За физическую подготовку бразильской сборной, как и четыре года назад, отвечал Пауло Амарал. Он придерживался жестокого принципа: кто способен двигаться, обязан тренироваться, кто не может, пусть не утруждает себя и отправляется к доктору Гослингу!

Никто не осмеливался на него жаловаться ни Феоле в 1958 году, ни Айморе Морейре в 1962 году. Конечно, можно было бы добиваться его снятия с помощью доктора Карвалью, но никому даже в голову не приходила такая мысль — Амарал был ценным специалистом. Когда ему в чем-либо пытался возразить даже сам Айморе Морейра, Пауло Амарал раздраженно заявлял:

"Я никому не даю поблажек! Я знаю, что делаю, и никому не позволю вмешиваться в мою работу, точно так же, как я не вмешиваюсь в работу других! Моя система обеспечила сборной победу в 1958 году. Если не будете мне мешать, мы выиграем и в 1962 году!"

В этих словах была значительная доля истины. Никто и не собирался мешать Пауло Амаралу, и мы все тренировались на равных. В общем и целом, я согласен с его точкой зрения о важности одинаковых физических нагрузок для всех игроков, но я считаю, что нельзя всех стричь под одну гребенку. Пауло Амарал, к примеру, заставлял таких щуплых игроков, как Загало и я, выполнять упражнения, требовавшие максимального физического напряжения. Они были под силу, скажем, Нилтону Сантосу, самому крепкому в команде. После таких тренировок Загало и я теряли по несколько килограммов, в то время как Нилтон только нагуливал себе аппетит. В результате частично из-за этих взглядов Пауло Амарала, а частично из-за моей робости, не позволившей мне говорить в открытую о своих проблемах, у меня возникали некоторые сложности, о которых я расскажу ниже.

Поскольку мы были избавлены от отборочных игр, Морейра организовал тренировочные матчи со сборными других стран. Они охотно соглашались померяться силами с чемпионами мира, ибо проигрыш никого бы не удивил, а выигрыш поколебал бы наше положение фаворитов. К счастью, мы выиграли все эти встречи с нашими спарринг-партнерами — два матча у сборной Португалии и два у команды Уэльса.

В конце первого матча против сборной Португалии мне пришлось покинуть поле из-за боли в паху. Назавтра, в свободный от игры день, Пауло Амарал устроил нам интенсивную тренировку. Боль не прекращалась, но я думал, что она пройдет сама собой, и никому об этом не сказал.

Участвовал я во всех четырех тренировочных матчах, забил четыре мяча, причем дважды забитые мною голы решали исход встреч. А боль не стихала. Она давала о себе знать и во время тренировочных занятий, которые проводил Амарал. После каждой тренировки я, чуть прихрамывая, уходил с поля, размышляя: обратиться ли мне за помощью к врачу или продолжать терпеть. Последнее было далеко не лучшим решением.

В нашей первой игре на чемпионате мира мы встретились со сборной Мексики и победили 2:0, причем Загало и я забили по голу. С поля я уходил, естественно, счастливый, но чувствовал себя чрезвычайно усталым из-за огромных физических нагрузок, которые пришлось выдержать накануне. К тому же боль стала острее. В конце концов я решил посоветоваться с доктором Гослингом. Он осмотрел меня.

"Очень больно?"

"Не очень…"

"Или все же очень?"

"Чуть-чуть…"

Пока я разговаривал с врачом, боль немного улеглась, подобно тому, как начинает устойчивее работать автомобиль, когда его загоняют в гараж, или успокаивается зуб, когда больной садится в кресло дантиста. Доктор Гослинг продолжал обстоятельно расспрашивать:

"И давно у тебя эти боли? Тренироваться можешь?"

Зная Пауло Амарала и его теорию, я не сомневался, что отсутствие на тренировке автоматически поставит под вопрос мое участие в очередном матче.

"О да, сеньор!"

Я почувствовал, что вся эта история не очень обрадовала доктора Гослинга.

"Что ж, ладно, — сказал он сквозь зубы, — но если боль не пройдет, тебя придется освободить от тренировок".

Автоматически это будет означать отстранение от матчей, подумалось мне.

"Я вам сразу же скажу, доктор".

Но я решил, что жаловаться больше не стану.

Во втором матче мы играли против сборной Чехословакии. Эта команда всегда славилась своим мастерством, но особенно сильной она выглядела в том году. Для выхода в четвертьфинал нам необходимо было выиграть этот трудный матч или свести его вничью.

Встреча проводилась в Кильпуэ, пригороде Винья-дель-Мар. При нашем появлении на поле болельщики поднялись со своих мест. Мы считались фаворитами чемпионата, и зрители горячо поддерживали нас (кстати, этот фактор имеет куда большее значение, чем многие склонны думать). Оркестр на трибунах заиграл бразильскую самбу, и на мгновение я забыл про боль и про все на свете. Мы чемпионы мира и никому не уступим этого высокого звания!

Когда началась игра, я старался не замечать боли. Решил проверить, как среагирует нога на удар. Получив передачу от Гарринчи, я прошел с мячом по полю, обыграл нескольких защитников, вошел в штрафную площадку, обманным движением обошел одного защитника и изо всех сил ударил. Мяч попал в стойку ворот и отскочил прямо мне в ноги. Я снова ударил что было сил. И вдруг почувствовал, что в паховой области у меня что-то сдвинулось. Прижимая ногу к животу, я как подкошенный свалился на землю.

Марио Америко через мгновение был на поле. Склонившись надо мной, он взволнованно спросил:

"Что с тобой? Ты можешь встать? Подожди, я тебе помогу".

Я медленно поднялся, чуть наклонившись вперед, чтобы не было так больно. Замены игроков тогда не допускались. Поэтому лучше было иметь на поле хотя бы травмированного игрока, чем никого. Ведь даже выведенный из строя футболист отвлекает на себя внимание защитников.

Я кивнул — все в порядке. Марио посмотрел на меня с сомнением, но я махнул рукой. Он покинул поле, не веря, что все так на самом деле. Сев на скамейку, он стал наблюдать за мной. Игра возобновилась.

Во время матча я на себе ощутил то, с чем вообще не встречался раньше и что очень редко наблюдал впоследствии. Я хочу рассказать о трех игроках чехословацкой команды — Масопусте, Поплухаре и Лале. Настоящие спортсмены! Они, конечно, видели что я получил травму, и догадывались, что это растяжение мышцы, ибо в момент падения рядом со мной никого не было. Они, разумеется, понимали, как мне хочется доиграть матч и что из-за травмы мне трудно будет выдержать жесткую игру. Они, без сомнения, отдавали себе отчет, что малейшее столкновение может сделать меня инвалидом на всю жизнь. И они благородно воздерживались от жесткой игры. Естественно, мне не давали выйти на ударную позицию для взятия ворот (в те минуты я не представлял бы опасности даже для детской команды), но, обеспечивая неприкосновенность своих ворот, они думали и о том, как бы не покалечить меня.

Смею утверждать, немного найдется футболистов, которые в подобной ситуации не воспользовались бы травмой ведущего игрока команды соперников. Масопуст, Поплухар и Лала сделали все, чтобы не усугубить полученной мною травмы. А ведь чехословацкая команда тоже боролась за выход в четвертьфинал и не могла себе позволить проиграть. И все же эти три футболиста, помня об интересах своей команды, не забыли и о благородном отношении к своему сопернику. Я всегда с теплом вспоминаю о них, подаривших мне одну из самых прекрасных минут за всю мою футбольную карьеру.

Матч закончился нулевой ничьей. Мы вернулись в гостиницу. Я едва мог ходить. Мне сразу припомнились другие травмы, особенно та, что помешала участвовать в первых двух встречах чемпионата 1958 года. И все же я не отчаивался, рассчитывая, что мой возраст и хорошая спортивная форма позволят скоро оправиться. А если теперь меня освободят от тренировок, все быстро придет в норму.

Доктор Гослинг закончил осмотр и покачал головой.

"Об этом надо было побеспокоиться раньше… Судя по всему, тебе едва ли удастся еще хоть раз выйти на поле".