— Вы, очевидно, подумали, мадемуазель Лоусон, — продолжал он, — что если бы вы дали нам знать о смерти вашего отца, то мы бы отказались от ваших услуг?

— Я считаю, что вас прежде всего должно заботить состояние ваших полотен, а не пол реставратора.

Опять мои высокомерие и надменность, вызванные внутренним беспокойством и неуверенностью в себе! После этих слов я была совершенно уверена, что теперь-то граф наверняка попросит меня покинуть замок. Но я не хотела так легко сдаваться и решила бороться до последнего. Ведь если бы мне дали шанс, я бы показала, на что способна.

Легкая тень пробежала по лицу графа, как будто он пытался найти какое-то решение. Неожиданно он негромко рассмеялся и произнес:

— И все же это очень странно, что вы не написали, что едете одна.

Я поднялась с кресла. Этого требовало чувство собственного достоинства. Он тоже встал. Вряд ли я когда-нибудь чувствовала себя более жалкой и несчастной, чем в тот момент. Гордо вскинув голову, я направилась к двери.

— Одну минуту, мадемуазель.

Мне показалось, что я одержала маленькую победу.

— Хочу вас предупредить, что поезд отправляется с нашей станции всего один раз в день — в девять часов утра. Вам придется ехать километров десять, чтобы добраться до основной магистрали и сесть в поезд, идущий до Парижа.

— О! — Я позволила себе изобразить на лице беспокойство.

— Как видите, — продолжал он, — вы сами себя поставили в крайне затруднительное положение.

— Я никак не рассчитывала на то, что мне откажут без всякой попытки удостовериться в моих способностях. Я никогда еще не работала во Франции и поэтому совершенно не готова к такому приему.

Это был неплохой выпад, но он немедленно его парировал:

— Мадемуазель, смею вас заверить, что во Франции вам будет оказан столь же любезный прием, как и в любой другой стране.

Я пожала плечами:

— Полагаю, что здесь есть какой-нибудь отель, где я могла бы остановиться на ночь?

— О, я не могу этого позволить. Предлагаю вам остаться в замке.

— Очень любезно с вашей стороны, — заметила я холодно, — но в данных обстоятельствах…

— Кстати, не могли бы вы показать мне свои рекомендации? — перебил он меня.

— Да, пожалуйста. — Я открыла сумочку и стала рыться в ней. — Я работала в известных домах Англии, мне доверяли настоящие шедевры. Но вас, вероятно, это не интересует.

— Это не так, мадемуазель, интересует, и даже очень. Все, что касается замка, — для меня вопрос первостепенной важности и заботы.

По мере того как он говорил, выражение его лица менялось. Теперь оно буквально светилось неподдельной страстью — страстью к своему жилищу. Я бы тоже, наверное, с такой же любовью относилась к старому замку, будь он моим домом.

— Вы должны понять мое удивление, мадемуазель. Я ожидал приезда мужчины, а в результате вижу перед собой молоденькую девушку.

— Я уже не так молода, позвольте вам заметить. — С этими словами я протянула ему рекомендации.

Он жестом пригласил меня снова присесть в кресло, сам опустился на диван и погрузился в чтение бумаг. Еще мгновение назад я думала, что все потеряно, но теперь во мне затеплился огонек надежды.

Делая вид, что рассматриваю убранство библиотеки, я исподтишка наблюдала за ним. Он явно пытался определиться в своих впечатлениях и принять правильное решение в отношении меня. Это было странно. Я представляла себе графа человеком, которого редко одолевают сомнения и который быстро принимает решения, поскольку не испытывает затруднений с оценкой их правильности и целесообразности, ибо никогда не сомневается в своей правоте.

— Ваши рекомендации великолепны, мадемуазель, — сказал он, возвращая мне бумаги, потом немного нерешительно добавил: — Думаю, что вам, наверное, хотелось бы взглянуть на картины?

— Это вовсе не обязательно, поскольку мне не придется работать с ними.

— Полагаю, что это не так, мадемуазель Лоусон.

— Вы имеете в виду…

— Предлагаю вам остаться в замке, по крайней мере, до завтрашнего дня. Вы проделали нелегкий путь. Уверен, что вы очень устали. В замке есть несколько замечательных образцов живописи. И смею вас заверить, что наша коллекция достойна вашего внимания.

— Я не сомневаюсь в ценности ваших картин, но думаю, что мне лучше отправиться в гостиницу.

— Я бы не советовал вам это делать.

— Почему?

— Гостиница очень маленькая и кормят там неважно… Почему вы отказываетесь?

— Мне бы очень не хотелось доставлять кому-нибудь беспокойство.

— Не стоит говорить о беспокойстве. Я намерен настаивать на том, чтобы вы остались в замке, и теперь позвольте мне позвать служанку, которая проводит вас в вашу комнату. Комната была приготовлена заранее, хотя, как вы понимаете, мы не предполагали, что прибудет дама. Но это не должно вас смущать. Служанка принесет вам обед. Вы немного отдохнете, а уж потом посмотрите картины.

— Так вы хотите, чтобы я занялась той работой, ради которой сюда приехала?

— Сначала вы могли бы высказать свое мнение по поводу состояния полотен.

Я почувствовала такое огромное облегчение, что мое отношение к хозяину замка немедленно изменилось. Владевшая мной еще минуту назад неприязнь превратилась в совершенно противоположное чувство.

— Я приложу все старания, господин граф.

— О, вы заблуждаетесь, мадемуазель. Я не граф де ла Таль.

Я не могла оправиться от удивления:

— Тогда кто же вы?..

— Филипп де ла Таль, кузен хозяина замка. Так что я вовсе не тот человек, которому вам надо понравиться. Вы должны расположить к себе моего двоюродного брата. Именно он будет решать вопрос, следует ли доверить вам реставрацию картин. Но смею вас заверить, что, если бы принятие решения зависело от меня, я попросил бы вас начать работать уже сегодня.

— А когда я смогу увидеть графа?

— Его сейчас нет в замке, и он, судя по всему, будет отсутствовать еще несколько дней. За это время вы вполне успеете осмотреть картины и к моменту его возвращения сможете оценить их состояние.

— Несколько дней! — воскликнула я в полном унынии.

— Боюсь, что да.

Он подошел к стене и дернул шнурок звонка, а я тем временем размышляла: «Что ж, все, что Господь ни сделает — все к лучшему. Я смогу по крайней мере несколько дней побыть в замке».

Я высчитала, что моя комната расположена неподалеку от главной башни. Толщина стены оконного проема оказалась столь велика, что с внешней и внутренней стороны окна образовались два широких подоконника, и для того чтобы посмотреть из окна вниз, мне нужно было встать на цыпочки. Внизу был виден ров, позади которого простирались бескрайние виноградники и рощи.

Я, несмотря на неопределенность своего положения, не могла удержаться от того, чтобы дать оценку старому замку и всем его сокровищам с профессиональной точки зрения. Точно так же поступил бы и мой отец. Самым важным на свете он считал архитектурные памятники старины, картины у него всегда отходили на второй план. Для меня же самым главным всегда были именно картины.

Просторная комната с высоким потолком тонула в тени, потому что узкие амбразуры окон, как бы живописно они ни выглядели, не пропускали достаточно света. Огромный гобелен почти полностью покрывал одну из стен. На нем среди фонтанов, павлинов и колоннад гуляли галантные дамы и кавалеры — словом, явно шестнадцатый век.

Над кроватью возвышался балдахин, позади кровати я увидела занавесь. Отодвинув ее, я обнаружила типичный для всех французских замков альков. Он был достаточно просторен и походил скорее на небольшую комнатку, где разместились комод, сидячая ванна и туалетный столик с зеркалом. Я увидела свое отражение и неожиданно негромко рассмеялась.

Да, я действительно выглядела не очень привлекательно и мало походила на маститого мастера, имеющего кучу заказов. На лице печать усталости от длительного путешествия, шляпа съехала на затылок, волосы — длинные, густые и прямые, мое единственное украшение, были совершенно скрыты этой шляпой.