На палубу поднялись еще какие-то женщины, и черноволосый красавец занялся ими, а незнакомка, так заинтриговавшая Чарльза, отошла к борту и задумалась. Она стояла лицом к нему, но не замечала никого и ничего вокруг, не реагировала даже на его пристальный взгляд, а ведь он стоял у борта, не скрываясь. Приняв какое-то решение, она подняла на него невидящие глаза и, резко развернувшись, побежала к своим родственникам. А он оцепенел, увидев эти широко распахнутые яркие зеленые глаза под темными дугами тонких бровей. Девушка была ослепительной красавицей.
Герцог проследил за тем, как высокий господин проводил всех своих дам на берег и усадил их в коляску, ожидавшую на пристани. Три служанки остались присматривать за сундуками, которые матросы сносили на берег и грузили на длинную повозку. Наконец, и погрузка закончилась. Служанки уехали вслед за телегой с вещами, а он все стоял на палубе.
— Милорд, — окликнул его робкий голос, — капитан просил сказать, что все пассажиры уже сошли.
Чарльз повернулся и увидел юношу-юнгу, переминающегося с ноги на ногу.
— Хорошо, я сейчас тоже уйду, — успокоил он паренька и, повернувшись, сбежал в свою каюту, взял потрепанный в походах саквояж из оленьей кожи и направился к трапу.
Чарльз действительно был последним пассажиром, причал опустел, и он, сбежав по сходням, быстро зашагал к выходу из порта. Через четверть часа ему удалось поймать кэб, и еще через полчаса он входил в ворота своей лондонской резиденции на Аппер-Брук-стрит.
Отец безвыездно жил в Гленорг-Холле, огромном поместье в сорока милях к западу от Лондона, поэтому дом в столице был закрыт. Из прислуги там постоянно жили не более пяти лакеев и горничных во главе с дворецким, поэтому молодой человек не удивился, что у ворот его никто не встречает. Открыв калитку одним из двух ключей, присланных поверенным, он прошел к дому и остановился, залюбовавшись строгим изяществом трехэтажного здания, построенного его дедом для своей молодой жены в модном тогда стиле классицизма. Высокие окна по фасаду, белые полуколонны на втором этаже, изящный греческий портик над парадным крыльцом — всё всколыхнуло в нем прежние чувства, сладостные воспоминания детства. Тонкая фигура матери в белом утреннем платье как будто мелькнула между колонн на крыльце и исчезла. Чарльз мотнул головой, отгоняя видения, и быстрым шагом направился к дому.
Второй ключ подошел так же, как и первый. Герцог вошел в вестибюль и начал бродить по комнатам, пытаясь найти кого-нибудь из слуг. Но на его крики отвечало только эхо в пустых комнатах — в доме никого не было.
— Что за чепуха, — выругался Чарльз, не понимая, что ему теперь делать.
Швырнув саквояж на диван в большой парадной гостиной, герцог развернулся и пошел к выходу. Найти кэб в аристократическом районе Мэйфэр было невозможно, поэтому ему пришлось около часа идти пешком по направлению к конторе Трампа, пока, наконец, он не увидел свободный экипаж. Через полчаса он подъехал к респектабельной конторе поверенного их семьи в престижной части Сити, расположенной в безумно дорогом доме, выстроенном сто пятьдесят лет назад знаменитым архитектором Реном. Над дубовой дверью, богато отделанной бронзой, была сделана красивая надпись: «Направляй нас, Господи». Чарльз улыбнулся. Эдвард Трамп выбился из самых низов Сохо благодаря своему уму и железному характеру, поэтому особенно ценил свое теперешнее положение и трепетно относился ко всем атрибутам жителя привилегированного финансового района, выбив над дверями старинный девиз Сити.
Колокольчик известил о приходе посетителя, и молодой клерк вышел навстречу Чарльзу из-за конторки.
— Чем могу быть полезен, сэр? — вежливо осведомился он, разглядывая высокого загорелого человека в пыльном морском мундире, приехавшего в наемном кэбе.
— Ваш хозяин должен меня ждать, я — герцог Гленорг.
— Конечно, ваша светлость, прошу вас пройти в кабинет хозяина, — засуетился молодой человек.
Чарльз ясно видел всю гамму чувств, отразившуюся на лице клерка — от легкого пренебрежения до священного ужаса, и очень этим забавлялся. Он философски подумал, что в титуле герцога есть хоть какие-то хорошие моменты, реакция людей на него иногда бывает очень забавной.
Клерк отворил перед ним дверь кабинета, и герцог увидел Эдварда Трампа, встающего ему навстречу из-за массивного письменного стола красного дерева. Он был все также высок, сед и величественно спокоен, как во времена детства Чарльза, поэтому молодой человек не покривил душой, приветствуя поверенного:
— Привет, Эдвард, вы совсем не изменились.
— Очень рад вас видеть, ваша светлость, — ответил поверенный, поклонился Чарльзу и пожал протянутую руку, — я рад, что вы смогли приехать достаточно быстро.
— А почему дом совсем пустой? — поинтересовался герцог, — отец рассчитал всех слуг?
— Нет, милорд, покойный герцог сдавал дом великой княгине Екатерине Павловне, сестре русского императора. Но сейчас в Лондоне находится с визитом сам император Александр, и великая княгиня переехала в его резиденцию. Пока она жила в доме, у нее была своя прислуга, и ваш отец распорядился отправить всех своих слуг в Гленорг-Холл. Теперь все ждут ваших распоряжений.
Чарльз понял намек: отец держал всех своих служащих в таком страхе, что никто не решился взять на себя ответственность и отправить слуг из поместья в столичный дом, после того, как квартиранты съехали.
— Зачем он вообще его стал сдавать, — поморщившись, спросил герцог, — в первый раз слышу, чтобы герцоги Гленорги сдавали свои дома. Отец что — проиграл всё в карты, или женился на молодой?
— Покойный герцог вел исключительно респектабельную и умеренную жизнь, — сообщил Трамп, и только чуткое ухо могло уловить укоризненные нотки в его ответе, — все ваши поместья процветают, дома находятся в безукоризненном состоянии, а в банках на счетах вашей семьи лежат почти пять миллионов фунтов.
— На счетах нашей семьи? — быстро переспросил Чарльз, — правильно ли я понимаю, что перед смертью отец вспомнил, что у него есть два сына?
— Нет, ваша светлость, он говорил со мной только о вас, в завещании тоже упоминаетесь только вы.
— А Джон? — возмутился герцог, — неужели за эти восемь лет он так и не вспомнил о нем?
— Покойный герцог был суровый человек, — дипломатично ответил поверенный, — при мне он ни разу не упомянул имени лорда Джона.
— Джон по-прежнему в Шотландии? — уточнил Чарльз и, чтобы совладать с гневом, сжал кулаки так, что ногти впились в кожу ладоней.
— Он в Лондоне, милорд, в Сохо, среди таких же, как он, — тихо ответил управляющий, — лорд Джон сбежал из Шотландии два года назад и как-то ночью пришел ко мне домой. Я дал ему денег, но попросил держать наше общение в тайне. Я не знаю, где конкретно он живет, раз в месяц, первого числа, он приходит за деньгами. Я рисковал расположением вашего отца, помогая ему, поэтому, как вы понимаете, хотел знать как можно меньше, — поверенный виновато посмотрел на герцога.
— Я понимаю, и благодарю вас. Я знаю, что вы по доброте вашего сердца сильно рисковали ради Джона, я этого никогда не забуду. Но ведь ему уже двадцать лет, в семье было несколько поместий, не входящих в майорат, например, те, что принесла в приданое наша матушка. Почему Джон не получил ничего?
— Как вы правильно заметили, милорд, ему двадцать лет — не хватает еще одного года до совершеннолетия, тогда он получит свою часть наследства по завещанию вашей матушки, — объяснил поверенный. — Хотя, если бы ваш отец остался жив, он, наверняка, оспорил бы завещание своей покойной супруги или объявил бы вашего брата недееспособным.
— Да, вы правы, он сделал бы именно это.
Перед глазами Чарльза вновь стала безобразная сцена, после которой ему пришлось покинуть родной дом, а его младшего брата заперли в самом маленьком и отдаленном имении семьи. Теперь вся ответственность за Джона лежала на нем, видно, принятие наследства и титула — эта та плата, которую он должен заплатить за благополучие брата. Герцог повернулся к поверенному и спросил:
