— Я могу сейчас получить деньги, чтобы купить коня и заняться поисками брата?

— Конечно, ваша светлость, — согласился Трамп. Он встал из-за стола и ключом, висящим на цепочке от часов, открыл тяжелую металлическую дверь шкафа, вмонтированного в стену.

— Вот — двадцать тысяч фунтов, сообщите мне, какую сумму вам еще угодно получить в ближайшее время.

— Кстати, я могу узнать содержание завещания? — поинтересовался Чарльз.

— Да, ваша светлость, — подтвердил поверенный, — вы можете прочитать его сами.

Повторив сложные манипуляции с ключом на цепочке от часов, он открыл тот же шкаф и достал большой белый конверт, где на красной сургучной печати герцог увидел оттиск герба Гленоргов. Печать была вскрыта.

— Я был обязан зарегистрировать завещание клиента в установленном законом порядке, — уловив его взгляд, разъяснил Трамп.

— Понятно, — коротко бросил Чарльз и начал читать завещание отца. Постепенно его щеки начали наливаться багровым цветом и, когда, дочитав, он поднял глаза на поверенного, в них сверкало бешенство.

Трамп, который ожидал такой реакции своего клиента при оглашении условий завещания, подумал, что оба герцога — предыдущий и нынешний, стоили друг друга, и переходить им дорогу было себе дороже.

— Что всё это значит? — в бешенстве крикнул Гленорг, соскочил со стула и навис над столом своего поверенного.

— Это значит, милорд, что пока вы наследуете только майорат: Гленорг-Холл и поместья в графстве Суррей, а также лондонский дом. Всё остальное имущество временно передается в управление специально созданного вашим покойным отцом фонда, и может быть передано вам только после появления у вашей светлости законного наследника мужского пола.

— Значит, деньги в банках для меня недоступны?

Чарльз уже понял, что хотел сказать отец, оставляя это завещание, поэтому постарался взять себя в руки.

— Да, ваша светлость, так же, как и фамильные драгоценности — они тоже все сданы на хранение в банк.

— Но как же тогда понимать это? — поинтересовался герцог и указал на два кожаных мешка с гинеями.

— Я являюсь председателем попечительского совета фонда, и в мою обязанность входит обеспечивать для вас достойный вашего положения уровень жизни; все ваши пожелания, если они разумны, респектабельны и направлены на процветание рода Гленоргов, подлежат удовлетворению после рассмотрения членами попечительского совета. Мы взяли на себя смелость заранее рассмотреть вопрос об обеспечении вас средствами после возвращения со службы.

— Эдвард, правильно ли я понял, отец лишил меня возможности выделить что-нибудь из имущества брату, чтобы он мог вести достойную жизнь? А вы будете оплачивать только мои личные расходы, не связанные с Джоном? — уточнил молодой человек. В его голове картина уже сложилась, но ему требовалось подтверждение от поверенного.

— Вы правы, ваша светлость: одна из основных причин, по которой герцог создал этот фонд — забота о продолжении рода и передаче титула. Лорд Джон не рассматривался герцогом как ваш наследник. Герцог считал, что пока вы служите во флоте и участвуете в военных действиях, Гленорги рискуют остаться без наследников, а майорат и титул могут отойти короне.

— Значит, Джона он вычеркнул из своей жизни, — грустно констатировал Чарльз, — у него вместо сердца всегда был камень.

— Простите меня, ваша светлость, за дерзость, но я слишком давно знал вашего отца, поэтому помню его совсем другим человеком. Он разительно изменился после смерти вашей матушки. Герцог слишком сильно любил свою молодую жену, и когда она умерла, рожая вашего брата, он почти обезумел. Год просидел он, запершись в своем кабинете, а когда снова вернулся к делам, это был уже совсем другой человек.

— Да, наверное, вы правы, — подумав, согласился Чарльз. Ему было десять лет, когда умерла матушка, поэтому он помнил свое отчаяние, которое ему помогали пережить только старая няня да добрая тетушка Ванесса, отец же был всегда недоступен или беспощадно суров.

Герцог уже понял ситуацию, в которую его загнал отец. Он даже не мог отказаться принять наследство: место главы рода в Палате лордов теперь принадлежало ему. Вернувшись, он не мог больше позволить управляющему из милости содержать своего младшего брата. Оставалось одно: написать прошение об отставке, принять наследство, а потом найти Джона и увезти его в Гленорг-Холл. В конце концов, поместье процветает, и он может снова начать зарабатывать деньги, выращивая лошадей, как делал это восемь лет назад.

Впервые за восемь лет Чарльз подумал, в каком состоянии его скаковая конюшня. Тогда, передав своих лошадей в руки Требса, опытного конезаводчика и тренера, приглашенного им на работу, когда он только начал заниматься разведением верховых лошадей, молодой человек заставил себя не думать о своем любимом деле. Слишком больно было тогда потерять его вместе с расположением отца. Герцог вспомнил его непримиримое лицо и подумал, что тот мог все разорить — он был тогда в такой ярости, что должен был выжечь каленым железом память о старшем сыне в Гленорг-Холле.

Эта мысль была вдвойне мучительной, ведь его разрыв с отцом и потеря любимого дела ныли в душе двумя незаживающими ранами. Но приходилось принять условия, поставленные в завещании. Герцог взял себя в руки и встал.

— Благодарю вас, Эдвард, за помощь, оказанную моему брату, и терпение, проявленное ко мне, — спокойно сказал он. — Сейчас у меня только одна цель — найти Джона, а потом я подумаю над завещанием отца. — Чарльз пожал руку поверенному, забрал со стола двадцать тысяч фунтов и направился к выходу.

— Подлинный Гленорг, — с гордостью пробормотал Трамп, глядя вслед уходящему молодому человеку. То, что сын полностью унаследовал внешность отца, это — полдела, но он унаследовал и мощь характера, и волю, и силу духа покойного герцога. Поверенный гадал, увидит ли он еще раз Чарльза, пришедшего попросить денег, или тот больше не прикоснется к остальному наследству, лишь бы настоять на своем.

Герцог весь вечер провел, обходя притоны Сохо. Время уже перевалило за полночь, и надежда найти Джона таяла на глазах. Пора было убираться из этого злачного района с его низкопробными кабаками, дешевыми борделями и домами, на которые было тошно смотреть, а уж жить в них было, на взгляд Чарльза, совершенно невозможно. Тем не менее, люди здесь жили, и живущих здесь было очень много. Нищие всех цветов кожи просили подаяние, такие же разномастные проститутки задирали юбки перед потенциальными клиентами, зазывно выставляя напоказ истасканные прелести, а ярко нарумяненные молодые люди с накрашенными губами провожали герцога томными взглядами. Вся эта пестрая публика жила своей жестокой и криминальной жизнью, но о лорде Джоне здесь никто не слышал. Когда же герцог начинал предлагать деньги, все его собеседники почему-то мгновенно исчезали.

Чарльз уже печально думал, что его усилия напрасны, Джон, скорее всего, живет под другим именем. Скитания по этим трущобам, полным разврата, нищеты и отчаяния, не прибавляли оптимизма. Он решил сделать последнюю попытку: поспрашивать еще на этой улице, а потом вернуться домой. Герцог подошел к ярко накрашенной женщине, стоящей около ступенек, ведущих в мрачный полуподвал с крохотными оконцами.

— Красавица, помоги мне, — ласково попросил Чарльз — он всегда говорил с женщинами ласково, и для уличных проституток не делал исключения. — Я ищу молодого человека двадцати лет, светловолосого, с большими голубыми глазами, очень красивого, по имени Джон. Если поможешь, я заплачу гинею.

Гинея была немыслимым богатством для уличной женщины, поэтому она долго молчала, на что-то решаясь, потом тихо спросила:

— Его зовут Джон Уорик?

— Да, это — его имя, как мне его найти?

— Деньги вперед, — жестко ответила проститутка, — я рискую головой.

— Но почему? — удивился Чарльз, доставая монету из жилетного кармана.

— Сами узнаете, об этом я говорить не буду. Вы хотели узнать, где он — это я могу сказать вам за гинею.