На следующий день сэр Гамильтон явился в Зимний дворец и был принят императором. Он прочел Николаю послание Рассела, после чего состоялась самая важная из «сеймуровских бесед». Николай подчеркнул, что более всего он хотел бы получить «изложение британской точки зрения касательно допустимых действий в случае внезапного падения Оттоманской империи».

— Возможно, ваше величество соблаговолит разъяснить его собственные мысли на этот счет, — сказал Сеймур.

— Что ж, существует несколько вещей, которые я не потерплю. Я полагаю недопустимой постоянную оккупацию Константинополя русскими, англичанами, французами или любой другой великой державой. Далее, я никогда не соглашусь на попытку возрождения Византийской империи… Еще в большей степени мне претит идея разделения Турции на мелкие республики, прибежища для людей вроде Кошута, Мадзини и других революционеров Европы. Дабы не допустить такого оборота событий, я готов на войну, которую буду вести до последнего солдата. Вот вам несколько мыслей, о которых вы просили. Теперь ваша очередь.

— Что ж, ваше величество, как вы посмотрите на то, чтобы Россия и Англия заявили, что в случае катастрофы в Турции ни одна из этих стран не должна претендовать на владение турецкими провинциями? Что эти территории должны оставаться неприкосновенными вплоть до заключения дружественного соглашения об их судьбе?

Николай отверг такое предложение, сказав, что при отсутствии местных правительств в провинциях Оттоманской империи Турция погрузится в пучину внутренних раздоров, беззакония, хаоса и анархии. Затем предметом беседы царя и посла стали другие страны, прежде всего Франция. Николай заявил, что мнением Франции можно пренебречь, если Британия и Россия будут действовать в согласии друг с другом. Посол задал вопрос об Австрии. Ответ императора удивил Сеймура.

— Ах Австрия! Но вы должны понимать, что, когда я говорю от имени России, я говорю и от имени Австрии. То, что устраивает одну из этих стран, устраивает и другую. Наши интересы в отношении Турции полностью совпадают.

Далее царь особо отметил умеренность и сдержанность своей политики в отношении Оттоманской империи. Военная демонстрация была предпринята им лишь для того, чтобы показать свою силу и дать понять, что с ним следует считаться. Затем Николай открыто изложил свои предложения по судьбе турецких территорий после распада Турции:

— Дунайские княжества в настоящее время фактически независимы и находятся под моим протекторатом. Такое положение должно сохраниться. Сербия может получить такую же форму правления. То же относится к Болгарии: я не вижу причин, по которым эта провинция не должна стать независимым государством. Что касается Египта, я вполне понимаю важность этой территории для Англии. Тут я могу только сказать, что, если при распределении оттоманского наследства после падения империи вы овладеете Египтом, у меня не будет возражений против этого. То же самое я скажу и о Кандии[70]. Этот остров, может быть, подходит вам, и я не вижу, почему ему не стать английским владением.

В заключение царь сообщил Сеймуру, что удовлетворен посланием Рассела, но надеется на «расширение его содержания».

— Так побудите ваше правительство написать об этом предмете, написать более полно, и пусть оно сделает это без колебаний. Я доверяю английскому правительству.

Так завершились эти четыре весьма знаменательные беседы русского императора с представителем ее величества в Санкт-Петербурге. Сеймур преисполнился еще большей уверенности, что Николай был «строящим козни лицемером», который ставил своими главными целями ускорить крах Турции и вбить клин между Англией и Францией. В отчетах, направляемых в Лондон, посол обвинял Николая в «умышленной расплывчатости» касательно возможности «временной оккупации» Константинополя.

Британское правительство, впрочем, отнеслось к предложениям императора менее подозрительно. В официальном послании Николаю сообщалось, что Британия принимает заверения России об отказе от претензий на владение турецкими территориями. В свою очередь, правительство ее величества обещало также воздержаться от таких притязаний.

В пору этих дипломатических шагов лорд Джон Рассел был министром иностранных дел, причем пост этот он занимал без особого энтузиазма. Как лидер палаты общин он прежде всего интересовался парламентской реформой. Требующая немалой энергии деятельность, связанная с турецкими делами, не входила в круг первоочередных забот этого семидесятилетнего джентльмена. Кроме того, он находился в натянутых отношениях с лордом Абердином и мечтал занять кресло премьера. В силу этих обстоятельств вполне вероятно, что сообщения Сеймура из Санкт-Петербурга не получали того внимания, которого заслуживали. По мнению одного из английских историков, «исключительно благоприятная возможность уладить восточную проблему, договорившись с Россией, была упущена в начале 1853 года; то обстоятельство, что определенные предложения российского императора оказались неприемлемы, этого не может оправдать».

Чтобы понять действия английского кабинета, следует иметь в виду, что в рассматриваемый период Британия страдала от политической нестабильности в сменяющих друг друга правительствах: виги соперничали с тори, министры относились друг к другу с неприязнью, завистью и недоверием, процветало лоббирование частных интересов — все это занимало политиков в первую очередь. За двадцать лет, с 1834 по 1854 год, сменилось семь правительств и восемь премьеров, причем три премьер-министра успели прослужить на посту министра иностранных дел, а Рассел и Кларендон — дважды. Имей Англия одного решительного премьера, возглавляющего сильный сплоченный кабинет, события, которые привели к войне, могли бы пойти по совершенно другому пути.

Пока Англия и Россия обменивались мнениями по «восточной проблеме», турки и черногорцы обменивались выстрелами. Хотя просьба восставшей Черногории о помощи осталась не услышанной в России, Турции не удавалось подавить мятеж. Наконец в дело решила вмешаться Австрия, вооруженные силы которой располагались на границах Оттоманской империи. Франц-Иосиф отправил в Порту графа Лейнингена с наказом потребовать от султана немедленно вывести турецкие войска с территории Черногории. Если это требование не будет выполнено в течение десяти суток, Австрия без промедления начнет военные действия.

Турецкому правительству было хорошо известно, что Россия обязалась поддерживать любые действия Австрии. Оно тут же согласилось выполнить требования Лейнингена и отдало приказ войскам покинуть Черногорию. Австрия, таким образом, одержала победу, и Франц-Иосиф выразил «глубокую признательность» Николаю за обещание помощи. Как и в 1848 году, Австрия и Россия действовали в союзе друг с другом. Николай был так обрадован, что пожаловал австрийскому министру иностранных дел орден Святого Александра Невского с брильянтами.

Итак, Австрия послала в Константинополь волевого представителя и тот преуспел в своей миссии. Николай решил развить этот успех, ибо теперь как никогда чувствовал необходимость проявить твердость в отношении «этих презренных людишек». Он тоже добьется своего, послав в Порту чрезвычайного представителя. «Император, — писал Нессельроде, — весьма раздражен действиями султана и полагает необходимым пригрозить ему сейчас, дабы избежать в дальнейшем серьезных и открытых военных действий, которых, по мнению государя, нельзя допустить ни в коем случае». Для выполнения этого важнейшего поручения царь остановил свой выбор на князе Александре Сергеевиче Меншикове.

Посланнику были даны инструкции, не допускавшие толкования: православной церкви следует вернуть те права на Святой земле, которые она имела до февраля 1852 года, включая владение утраченными святынями. Более того, привилегии православным христианам в полном объеме предоставляются на всей территории Оттоманской империи, а право России на их защиту должно быть подтверждено специальным документом, подписанным султаном. И наконец, между Санкт-Петербургом и Портой заключается секретный оборонительный договор на тот случай, если Франция каким-либо образом воспрепятствует выполнению этих договоренностей.