Однако я ошибся в своих предчувствиях. Розмари осталась такой, какой я ее видел при расставании. У нее не появилось никакого ухажера, мифический образ которого нарушал мой душевный покой. Европейское турне уже не представлялось мне таким трудным, а в финансовом отношении оно оказалось просто выгодным. За все проведенные игры мне выплатили премиальные, составившие, в общем, немалую сумму. Но все же самым приятным для меня было возвращение в Сантус, к Розмари.

Незадолго до турне с его тяжелыми пуховыми одеялами и ежедневными матчами мне исполнилось восемнадцать лет. Я думал, об этом никто не вспомнит, разве что моя семья да еще, быть может, Розмари. Но я ошибся. Бразильская армия все четко помнила. Поэтому, когда я вернулся из Европы, меня уведомили, что, как и все бразильцы, по достижении восемнадцатилетнего возраста я должен отслужить год в армии. И вот я призван на военную службу, мне выдано колючее солдатское обмундирование.

Повестка о призыве на воинскую службу поначалу вызвала у меня улыбку. Я был прикомандирован к шестой группе моторизованной береговой артиллерии в Сантусе. Ею командовал в то время полковник, а ныне генерал Осман. Полковник был не только профессиональным военным, но и одним из менеджеров клуба "Сантос". Я был уверен, что он наверняка неравнодушен к футболу. Значит, меня ждет приятная и спокойная служба. Я окончательно утвердился в своих предположениях, когда узнал, что меня собираются использовать "по назначению": включить в сборную казарм, подчиненных полковнику Осману. Из этого я сделал вывод, что мне не придется маршировать на плацу, чистить картошку, заправлять постель и вообще заниматься малоприятными делами.

Если бы я только знал, что меня ждет…

Полковник обрадовался и, кроме сборной казарм, заявил меня в сборную вооруженных сил страны, проводившую серию международных матчей. Таким образом, я продолжал играть и в составе "Сантоса", и в армейских сборных. Короче говоря, меня использовали, когда и где хотели, по моему "прямому назначению". Но полковник Осман был еще и офицером, который считал, что рекруты в полной мере должны ощущать на себе власть непосредственного начальства. Таковым был для меня капитан Аурино, командир батареи. Этот офицер был убежден, что настоящий защитник отечества должен уметь подбирать окурки на казарменном дворе, по-военному четко мести пол в палатке орудийного расчета или мотыжить землю на газоне казарменного двора, а иногда по просьбе офицерских жен косить траву в палисаднике перед их домом. Все это я выполнял, как и любой другой рекрут.

Тем не менее должен признать, что армия многому меня научила. За время службы я приобрел немало друзей. Сборную казарм шестой группы моторизованной береговой артиллерии тренировал лейтенант Фалькао, который по требовательности и суровости не уступал любому тренеру. Но поскольку он был военный и всегда имел при себе оружие, мы испытывали к нему большее почтение, чем к гражданскому тренеру. Кто тренировался шаляй-валяй, получал наряд вне очереди — как правило, ночное дежурство. А поскольку на следующий день приходилось играть в полную силу два тайма по сорок пять минут, шутки с тренером были плохи. Кто просто отбывал свое время на поле, тому запрещалось покидать казармы. Несмотря на эти строгости, Фалькао был порядочным человеком и добросовестным офицером. Позже мы даже с ним подружились.

В наших казармах собралось много хороших футболистов: Лорико — потом играл за клуб "Васко да Гама" в Рио-де-Жанейро; Селио — перебрался в "Жабакуара"; вратарь Хелио, которого взяли затем в клуб "Португеза Сантиста"; и, наконец, бедняга Л ара, впоследствии умерший от сердечного приступа прямо во время игры, потому что ничего не сказал врачу о мучивших его болях. Наша команда выиграла гарнизонное первенство, меня же включили в сборную вооруженных сил страны, которая участвовала в южноамериканском турнире.

Во время матча со сборной вооруженных сил Аргентины меня впервые в жизни удалили с поля. С тех пор это происходило довольно часто, но каждый раз за пререкания с судьей. Редкий случай — за драку. Должен заметить, отдельные футболисты и даже целые команды считают, что для победы необходимо вывести из строя наиболее опасных соперников. С такими взглядами, конечно, надо бороться самым решительным образом. Валдемар ду Бриту внушал мне, что драка на футбольном поле — проявление глупости, не более. Вместе с тем он говорил, что если за тобой ведется постоянная охота с целью искалечить и тем самым вывести из игры, необходимо ответить тем же. К сожалению, Валдемар не пояснил, как это сделать незаметно для судьи.

Некоторые утверждают, что я корректно веду себя на поле, что даже тогда, когда меня случайно или умышленно сбивают с ног, я не перестаю улыбаться, что я всегда помогаю сопернику подняться. В связи с этим меня нередко спрашивают, как мне удается в таких случаях сохранить самообладание? Задающие этот вопрос, видимо, не очень внимательно следили за моей спортивной карьерой. Должен сказать, что часто нервы подводят меня, но я научился брать себя в руки и умело скрывать свое состояние, особенно от соперника. Ведь если он почувствует, что у меня сдают нервы, он окажется в более выгодном положении, и мне неизбежно придется расплачиваться.

Споры с судьей, пожалуй, более предпочтительны, чем драка, если, конечно, следить за употребляемыми выражениями. Возмущение плохим судейством может оказаться и полезным в том плане, что при повторении соответствующей ситуации рефери будет более внимательным. В общем, вместо того, чтобы затевать драку с противником, лучше взять себя в руки и постараться забить ему гол. Тогда под впечатлением пропущенного мяча противник начнет терять самообладание.

В том памятном матче аргентинский защитник был занят только мною. Каждый раз, когда судья отводил взгляд в сторону (мне казалось, что так было все время), защитник злонамеренно бил по ногам. И вот, как только аргентинец в очередной раз приблизился ко мне, я не вытерпел и ответил ему ударом в голень. Он набросился на меня с кулаками, я дал сдачи. Судья, до сих пор не замечавший, как аргентинец постоянно гонялся за мной, вдруг прозрел и удалил нас обоих с поля, чтобы мы немного остыли. Общеизвестно, что любая команда намного больше страдает от удаления центрального нападающего, чем защитника. Аргентинцы, хотя и воспользовались этим преимуществом, выиграть матч все же не смогли. Бразильская сборная победила со счетом 2:1. Для меня эта победа была весьма кстати, ибо когда я уходил на скамейку штрафников, лейтенант Фалькао сказал резко:

"Смотри, если мы проиграем, придется тебе целую неделю отсидеть на гауптвахте".

Уже на следующий день "Сантос" играл на Кубок Бразилии в Порту-Алегри против клуба "Гремио". Не в первый раз мне приходилось выходить на поле дважды в течение суток — на одну игру в вечернее время при искусственном освещении, а на другую — после обеда следующего дня совсем в другом месте. В тот год я участвовал более чем в ста матчах — рекорд для игрока первоклассной команды. Причем в большинстве случаев мне приходилось выступать с растянутыми мышцами, синяками и ушибами. Однако контракт обязывал меня выступать за "Сантос" в любом состоянии. В армейской же команде приказы вообще не обсуждаются. Если даже не можешь, все равно выходи на поле и играй. Кроме участия более чем в ста матчах, в том незабываемом году я еще научился косить траву на казарменном дворе, мести полы, заправлять постель. Я научился также разбирать и собирать винтовку. Этим мне менее всего хотелось бы воспользоваться в жизни.

В 1960 году закончился положенный срок службы в армии, и снова начались бесконечные поездки. В одних матчах я выступал за "Сантос", в других — за сборную штата Сан-Паулу, в третьих — за бразильскую сборную. Эти поездки снова привели меня в разные страны. К счастью, на этот раз программа не была такой безумной, как в 1959 году. Например, в Египте мы пробыли целых восемь дней, а сыграли только три матча.