Мне вдруг пришло на ум, что действие вещества давно

подошло к концу, а моя неустойчивая психика, не выдержав

такой нагрузки, дала сбой. Иными словами, Я свихнулся,

а это очень грустно осознавать в ночном зимнем лесу.

Я сел на старый пень и закрыл руками лицо.

Вот и конец всей этой истории.

— НЕТ, — воскликнул Я, — ты не можешь сдаться! У тебя

обезвоживание организма.

Чудо, что Я вспомнил слово «обезвоживание». Да, мне

давно хотелось пить, и Я начал отчаянно жевать снег. Не

знаю, сколько времени провел за этим занятием, но меня

стало воротить. Потом стошнило, и это нескончаемо радовало

— стало легче.

Я устремился дальше. Мне нужно было узнать, сколько

сейчас по Гринвичу: что-то внутри уверяло, что с рассветом

чары рассеются. Но телефон в моем кармане внезапно умер.

Я пытался включить его, но тщетно.

Послушай, ты один в неизвестном тебе месте, у тебя нет

связи, и ты не знаешь, куда идти. Твои дела более чем дерьмовы.

Я напрягал глаза, вглядывался в темноту в надежде

увидеть хотя бы мельчайший огонек, но кругом были только

снег и сосны. Мои ноги унесли меня слишком далеко от

всей цивилизации. Но Я старался не падать духом, хотя это

было чертовски сложно. Мне вспоминались мои родители,

младший тихий брат и родимые кошки — знали бы они, как

Я бреду здесь, обезумевший, грязный, навстречу не пойми

чему. Вот такое надо показывать в этих антинаркотических

социальных рекламах.

Ночь Нежна, не правда ли, друг мой?

Я снова остановился. Меня преследовали какие-то шорохи,

но стоило прислушаться, как все замолкало. Мне так все

осточертело! Я поднял голову к небу и заорал о том, как все

мне опротивело. Потом случилось странное: мне показалось,

будто кто-то совсем рядом сказал, что ему тоже все надоело.

Такое, знаете ли, совсем не радует. Лучше возмущаться одному,

чем с кем-то посторонним не пойми откуда. Мной овладел

ужас, но Я быстро унял его. Если кто-то идет возле меня,

значит, он тоже заблудился. Почему Я должен давиться от

страха, когда рядом со мной человек в таком же состоянии?

Мне даже удалось увидеть его боковым зрением. Но Я не

хотел вести беседы, Я поклялся себе уже выйти куда-нибудь

и пусть этот путник идет своей дорогой. Но он шел за мной.

Быть может, у него есть телефон, и он знает, который час?

Нет, Флойд, будь независимым! Держи себе строй, как бравый

воин, и иди, не прекращай идти.

Мне снова захотелось пить, и Я остановился набрать

снега.

Неизвестный преследователь тоже остановился. Это было

уже наглостью: он знает, что замечен мной, и явно злоупотребляет

радушием. Я повернулся к нему — темный силуэт

замер как вкопанный, будто думает, что сосны его спрячут.

— Послушайте. Мне нет до вас дела, Я иду куда хочу.

По зову сердца. И зов этот только для меня одного, — голос

дрожал, но был убедителен.

Он не ответил, но стоило мне двинуться с места, как все

снова повторилось.

Мое сердце гулко стучало; наверное, даже он слышал этот

монотонный долбеж.

— Черт, да не ходи ты за мной! Этот лес слишком большой,

чтоб ты шел по моим следам!

Я огляделся в поисках какой-нибудь дубины. С радостью

бы двинул ему чем-нибудь.

И тут… он заговорил:

— …Привет, Флойд, ты не узнал меня?

Меня как молнией прошибло. Кто это?!? Вот теперь мне

было по-настоящему страшно; все, что было ДО — просто

драные цветочки. Сейчас вернулась трезвость разума, и Я от

давал всему отчет. Стою, трясусь и отчет себе отдаю. Боже,

какой кошмар! Кто это?

Я вдохнул, затем выдохнул и снова вдохнул. Ладно, вот

что, слушай. Что бы это ни было, повернись к нему и спро

си напрямую, из каких он краев-окраин. Может, все не так

плохо. Вдруг это твой какой-нибудь чертов одноклассник?

Я знал, что это идиотизм, но моя дивная фантазия всегда

дает себе волю, когда ее просят об обратном. И Я повернулся.

И он был в двух метрах от меня. И вроде как Я узнал его,

но все равно спросил. Сумасшествие тем и приятно, что

можно задавать глупые вопросы ради очевидных ответов.

— Кто ты?.. — тишина………….жди……………..жди….…

……………и он отвечает:

— Флойд. Это же я, Мартин. — (Ну вот, чего и стоило ожидать.)

— А знаешь, это подло… подло приходить вот так в образе

моего мертвого друга! Я знаю, что это галлюцинация… Мой

напичканный мозг проецирует что хочет… Тебя нет, и не переубеждай

меня! Тебя нет! Нет! НЕТ!

— Да, меня нет! Да, я твоя галлюцинация! Но ведь это

прекрасный повод повидать мертвого друга?

Эм-м. Это порядком ставит в тупик. Я стоял и думал, радостно

мне или не очень. Ну и плевать, что его тут на самом

деле нет, плевать, что Я говорю сам с собой и, быть может,

вскоре и вовсе погибну. Но это Мартин. Он стоит передо

мной в том самом костюме, в коем был похоронен, улыбается,

и ветер прилежно зачесывает его волосы. Черт, да это же

удивительно. И Я заплакал. Тихо заревел, а он стоял и ласково

смотрел на меня. В нем была какая-то схожесть — в смысле,

словно видел его и по сей день.

— Мартин, ты знаешь… А ведь ничего практически и не

изменилось. Смотри, Я все тот же неудачник. Мне вздумалось

поиграть в Пикассо, и вот Я гуляю под неведомым мне

препаратом по этому лесу. Где-то моя растерянная подружка

ищет меня, а Я даже не могу ей позвонить. И, что самое

досадное, Я не знаю, куда мне идти. Ничего не знаю.

И Я упал на колени и заревел еще сильнее. Мне вдруг стало

себя чрезмерно жаль.

Бог смотрел на меня с неба, да, Я знаю, что смотрел; это

делало меня еще несчастней. Все мы хотим, чтобы нами гордились,

а Я в который раз вляпался в историю по своей же

сучьей вине.

А этот выдуманный мной Мартин стоял совсем рядом

и говорил мне:

— Чувак, сколько раз ты выкручивался из неприятностей.

Сам всегда кричал, что из любой ситуации есть выход.

Посмотри, на улице сегодня плюс, вижу, что ты намок, но

уже давно за полночь. Скоро начнет светать, и ты обязательно

выберешься из этого леса. У тебя есть еще четыре сигареты

и деньги в кошельке. Так что давай, перестань предаваться

унынию и иди вперед!

И Я вытер слезы и пошел вперед. И этот выдуманный

мной Мартин тоже пошел. Мне вспоминались школьные

годы, концерты нашей группы и развеселые попойки. Даже

когда моя голова пришла в порядок и Я смог себе доказать,

что 9X7 = 63, Я не переставал говорить с ним. Тьма рассеялась,

и ясное голубое небо наливалось медом.

Одиночество меня больше не пугало, так же как падения

при входе в поезд и собачьи стаи. Я Флойд Джеллис, Я прошел

весь этот чертов лес, свою личную Голгофу. И Я встречаю

рассвет, он протягивает мне руки и кричит: «НУ НАКОНЕЦ-

ТО!»

Передо мной простирается заснеженное поле, и, значит,

где-то рядом люди. Я иду по розовому снегу навстречу возносящемуся

огненному знамению. Мне так хотелось увидеть

обещанное «настоящее искусство», и теперь Я его вижу. Эта

маленькая снежная планета крутилась, искажалась, а Я попадал

под этот ритм. Теперь мы оба поднимаем бокалы,

и парящие птицы кричат нам тост:

— Ничто не истинно, только истина! Настоящее искусство

создают настоящие люди!

И воздух здесь пропитан негой, а реки исцеляют раны.

И все вспыхивает огнем торжествующего существования!

«За МИР» победило «против ВОЙНЫ», и в каждом случайном

движении имеется свой неразрывный круг. И все, что Я сказал,

охренительно радостно. Быть может, Я даже бы пустился

в пляс, но уж очень устал. Мне многого стоило преодолеть

эти дебри, поэтому теперь можно плестись черепахой. Мои