— Закройте двери и окна, — хмуро скомандовал Расстебаев. — По всем прикидкам, у нас есть где-то около часа, пока новгородский воевода устранит смуту.
— И что же мы в течение этого часа будем делать? — спросил Степан, усаживая невменяемого Муромца на лавку.
— Думать! — Пашка постучал себя по лбу. — Думать, как из Новгорода бежать. Городские ворота закрыты, на стенах ратники. Кто-то утром напал на городских стражников.
— Кто-то? — переспросил кузнец.
— Я, — хмуро буркнул в ответ Расстебаев, закрыв дверь корчмы на огромный засов.
* * *
Пашку Расстебаева Степан знал сызмальства. В одном селе, так сказать, проживали. На речку вместе бегали с мелюзгой из соседних деревень дрались. Да много чего там было, уже и не вспомнить всего. Детство, оно ведь как сказка, будто из иной жизни.
К пятнадцати годкам Пашка возмужал и стал в селе родном воду мутить, то это ему не так, то еще что не устраивает. Просто есть такие люди беспокойные по натуре, словно шило у них в одном месте вечно сидит.
Вот и скатился Павел до смутьянов великих расейских.
Ну так а кто, ежели не он?
Ведь и на Руси должен быть свой непокорный смельчак. Глас подвыпившего народа. А так кто бы его, сына башмачника знал-то? То-то и оно!
— Давненько не виделись. — Кузнец с облегчением сел на скамью рядом с задремавшим Муромцем. — Поди годков, этак восемь.
— Семь с половиной, — поправил Степана Пашка. — Ежели быть точным. В прошлый раз, помнится, мы на Сорочинской ярмарке повстречались. А нынче… лучше бы и не встречались вовсе при таких обстоятельствах.
— Что поделаешь, — развел руками Колупаев.
— Да уж влипли мы, — добавил смутьян. — Какой я все-таки дур-р-р-р-рак!..
Расстебаев со злостью постучал себя кулаком по лбу.
— Я ведь только сейчас понял. Меня же внесли в список этих кандидатов специально, дабы поймать. А выборы приманка. Знали гады, что не устою перед соблазном и приду в Новгород на весь ентот балаган поглазеть.
— Ну и что, поглазел? — усмехнулся Степан.
— Поглазел. — Пашка снова сжал кулаки. — Ведь чувствовал, что ловушка, чувствовал и все равно пришел.
— М… м… м… — промычал сквозь сон Муромец. — Всем налить лыкового первача…
— А это кто? — Смутьян неприязненно взглянул на богатыря, будто только сейчас его и заметил, — Неужель и.. вправду тот самый Илья Муромец?
— Тот самый! — подтвердил кузнец. — Все эти годы на печи спал, пока я его несколько дней назад не разбудил.
— А как он подвиги-то ратные совершал, коль дрых все это время?!! — изумился Расстебаев, нервно расхаживая по пустой корчме.
— А ему чужие подвиги приписали, — ответил Степан, — а некоторые и вовсе выдумали. Летописец один подлый поспособствовал.
— А вот это по-нашему, — рассмеялся Расстебаев, — по-расейски. И главное, все верят. Запомни, Степан, без большой лжи нет и большой правды. На этом вся гистория наша построена. Греки вон тоже не дураки, уже сейчас сочиняют свое славное прошлое. Герои, мол, боги, а по сути паршивый народец: воры, пьяницы да жулики. Вот у кого учиться надобно!
— Не о том мы, Пашка, толкуем, — покачал головой кузнец.
— Не о том, — согласился смутьян. — Бежать из города в любом случае бессмысленно. Новгород окружен ратниками. Они давно за мной охотятся и своего шанса не упустят. Ты вот можешь попытаться прорваться, тебя не тронут. А вот мы с этим бугаем пропали.
— Хр-р-р-р, псу-у-у-у… — храпел Муромец, причмокивая во сне жирными губами.
— И чего это он там на трибуне плел? Мухоморов, что ли, сушеных аки норманн какой нажрался?
— А я почем знаю? — огрызнулся Степан. — По мне, так он совсем невменяемый. Шутка сказать, тридцать три года на печи проваляться. Тут у кого хочешь крыша поедет. Мне даже боязно представить, что ему все эти годы могло сниться.
— Да, дела, — приуныл Пашка, присаживаясь на стол. — Видно, изменила мне удача. Даже не верится как-то.
— Постой! — Колупаев резко вскочил со скамьи. — У меня ведь… а ну отпирай двери.
— Зачем?!! — Смутьян удивленно посмотрел на чересчур уж радостного кузнеца.
— Отпирай, говорю! Сейчас узнаешь.
Пожав плечами, Пашка осторожно прокрался к двери и, сняв засов, чуть приоткрыл ее и заглянул в щелочку.
Мимо корчмы с дикими воплями пронеслось несколько раскрасневшихся мужиков в расхристанных армяках. Как выяснилось через мгновение, мужики удирали от небольшого отряда новгородских ратников. Похоже, спокойствие и порядок в городе были почти восстановлены.
Крики удирающих и бравое лязганье ратников затихли в соседнем переулке.
Улица снова опустела.
— Выходи, все навроде спокойно! — Пашка махнул кузнецу рукой.
Не теряя драгоценного времени, Колупаев короткими перебежками добрался до конюшни. Погладил несколько приунывшего в стойле Буцефала и, забравшись в телегу, извлек оттуда странный холщовый сверток. Спрыгнул. Огляделся и галопом припустил обратно к корчме.
— Что там у тебя? — поинтересовался Расстебаев, запирая за Степаном дверь. — Оружие какое?
— Нет, — ответил немного запыхавшийся кузнец. — Кое-чего получше.
Подойдя к одному из столов, Степан резко смахнул с него кружки и, положив свою странную ношу, бережно развернул холст.
— Ух ты! — произнес проснувшийся Муромец, восхищенно глядя на дивной работы изящный золотой ларец.
— Никак из чистого золота! — присвистнул Пашка. — Слушай, Степан, а ты не боишься с таким-то сокровищем по Руси разъезжать?
— Не-а, не боюсь, — усмехнулся Колупаев. — Кто же знает, что он у меня есть?
— Ну и чем нам твоя драгоценность поможет?
— Она волшебная, принадлежала некогда самому Кощею Бессмертному!
— Да ну?!! — не поверил Пашка.
— Да-да, именно Кощею Бессмертному, — повторил Степан. — Он от меня этой штуковиной много лет назад откупился и в Навье Царство сбежал.
— И как сие чудо действует?
— Да я и сам толком не знаю. Еще ни разу не доводилось мне этот ларец испробовать. Все руки не доходили. Кощей сказал, чтобы я токмо в самых опасных ситуациях за помощью к ларцу обращался и не тревожил его зазря по пустякам.
— Ну так давай! — тут же приободрился Расстебаев. — Чего ты медлишь, ждешь, пока ратники новгородские в корчму ворвутся? Что нужно сделать? Наверное, открыть его?
— Нет, — покачал головой Степан. — Надобно заклинание особое произнести.
— Ну так произноси.
— Погодь, надо вспомнить.
Пашка нетерпеливо всплеснул руками, но брюзжать по обыкновению не стал. Муромец протяжно зевнул и, встав со скамьи, осторожно обошел стол с ларцом.
— Вспомнил! — Колупаев радостно улыбнулся. — ДВОЕ ИЗ ЛАРЦА!
Ларец засветился, крышка его ярко засияла, дивные узоры стали меняться. Муромец ойкнул и неуклюже полез под соседний стол. Степан с Пашкой как зачарованные раззявили рты.
Золотое сияние усилилось. Ларец задрожал, крышка резко откинулась назад, выпуская искрящееся белое облако. Облако поднялось к потолку корчмы, качнулось и, опустившись вниз, рассеялось, явив взору двух удивительных незнакомцев.
Незнакомцы были ошарашены не менее Степана с Пашкою. Они недоверчиво смотрели по сторонам, чесали затылки и неуверенно ощупывали друг друга. Выглядели они довольно необычно. Здоровые, плечистые, с бритыми под ежик головами, с квадратными подбородками и огромными бычьими шеями, незаметно переходившими в грудь. Прямо борцы-тяжеловесы какие-то. Одеты бритоголовые были и вовсе немыслимо. Черные штанцы неизвестного фасона, лакированная обувка, малиновые кафтаны. На шеях толстые, в два пальца золотые цепи, на руках перстни, тоже золотые. Столько безделушек на себя разве что половецкие ханы цепляют.
— Ну, блин! — выдохнул один из бритоголовых. — Не, Вован, ты видел, только что ведь в бутике были, «роллекс» новый выбирали.
— Ништяк, Санек, вот это нас глючит! — отозвался второй, и бритоголовые с интересом посмотрели на сидящего под столом Илью Муромца.
— Мужик, ты чего? — спросил тот, которого звали Вованом. — Клея нанюхался?
