции в который раз просто выключили, и я снова был холоден и готов к действию.

Я взвесил в руке плазморазрядник – не меньше четырех килограммов. И я не мог похвастаться, что хорошо владел им. Ничего… Подсумок с четыремя кассетами прикрепил на пояс. Боезапаса хватит на небольшую войну. Вперед, лейтенант… *** На Дольмене была весна. Ласковый ветер, который создан для того, чтобы уютно шевелить кроны деревьев, сейчас гонял клубы дыма… Я приподнял забрало шлема, и в нос ударили запахи леса, расположенного в сотне метров за моей спиной, смешанные с запахами гари.

Я бегом устремился вперед. Взгляд остановился на раздавленном, будто наступили многотонным башмаком, тяжелом мерканском пехотинце, похожем на старинного рыцаря – в сияющей отражающей броне, с покореженным ракетным ранцем за спиной и кассетами реактивных установок. Операторский шлем слетел, открыв изуродованное лицо. Это было лицо клона. Я не видел никогда их живьем, но по изображениям знал, как они выглядят. Я думал, на лице будет равнодушие… А был страх. И боль…

Как говорил капитан равванских наемников Боль-ген, когда в первый раз мы столкнулись лбами (слова эти я запомнил дословно): «Настоящая война – на „плоскости“. Когда хребет врага хрустит в твоих пальцах. Когда заливаешься его кровью. Когда рвешь его на части».

Что ж. Скорее всего, он был прав. По-настоящему бог войны веселился именно на «плоскости». Именно здесь в ратных забавах есть место и настоящему отчаянию, и удали, и страху, и панике, и воодушевлению…

В космосе по-другому. Гаснут точки. Жмет перегрузка. Дикая боль от настигнувшей тебя квазиживой боевой плазмы. Смерть приходит через технику, в пустоте. Здесь же – кровь, искаженные лица…

Меня кольнуло предчувствие опасности, и я, не долго думая, прыгнул вперед, ударился коленом о вспучившийся белесыми волдырями пластобетон. На месте, где я только что стоял, пластобетон разлетелся брызгами, плазменный шар вращался и врастал в него, оплавляя, обугливая. Меня обдало волной жара.

Без «объема боя», нарисованного компом контактного шлема, я ощущал себя, как на светском рауте без одежды… Я привык перед глазами иметь схему с расстановкой сил. Тут были только глаза, уши… И шестое чувство, работающее сейчас не хуже слуха и зрения.

Я кинулся дальше… Около места моей высадки активных боевых действий не велось, здесь уже прокатились десантники, и часть из них так и осталась лежать. Пластобетон и сооружения были покрыты язвами – следы активного аэрозольного облака, растворяющего предметы получше любой кислоты. Для бронемашин оно неопасно, но может разъесть скаф и комбез, а открытые участки кожи выжигает не хуже плазменного разряда… Тяжелая бронемашина на воздушной подушке лежала на боку, разрезанная пополам, скорее всего, ударом орудий штурмовика. От нее тянуло отвратительным запахом войны – это запах горелой пластмассы, металла и жженого мяса.

Мне некогда оглядываться. Мне надо вперед. Туда, где кипит бой и где десантники пытаются прорваться в «Саармаш», то самое хранилище зловещих тайн «Комикона».

Шарх, что тут творится!

После космических расстояний весь мир сузился до пятачка, И на этом пятачке была безумная концентрация ярости, боли и смерти!

Я рано расслабился. Среди обугленных развалин, вмятин, траншей еще оставались враги. Плазменный шнур задел мой рукав, но не дошел до мяса, потому что я успел упасть и закатиться в яму. Уже падая, в развороте я пальнул в мерканского легкого пехотинца. Он стрелял из-за покореженной металлической платформы, являвшейся недавно частью мощного подъемного механизма. Он мечтал отнять мою жизнь. И открылся. Мой ответный выстрел разворотил ему грудь. И съел треть энергозапаса кассеты…

Я перевел дыхание. И с хрустальной ясностью во мне отозвалась мысль – если я буду продолжать в том же духе, то не выживу и не выполню задание… А следом опять что-то включилось во мне. И я перестал воспринимать грохот, разрывы, огонь, леденящие кровь визги и стремительные движения тел и механизмов вокруг как хаос. Пришло четкое осознание сути и смысла творящегося вокруг…

Знакомое ощущение. Все стало как-то вязко. И время заструилось теперь по-иному, не мерно, как река, а урывками, готовое растянуться в нужный момент резиной или, наоборот, сорваться вперед, как истребитель на старте.

Быстрее. Я должен двигаться еще быстрее…

За моей спиной в паре километров возвышались эвакуационные модули, похожие на плоских рыб, принимающих цвет окружающей среды. Им предстояло унести в космос десант – точнее, то, что от него останется… Но об этом мне не стоит думать…

Меркан почти выбили с поверхности. Везде валялись сожженные, обугленные тела. Сотни тел… Кто-то дико кричал и звал на помощь, проклинал все. Раненый десантник у моих ног о чем-то умолял. Я со скоростью метеора пролетел мимо. Мне не до тебя Шарх все это возьми! Мне надо вперед…

Я иду вперед! У меня есть цель!

Передо мной бежали двое десантников, умело используя укрытия. Но это им не помогло. Одного срезали выстрелом с желтого хрустального корпуса в двух километрах от нас. Другой напоролся на стайку «пчел» – микроскопических иголок – автоматов-убийц. Нейтрализующий аэрозоль в автоматическом распылителе у десантника закончился, и две «пчелы» впились в него, разворотив грудь.

Дальше! Меня это не касается!

Потом я увидел, как из-под земли, подобно самому шарху, вырос тяжелый мерканский пехотинец, похожий на того, раздавленного. Только этот был целый, во всей красе. Эдакий наземный истребитель. На броне отражаются лучи яркого солнца, светящего в голубом небе, и красные отблески горящего здания справа. Массивный сферический шлем с черным в золотых проблесках выступающим забралом полностью скрывает лицо. Смесь электронных мозгов и человека. Когда он устремлен на свою жертву, то не оставляет ей ни единого шанса. Сейчас его жертвой должен был стать я Тяжелый пехотинец всегда успевает стрелять раньше… Он уже целится в меня, а мне еще надо повернуть к нему ствол разрядника. Ему нужно одно нажатие на пластину. Мне нужно совершить слишком много действий. У него все преимущества…