Селия прочла Сиднея и Беатрису Вебб[3], Шоу и Уэллса и обнаружила, что их взгляды на социальную несправедливость кажутся ей вполне разумными. Они с Оливером решили, что на следующих выборах будут голосовать за лейбористов, и проводили долгие вечера в маленькой гостиной на первом этаже дома на Чейни-уок, беседуя о распространении идей социализма, ведущей роли государства в деле улучшения жизни простого народа и о том, как справиться с нищетой, которая подпитывала благополучие высшего и среднего классов общества. Восприятие всего этого – по крайней мере Селией – носило в основном эмоциональный характер и представало как часть стихийного отрыва от своих корней, как открытие нового мира, который манил ее сердце идеалистки.

Но Селии также хотелось делать нечто большее, чем просто заниматься хозяйством и ребенком, ее непосредственное окружение казалось ей слишком скучным. Сплетни, кроме разве что самых утонченных, наводили на нее тоску, карты она ненавидела, даже хождение по магазинам ей надоело. И хотя ей нравилось развлекаться и устраивать званые обеды, все это едва заполняло ее дни и уж конечно не давало пищи для мозгов. Точно так же она воспринимала игры с Джайлзом.

В то же время образ жизни Оливера казался Селии очень заманчивым. Она читала все литературные обозрения в газетах и журналах, а когда Литтоны устраивали прием в честь какого-нибудь автора или начинали издание новой книжной серии, она бывала на седьмом небе от счастья. Селия любила беседовать с писателями, в них ей нравилась забавная смесь самоуверенности и робости. Она никогда не уставала слушать их рассказы о том, как они пишут книги, откуда черпают идеи и что ими движет. Столь же интересными казались ей художники-иллюстраторы. Селия обладала острым видением, особенно привлекала ее смена направлений в дизайне. Часто вместо того, чтобы отправиться на очередной чайный прием, Селия бродила по залам Музея Виктории и Альберта или Галереи Тейт. Она прочла книги о творчестве знаменитых модернистов – Обри Бердслея и Болдини; кое-кого из современных художников, таких как Джон Огастес и Дюшан, она знала лично. И, кроме того, она любила сам издательский дом «Литтонс» – большое, внушительное здание на Патерностер-роу, с его огромным холлом, ведущим в несколько неопрятных, пыльных помещений с побитыми письменными столами, за которыми трудились Оливер, Маргарет и другие старшие сотрудники. Это место являлось и библиотекой и офисом одновременно, начиная с гигантского подвала, где хранились книги и где крошечный деревянный поезд с визгом тащил груженные книгами тележки по металлическим рельсам в дальний конец, к железной винтовой лестнице, которая головокружительно поднималась на всю высоту здания.

Эдгар Литтон к моменту своей смерти был скорее зажиточным, чем богатым: он оставил всего сорок тысяч фунтов, которые требовалось разделить между четырьмя его детьми, зато стоимость издательства была весьма значительна. Активы включали не только книги, как таковые, и «стоимость» авторов, работающих по контракту, но и само здание, которое Эдгар с присущей ему дальновидностью купил на деньги, доставшиеся ему и Маргарет от Джорджа Джексона.

Селии все больше и больше нравилась ММ. Там, где от Маргарет можно было ожидать проявления враждебности и снисходительности, Селия, постоянно вторгаясь в чисто профессиональные отношения, встречала только дружелюбие и искренний интерес к себе. ММ также разделяла новые либеральные взгляды на общество, которые так импонировали Селии в муже. Друзья Литтонов тоже притягивали Селию. Их нельзя было причислить к классической богеме, которая в то время ярко расцвела в Лондоне: по сравнению с богемой их жизнь и занятия носили слишком уж коммерческий характер. Эти люди отличались высоким интеллектом, свободно мыслили, ценили острую беседу и высказывали мнения и взгляды, которые просто убили бы Бекенхемов. После встреч с такими людьми – писателями, художниками, преподавателями, другими издателями – те, с кем Селия общалась повседневно, казались ей ущербными и невыносимо скучными. Это-то и послужило косвенной причиной того, что подсвечник с грохотом ударился о дверь детской.

– Я хочу работать, – сказала Селия Оливеру, – хочу дать пищу мозгам. По-моему, ты должен разрешить мне работать в твоем издательстве.

Когда Селия впервые обратилась с подобным предложением, Оливер был просто поражен, хотя многие женщины, с которыми он сам знакомил ее, зарабатывали на жизнь самостоятельно.

– Но ты моя жена, – сказал он, с грустью глядя на нее. – Я хочу, чтобы ты заботилась о нашем сыне и находилась дома, а не в грубом мире дельцов от печати.

Селия ответила, что этот мир вовсе не кажется ей грубым, и попыталась обсудить с мужем этот вопрос.

– У тебя нет женщин в редакционном отделе, а я думаю, что это плохо. Возможно, вначале от меня будет не так уж много пользы, но я быстро всему научусь. Мне так хотелось бы работать рядом с тобой, милый, быть частью твоей жизни, а не просто домохозяйкой.

Оливер еще более обиженным тоном сказал ей, что он очень сожалеет, если домашняя жизнь кажется ей такой скучной. Селия ответила: посидел бы он сам целыми днями дома, так понял бы, о чем она говорит; и ей кажется, что это просто оскорбительно с его стороны считать ее пригодной только для такой жизни. Они еще долго ссорились и помирились только, как всегда, в постели. На какое-то время Селия оставила эту тему, а затем попыталась вернуться к ней – как раз в то самое утро. Реакция Оливера была точно такой же, но на сей раз в его голосе слышалось раздражение.

– Моя дорогая, я тебе уже объяснял, ты – моя жена. И мать моего сына. И…

– И это исключает для меня всякую возможность заниматься чем-то более достойным, нежели следить за стиркой белья и распевать детские песенки, так, что ли?

– Разумеется, нет. Ты же знаешь, что я ценю тебя гораздо выше…

– Так докажи это! Позволь мне проявить свои способности, работая вместе с тобой, я буду стараться на благо издательства…

– Селия, это просто слова. Ты ничего не понимаешь в издательском деле.

– Я научусь.

– Это не так просто, как тебе кажется, – твердо сказал Оливер, и Селия поняла, что он перешел к обороне. Это ее позабавило и одновременно раздосадовало.

– Ты просто считаешь меня глупой.

– Нет, разумеется, я так не считаю. Но…

– Тогда почему нет? Потому что я – твоя жена?

– Ну… да. Да, ты права.

– И это единственная причина?

– Я…

– Оливер, это единственная причина?

– Селия, я не хочу, чтобы ты занималась чем-то вне дома.

– А почему?

– Потому что хочу, чтобы ты была мне поддержкой именно в доме. Это гораздо более ценно.

– Значит, жена, по-твоему, не должна работать, так?

Он замялся, а затем очень жестко сказал:

– Да. Да, именно так. А теперь мне пора, – и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

Немного позже в тот же день в кабинет Оливера вошла Маргарет.

– Я хочу с тобой поговорить, – сказала она.

– Да? О чем?

– О Селии.

– О Селии? Если она говорила с тобой…

– Да, говорила, – спокойно произнесла ММ. – Это запрещено?

– Говорили о том, чтобы она работала здесь? Я уже ей сказал: я этого не потерплю. Незачем беспокоить еще и тебя.

– Оливер, твой тон подозрительно напоминает лорда Бекенхема, – заявила ММ. – Я тебе удивляюсь. Селия имеет полное право звонить мне, если ей этого хочется. Она не твоя собственность, и надеюсь, ты и сам так не считаешь. Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь. Селия даже не упоминала о работе в издательстве. Она просто позвонила мне и сказала, что думала о письмах королевы Виктории, которые собирается опубликовать Джон Марри. Я ответила, что считаю это потрясающе удачным ходом. И тогда она предложила нам издать биографию королевы, чтобы подстроиться под него. Ей кажется, что мы могли бы извлечь огромную выгоду из публичного анонса, который Марри сделал для своей публикации. Думаю, Селия обнаружила редкую комбинацию редакторского и коммерческого чутья. Это замечательная идея, и я убеждена, что ее стоит принять. А если Селия вдруг действительно захочет работать с нами, я первая буду «за». Было бы глупо отказывать ей. Тебе, вероятно, стоит подумать, кому поручить написание этой книги. По-моему, нужно скорее запускать ее в работу. Ты же не собираешься зарубить эту идею только из-за своих старомодных взглядов на жен и на то, где их место… Надеюсь, ты не считаешь, что я наношу удар по твоей семье. Право, Оливер, я тебе поражаюсь.