Ее голос стих, и повисла напряженная пауза. Саффи наблюдала за мной, в ее глазах крылись невысказанные чувства, и я догадалась, что ее тяготит не только забота о сестре. На ее лице было написано что-то еще, особенно когда она вновь взглянула на Перси. Страх – осознала я. Они были напуганы, обе.
Тогда я посмотрела на Юнипер, которая пряталась за скрещенными руками. Мне показалось или она стояла особенно тихо, внимательно слушая, ожидая, как я отреагирую, что им отвечу?
Я мужественно улыбнулась, наивно надеясь, что улыбка сойдет за небрежную, и пожала плечами:
– Да мы особо не общались. Я просто восхищалась ее прелестным платьем.
Окружающий воздух словно сдвинулся от облегчения, испытанного близнецами. Профиль Юнипер ничуть не изменился, и в мою душу закралось смутное, странное подозрение, что я совершила ошибку. Возможно, мне следовало быть честной, пересказать близнецам признание Юнипер, причину ее расстройства. Но я до сих пор не упомянула о своей маме и ее эвакуации и сомневалась, что смогу подобрать нужные слова…
– Мэрилин Кенар приехала, – резко сообщила Перси.
– Ну почему все вечно происходит одновременно? – посетовала Саффи.
– Она отвезет вас обратно в фермерский дом. Говорит, вам пора в Лондон.
– Да, – подтвердила я.
Слава богу!
– Очень жаль, – заметила Саффи; благодаря неподдельным усилиям и, полагаю, годам практики ее голос прозвучал совершенно обыденно. – Мы собирались предложить вам чашечку чая. У нас так мало гостей.
– В следующий раз, – пообещала Перси.
– Да, – добавила Саффи. – В следующий раз.
Маловероятно, что пригласят.
– Спасибо за экскурсию…
Перси повела меня назад по таинственному пути, к миссис Кенар и нормальной жизни, а Саффи и Юнипер удалились в противоположном направлении, их голоса катились вдоль каменных стен.
– Прости, Саффи, прости, прости, прости. Я просто… я забыла…
Слова перешли в рыдания. Плач был таким горьким, что мне захотелось зажать уши.
– Дорогая, ни к чему так расстраиваться.
– Но я совершила ужасный поступок, Саффи. Ужасный, ужасный поступок.
– Чепуха, милочка, выкинь это из головы. Пойдем выпьем чая?
От терпения и доброты в голосе Саффи у меня сжалось сердце. Пожалуй, именно тогда я впервые осознала, как бесконечно долго они с Перси рассыпались в подобных заверениях, стирали беспокойство со стареющего лба своей младшей сестры с той же самой рассудительной заботой, какую родители выказывают детям, но без надежды, что с годами бремя станет легче.
– Мы переоденем тебя во что-нибудь удобное, и все вместе выпьем чая. Ты, я и Перси. После чашечки хорошего крепкого чая все выглядит намного проще, не правда ли?
Миссис Кенар ждала под куполообразным потолком у входа в замок, изнемогая от груза вины. Она рассыпалась в извинениях перед Перси Блайт, страдальчески гримасничая и понося несчастных, ничего не подозревающих деревенских жителей, которые ее задержали.
– Успокойтесь, миссис Кенар, – произнесла Перси повелительным тоном, словно викторианская няня обратилась к надоедливому подопечному. – Я с удовольствием провела экскурсию сама.
– Ну конечно, не сомневаюсь. В память о былых временах. Полагаю, вам понравилось…
– Именно.
– Такая жалость, что экскурсии закончились. Конечно, это вполне естественно, и вы с мисс Саффи молодцы, что проводили их так долго, особенно учитывая, что вам приходится столько…
– Да-да. – Перси Блайт выпрямилась, и я внезапно поняла, что она не любит миссис Кенар. – А теперь прошу меня простить.
Она кивнула в сторону открытой двери, мир за которой казался более ярким, шумным и стремительным, чем когда я покинула его.
– Спасибо, – успела вставить я, – что показали мне свой прекрасный дом.
Перси разглядывала меня на мгновение дольше, чем требовалось, затем пошла прочь по коридору, тихо постукивая тростью. Через несколько шагов она остановилась и обернулась, почти скрытая завесой полумрака.
– Знаете, он был прекрасен. Давным-давно. Прежде.
1
29 октября 1941 года
Одно было ясно: луны сегодня ночью не будет. Небо, словно вышедшее из-под мастихина художника, катилось густой лавиной серого, белого и желтого. Перси лизнула папиросную бумагу и утрамбовала самокрутку, покатав ее меж пальцев, чтобы не развалилась. Над головой прогудел аэроплан, чужой патрульный самолет, направляющийся вдоль побережья на юг. Разумеется, им надо было кого-то послать, но ему нечего будет докладывать, не в такую ночь, не сейчас.
Прислонившись к фургону, Перси стояла и следила за полетом аэроплана, щурясь по мере того, как коричневое насекомое становилось все меньше и меньше. Она зевнула от напряжения и потерла глаза, пока они приятно не заныли. Когда она снова их открыла, самолета уже не было.
– Эй! Нечего опираться на мой полированный капот и крылья, ты их попортишь.
Перси повернулась и облокотилась о крышу фургона. Дот, усмехаясь, выскочила из станции.
– Скажи спасибо! – крикнула Перси. – Если бы не я, ты бы изнывала от безделья в следующую смену.
– Это точно. Командир заставил бы меня стирать кухонные полотенца.
– Или устроил очередную демонстрацию носилок для старост. – Перси вздернула бровь. – Что может быть лучше?
– Например, штопать шторы затемнения.
– Ужас какой! – поморщилась Перси.
– Поторчишь здесь еще немного – и станешь настоящей рукодельницей, – предостерегла Дот, подходя к Перси. – Все равно больше нечего делать.
– Значит, есть новости?
– Ребята из ВВС только что прислали сообщение. На горизонте чисто, сегодня ничего не будет.
– Как я и подозревала.
– Дело не только в погоде. По словам командира, вонючие боши слишком увлечены походом на Москву, чтобы возиться с нами.
– Ну и глупо. – Перси осмотрела свою сигарету. – Зима наступает быстрее, чем они.
– Полагаю, ты все равно собираешься болтаться поблизости и путаться у нас под ногами – мало ли, фрицы неожиданно скинут рядом бомбу!
– Была такая мысль. – Перси засунула сигарету в карман и перекинула сумку через плечо. – Но я передумала. Сегодня даже вторжение не заставит меня остаться.
Дот широко распахнула глаза:
– Что так? Какой-нибудь красавчик пригласил тебя на танцы?
– Увы, нет! Но событие все равно хорошее.
– Какое же?
Подъехал автобус, и Перси пришлось перекрикивать рев мотора, забираясь в салон.
– Сегодня вечером приезжает моя младшая сестра.
Перси не больше других любила войну, тем более что у нее было множество возможностей лицезреть ее ужасы, и потому никогда и ни за что не говорила вслух о странном зернышке разочарования, которое зрело у нее глубоко внутри с тех пор, как ночные налеты прекратились. Она понимала совершенную нелепость ностальгии по временам смертельной опасности и разрушений. Любые чувства, кроме осторожного оптимизма, были чертовски близки к кощунству, и все же нездоровая ярость мешала ей уснуть в последние месяцы, а уши настороженно прислушивались к тихим ночным небесам.
Если Перси чем и гордилась, так это своей способностью проявлять прагматизм во всем… Господу известно, кто-то ведь должен… вот почему она решила Докопаться До Сути Происходящего. Найти способ остановить маленькие часы, которые угрожающе тикали в ее груди, не имея возможности пробить время. Несколько недель, старательно скрывая признаки внутреннего беспокойства, Перси оценивала ситуацию, наблюдая за своими ощущениями с разных углов, пока наконец не пришла к выводу, что, вне всяких сомнений, отчасти лишилась рассудка.
Этого следовало ожидать; безумие было чем-то вроде фамильного наследия, наравне с художественными способностями и длинными руками и ногами. Перси надеялась его избежать, но не удалось. Гены взяли свое. И если честно, разве она не подозревала, что ее собственное помешательство – вопрос времени?