Не лучшая форма для невесты – почти три месяца беременности; однако, не случись этого, отец ни за что не позволил бы ей выйти за Оливера. То была отчаянная мера, но она сработала. Селия знала, что сработает. Ко всему прочему, она была рада, что забеременела – это же здорово!
Новобрачных благословили и торжественно провели в ризницу ставить подписи под актом регистрации. Селия почувствовала, как Оливер взял ее за руку, и мельком оглянулась через плечо на идущих следом гостей. Вот ее родители. Отец, этакий строгий старый лицемер: Селия росла, наблюдая, как хорошеньких горничных одну за другой выпроваживали из дома. Мать с ее непроницаемой улыбкой. Старый, больной отец Оливера, опершийся на трость, его поддерживает под руку сестра Оливера, Маргарет. Следом за ними два брата Оливера: Роберт, натянуто-строгий и чопорный, и Джек, самый младший, красивый до нелепости, с огромными синими глазами, сверкающими по сторонам в поисках хорошеньких девичьих мордашек. За ними – остальные гости, их немного: только близкие друзья и члены обоих семейств. И уж конечно, не обошлось без обитателей деревни и поместья, которые никак не могли упустить случай поглазеть на торжество. Селия знала: более всего мать удручало то, что свадьба далеко не такая шикарная, какая была у ее сестры Каролины, с тремя сотнями гостей в храме Святой Маргариты в Вестминстере, – всего лишь скромная церемония в сельской церкви. Ну и пусть. Ей абсолютно все равно. Она вышла замуж за Оливера. Она добилась своего.
– И речи не может быть о том, чтобы ты вышла за него замуж, – заявила тогда мать Селии. – У него нет ни денег, ни положения в обществе, даже дома у него нет. Отец и слышать об этом не желает.
Однако отец об этом все же слышал – о ее желании выйти замуж за Оливера, Селия сама заставила его слушать. Но он повторил то же, что сказала мать:
– Нелепо портить себе жизнь. Тебе нужен достойный брак, Селия, с человеком нашего класса, с тем, кто мог бы обеспечить тебе подобающий образ жизни.
Селия сказала, что ей не нужен достойный брак, что ей нужен брак с Оливером, потому что она любит его и у него прекрасное будущее, а его отец – владелец преуспевающего издательского дома в Лондоне, который со временем перейдет к Оливеру.
– Преуспевающего?! – фыркнул отец. – Глупости! Будь он таковым, не жили бы они в Хэмпстеде. Ему некуда податься. Нет, дорогая, – заключил отец – ведь он обожал ее, младшенькую дочку, поздний цветок своей жизни, – найди кого-нибудь более подходящего и выходи себе, пожалуйста, хоть завтра. Я прекрасно понимаю, что тебе нужно: дом, муж, дети – это нормально. Я и не думаю тебя удерживать. Но ты должна найти себе человека, который составит с тобой хорошую пару. А тот парень даже верхом не ездит.
Последнее окончательно добило Селию. Она вышла из себя, раскричалась и поклялась, что никогда не пойдет замуж ни за кого другого, кроме Оливера. В ответ родители тоже злились и шумели, уверяя, что она просто смешна и сама толком не понимает, о чем говорит. Да она даже понятия не имеет о том, что такое брак, какое это серьезное, ответственное дело, а не просто дурацкое представление о какой-то там любви.
– Слишком ее переоценивают, эту любовь, – резко сказала мать. – Любовь скоротечна, Селия, и это вовсе не то, о чем ты толкуешь. А когда любовь проходит, требуется нечто совершенно иное, поверь. Например, приличный дом, где можно растить детей. Брак – это бизнес, и наиболее удачен он тогда, когда обе стороны воспринимают его именно так.
Селии было всего восемнадцать лет, когда она встретила Оливера Литтона. Она увидела его в противоположном конце зала на одной из лондонских вечеринок, которую устраивал кто-то из богемных приятелей ее сестры, и безнадежно влюбилась в него еще до того, как они успели сказать друг другу хотя бы слово. Позже, пытаясь осмыслить это ощущение, объяснить его себе самой, Селия помнила только, что тогда ею овладело сильнейшее волнение и потрясло до глубины души. В одно мгновение она стала другим человеком, словно жизнь ее вдруг навели на резкость, сфокусировали. Сначала это была эмоциональная реакция на Оливера, желание постоянно находиться с ним рядом. Но все сводилось не только к физическому влечению, которое ей случалось испытывать и раньше. Несомненно, Оливер был чрезвычайно хорош собой, высок и серьезен, даже немного мрачноват; у него были светлые волосы, синие глаза и веселая улыбка, которая совершенно преображала его лицо, не просто смягчая, а придавая ему выражение легкой веселости и даже игривости.
Но Оливер был не просто красив – он был обаятелен, с прекрасными манерами, очень интеллигентен и говорить мог о гораздо более интересных вещах, чем все прочие молодые люди, с которыми Селии доводилось встречаться: о литературе, театре и художественных выставках. Оливер спросил, бывала ли Селия во Флоренции и Париже, и, когда она ответила, что бывала, поинтересовался, какие галереи ей больше всего понравились. Кроме того – и это показалось ей самым замечательным, – он беседовал с ней так, словно она была так же умна и начитанна, как и он сам. Селия принадлежала к тому классу общества, где девушки получали домашнее образование под руководством гувернанток, и ее совершенно покорило подобное обращение. Родители воспитывали ее в соответствии с единственным стандартом, который считали незыблемым: замуж надо выходить за представителя своего класса и вести точно такой же образ жизни, какой ведут все замужние женщины этого класса, то есть управлять домом и заботиться о своем семействе. Но с той минуты, как Селия увидела Оливера Литтона, она поняла, что ей нужно совсем другое.
Селия была младшей дочерью в семье, принадлежавшей к старинному благочестивому роду. Бекенхемы вели родословную с XVI века, о чем мать Селии, графиня Бекенхем, любила рассказывать всем и каждому. Им принадлежал великолепный дом XVII века и поместье Эшингем в Бакингемшире, неподалеку от Биконсфилда, а также очень красивый особняк в Мейфэре, на Чарльз-стрит. Бекенхемы были невероятно богаты, и их заботы сводились лишь к тому, чтобы поддерживать поместье, сберегать доходы и наслаждаться жизнью, преимущественно сельской. Лорд Бекенхем держал при доме ферму, зимой он любил поохотиться, а летом порыбачить. Леди Бекенхем предпочитала общество, как в Лондоне, так и в деревне. Она ездила верхом, играла в карты, командовала прислугой и – гораздо менее охотно – следила за поддержанием в приличном состоянии своего обширного гардероба. Книги, подобно картинам, воспринимались Бекенхемами как украшение интерьера и ценились более за стоимость, нежели за содержание. Беседы за обеденным столом вращались вокруг их собственных житейских проблем и не касались отвлеченных тем вроде искусства, литературы или философии.
И когда дочь Бекенхемов открыто заявила родителям, что она – через какие-то три месяца знакомства! – влюблена в молодого человека, который, по семейным стандартам, был разве что не нищим и в той же мере чуждым им, как какой-нибудь зулусский дикарь, все домашние просто перепугались.
Селия понимала, что родители вполне серьезно встали в оппозицию к ее намерениям. Она думала, что сможет выйти за Оливера, когда ей исполнится двадцать один год, но это было так бесконечно далеко, через целых три года. И вот как-то ночью, опухшими от слез глазами глядя в темноту из окна своей спальни и ломая голову, что же ей делать, Селия неожиданно нашла выход. Поразительно простой выход, при мысли о котором у нее перехватило дыхание. Она забеременеет, и тогда родителям придется дать согласие на этот брак. Чем больше Селия размышляла, тем более приемлемой казалась ей эта идея. Единственной альтернативой было сбежать из дома, но этот вариант Оливер отверг мягко, но решительно:
– Подобный поступок причинит много волнений и твоей, и моей семье. Я не хочу, чтобы мы строили нашу совместную жизнь на неприятностях других людей.
Мягкость Оливера была лишь одним из множества достоинств, которые Селия так любила в нем.
