— Вы, кажется, второй раз уже об этом говорите… У меня в самом деле переутомлены глаза. И это все от лампочки, наверное. — Наташа указала на висевшую над чертежным столом лампочку.

— Что же, она очень тусклая или слишком яркая? — спросил Астахов.

— Исключительно яркая. От этого и болят у меня глаза. Я ведь больше ночами работаю…

Поговорив с Наташей еще немного, Астахов попрощался. Неподалеку от своего дома он встретил лейтенанта Ершова и приказал ему поинтересоваться электриком штаба инженерных войск.

Возвратившись к себе, капитан с удивлением увидел за своим столом генерала Погодина. Генерал сидел без шинели и, судя по окуркам в пепельнице, был здесь уже давно. Перед ним лежала его рабочая папка с документами.

— Вот, пришел вас проведать, — улыбаясь, сказал он. — Интересуюсь вашими бытовыми условиями. Что же вы стоите? Раздевайтесь, вы — у себя дома, и прошу присаживаться.

Капитан Астахов быстро разделся и сел против Погодина. Генерал бросил в пепельницу окурок и продолжал:

— У меня начальство из штаба фронта, сам Лаврецкий. Работает у меня в кабинете, а я до вечера займу вашу избушку. Ну, что у вас нового?

— Кажется, обнаружилось еще одно звено этого таинственного круга, — отвечал Астахов. — Я начинаю догадываться об одном пункте, казавшемся мне неясным.

— О каком же? — нетерпеливо спросил генерал.

— Мне было совершенно непонятно, каким образом ночью, без магния, в столь сложной обстановке можно было производить почти мгновенную съемку в штабе инженерных войск…

— Да, это весьма важный пункт, — согласился генерал. — Я тоже думал над этим. Любопытно, до чего же вы додумались?

— Одним умозаключением я, быть может, и не пришел бы ни к какому выводу, но я обратил внимание, что у чертежницы Кедровой по утрам постоянно были воспалены глаза. И вот оказалось, что это от слишком яркого света электрической лампочки, висящей над ее столом. Сегодня вечером я постараюсь лично посмотреть на эту лампочку. Мне думается, что именно она является источником освещения при съемке.

— Вы сделали ценное открытие, — одобрительно заметил генерал. — У меня есть дополнительные данные, которые могут подтвердить вашу догадку. Мне удалось установить, что шифрограмма убитого радиста раскодирована не совсем точно. Я установил, что в ней вместо слова “давление” следует читать “напряжение”. Таким образом, у нас получается: “Нет четкости… увеличьте напряжение…” Если допустить, что в данном случае имеется в виду электрическое напряжение, то ваша догадка окажется вполне уместной.

— Это бесспорно так, товарищ генерал! — воскликнул Астахов. — Тогда ведь и весь смысл шифрограммы становится понятным. Читать ее в этом случае нужно так: “Нет четкости линий (или контуров), увеличьте напряжение тока”.

Генерал достал из папки какую-то бумажку, разгладил ее ладонью и произнес задумчиво:

— Похоже на то, что этой шифровкой дается указание шпионам делать более четкие снимки. Но при чем тут напряжение тока?..

Помолчав, генерал добавил:

— Учтите, товарищ Астахов, и еще одно обстоятельство: нашей лабораторией установлено, что снимок карты, найденный у убитого радиста, сделан под углом в семьдесят пять градусов к плоскости карты.

— Это, пожалуй, пригодится нам, — заметил капитан.

— Я тоже так полагаю, — согласился генерал Погодин. — Этот непонятный пока наклон карты играет, видимо, очень существенную роль. Скорее всего он является какой-то помехой при съемке. Обратили вы внимание, что верхние и нижние контуры снимка не имеют достаточной четкости? А ведь это свидетельство того, что условия съемки были неблагоприятны и, видимо, наклона в семьдесят пять градусов невозможно было избежать. У нас с вами, товарищ Астахов, считанные часы. Подумайте над этими семьюдесятью пятью градусами и поинтересуйтесь лампочкой.

Генерал подошел к окну, открыл форточку, глубоко вдохнул свежий воздух, ворвавшийся в комнату, и спросил:

— Кажется, хорошая погода сегодня?

— Так точно, товарищ генерал.

— Воспользуйтесь этим обстоятельством, товарищ капитан, и прогуляйтесь на электростанцию штаба инженерных войск. По моим данным, она расположена в живописном месте.

— Слушаюсь, товарищ генерал, — ответил Астахов, надевая шинель. — Мне ясна ваша мысль. Я уже послал туда лейтенанта Ершова на предварительную разведку.

Взглянув на часы, капитан добавил:

— Через двадцать минут мы должны встретиться с ним в роще, неподалеку от электростанции.

В тот же день генерала Погодина вызвал к себе командарм. Он был задумчив и долго не начинал разговора. Хорошо зная его характер, Погодин не задавал вопросов. Он молча сидел перед столом командарма, лишь изредка поглядывая на его усталое, озабоченное лицо. Погодин знал, что две последние ночи командарм провел в своей рабочей комнате не смыкая глаз. Знал он также, что командарм только что имел разговор с начальником штаба фронта и тот поставил перед ним жесткий срок готовности армии к выполнению боевой задачи.

Положение было исключительно напряженным. Подготовка к операции уже началась. Об этом, правда, знали пока только старшие начальники, и в армейских штабах не разрабатывали еще частных задач. Но работа эта должна была начаться со дня на день.

Совсем недавно противовоздушная оборона штаба армии вела мощный зенитный огонь по вражеским самолетам. От страшного грохота все сотрясалось вокруг, но теперь установилась такая тишина, что слышно было, как тяжело дышал командарм, нервно постукивая кончиками пальцев по настольному стеклу своего огромного письменного стола. Перед ним лежали стопка телеграмм и клубки телеграфных лент, которые адъютант не успел еще наклеить на бумагу.

Генерал Погодин ясно сознавал всю свою ответственность. Для него было совершенно несомненно, что на карте стояла не только личная судьба его и командарма, но и судьба всей операции. А это было поважнее их личной судьбы.

Когда певучие стенные часы неторопливо пробили девять ударов, командарм, встрепенувшись от глубокого раздумья, внимательно посмотрел в глаза Погодину и сказал:

— Ну что ж, генерал, нам, пожалуй, и не о чем говорить… Тебе ведь и так, наверно, все ясно?

— Все, товарищ командующий.

— Завтра в восемь утра ждут моего доклада. Сможешь ты доложить мне что-нибудь к семи?

— Смогу, товарищ командующий, — отвечал Погодин.

На этом разговор был окончен. Командарм встал, протянул руку Погодину и крепко пожал ее.

— За эти годы, Михаил Алексеевич, не однажды приходилось нам рисковать головой, но никогда еще не было нам так туго. Ну, иди… Не спрашиваю, как у тебя дела, завтра в семь утра ты сам все скажешь. Желаю успеха!

В роще, неподалеку от сарая, в котором находилась электростанция штаба инженерных войск, Астахов встретил лейтенанта Ершова.

— Узнали что-нибудь? — тихо спросил капитан.

— Так точно, — отвечал лейтенант.

Астахов повернулся, и они пошли в сторону поселка.

— Докладывайте, — приказал он Ершову.

— Мне удалось навести кое-какие справки, — сказал лейтенант. — Электрик Нефедов, обслуживающий электростанцию штаба инженерных войск, оказался не военнослужащим, а вольнонаемным. Сегодня он весь день навеселе. С некоторых пор его вообще не покидает веселое расположение духа. Где он достает водку — неизвестно. Лампочкой я тоже интересовался. Беседовал с ним по этому поводу. Уверяет, что выменял ее у электрика артиллерийского управления. Спрашиваю, как фамилия электрика. Отвечает — не знаю. А имя сообщил и внешность описал. Ходил специально по этому поводу к артиллеристам. Они тут недалеко, по соседству с инженерами. Оказалось, что у них вообще никогда такого электрика не было.

— А под каким предлогом вы с Нефедовым беседовали? — встревоженно спросил Астахов.

— Сделал вид, что хочу раздобыть хорошую лампочку. Я же понимаю, что это тонкое дело, и действовал осторожно. Предлагал ему деньги и водку. Он обещал раздобыть. Сейчас лучше не заходите к нему: это может показаться подозрительным.