Мы приняли душ, оделись и вышли к автобусу. Нас дожидались толпы болельщиков с бумагой и карандашами в руках. К автобусу нам пришлось буквально продираться.

После торжественного ужина и танцев, после всяких шуточек по поводу темного цвета кожи креолов[1], вызывавших повышенное любопытство хозяев чемпионата, когда после всего этого я наконец лег в постель, возбуждение от пережитого долго не давало мне заснуть.

Что происходит сейчас в Бауру? Как там отмечают нашу победу? Зайдет ли мэр Никола Авалоне-младший к нам, чтобы поздравить моих родителей? Или он пригласит их в свой большой дом? Конечно, эта победа вызовет перемены во всей нашей жизни.

Интересно, обсуждают ли они голы, которые я забил на чемпионате? Их было шесть. Это, разумеется, не рекорд. Лидером был Фонтэн из сборной Франции. Он забил немыслимое количество мячей — тринадцать. Однако и шесть голов совсем неплохо. Этим можно гордиться. Я не сомневался, что Дондиньо и Зока будут снова и снова проигрывать каждый из забитых мною голов. А когда страсти немного улягутся, я в спокойной обстановке постараюсь восстановить в памяти все игры и объективно их проанализировать. Ведь независимо от количества голов, забитых мною лично и командой в целом, мы упустили значительно больше стопроцентных голевых возможностей: когда некоторое время спустя мы принялись изучать отснятые фильмы, то извлекли для себя массу интересного и полезного. Но все это в будущем, а сегодня у нас в мыслях только одно — победа. Немыслимо, но факт! Мы стали чемпионами мира, и я внес в эту победу свой посильный вклад! Впервые в истории чемпионатов мы завоевали для Бразилии Кубок Жюля Риме!

Потом моими мыслями завладел наш футбольный клуб "Сантос". Там я впервые продемонстрировал, на что способен — и это благодаря тренеру Валдемару ду Бриту. Сейчас они, наверное, собрались все вместе! Сейчас там почти рассвело, а в общем, какая разница! В сборной Бразилии из "Сантоса" было трое: Зито, Пепе и я. Так что победой можем гордиться как мы, так и наш родной клуб. Наверное, праздник по случаю нашего успешного выступления будет продолжаться там до тех пор, пока мы наконец не вернемся в Бразилию.

Я встал, выключил свет и снова лег в постель, наслаждаясь темнотой. Мы победили! После более чем двухмесячного пребывания в Европе мне не терпелось вернуться в Бауру, а затем в Сантус, ставший моим вторым домом. Какая разница между этим возвращением в Сантус сейчас и когда я первый раз туда приехал? Впрочем, когда это было? Полтора или почти два года тому назад. О, господи! Много это или мало? Тогда я был щуплым пятнадцатилетним мальчуганом, робким и перепуганным из-за того, что мне пришлось уехать из родного дома. Теперь я вернусь чемпионом мира, повзрослевшим и умудренным житейским опытом — в мои-то семнадцать лет!

При этой мысли я ухмыльнулся и уснул.

Даже теперь, много лет спустя, я хорошо помню возвращение с мирового чемпионата 1958 года. Все мы очень устали. Бесконечные напряженные тренировки, игры. Мы выдохлись и эмоционально. В общем, никак не могли дождаться возвращения в Бразилию. Для большинства из нас это была первая разлука с родиной, и она показалась чрезвычайно долгой.

Возвращались мы на бразильском самолете авиакомпании "Панэйр". Тогда еще не наступила эра реактивных самолетов, поэтому летели мы долго. Во время полета то и дело можно было слышать:

"Когда только мы доберемся? Карамба!" "Наберитесь терпения!" — реагировал какой-нибудь бывалый игрок, привыкший к путешествиям и научившийся сохранять самообладание.

Затем, когда большинство из нас уже не сомневалось, что пилот сбился с курса и что нам осталось жить какие-то мгновения, прежде чем самолет врежется в океан, впереди вдруг показалась земля. И тут мне стали понятны чувства, которые испытывал Колумб или Педру Алвариш Кабрал[2], или, по крайней мере, их моряки. Правда, Колумб и Кабрал были уверены, что впереди земля, а их моряки нет. Наконец, самолет начал снижаться, предстояла дозаправка! Ресифи! Наша первая остановка на бразильской земле!

Самолет подрулил к стоянке, распахнулась дверца, и мы увидели огромную толпу, ожидавшую нас у трапа. Когда мы стали спускаться по алюминиевым ступеням, люди принялись скандировать приветствия. Встречающие подхватили Ваву на плечи и понесли. Потом толпа завладела мною и остальными игроками. Просить кого-либо не поднимать нас на плечи и не носить среди возбужденной толпы, а также объяснять, что я лично боюсь высоты, было бессмысленно. В такой ситуации оставалось только одно — подчиниться.

В тот же день нас встречал Рио-де-Жанейро. На улицах был устроен настоящий карнавал: движение перекрыто, толпы народа, крики, пение, танцы, нигде не пройти и не проехать, люди не обращают внимания на гудение клаксонов и наезжающие на них автомобили. Повсюду играют всевозможные оркестры. В небе расцветают фонтаны фейерверка. В помещении редакции журнала "Крузейро" мы встретились с нашими семьями. Все плакали. Отец крепко обнял меня, проговорив от волнения только одно слово:

"Дико!"

Мать улыбалась и плакала:

"Как я скучала по тебе, Дико!"

"Я тоже, мама!"

Дона Селесте утерла слезы и стала рассказывать: "Если бы ты только видел! В наш дом пришло столько людей, такая собралась толпа! Раньше они жаловались, что ты разбивал фонари, дрался, грубил. А теперь все, даже твои школьные учителя, клянутся, что никогда не сомневались в твоем таланте. Все так гордятся тобой!"

Я не мог сдержать улыбки. В конце концов я ведь уже взрослый. Этот вывод был сделан мною еще в Швеции.

Все повторялось бесчисленное количество раз. Отцы, матери, жены, дети, братья, сестры, родственники — каждый из них крепко обнимал кого-то из нас, смеялся и плакал. А на улице перед зданием редакции "Крузейро" толпа пронзительно кричала, требуя, чтобы чемпионы мира подошли к окну. Их чемпионы мира! Толпе хотелось если не пощупать, то хотя бы увидеть их воочию.

Мне трудно припомнить, в какой гостинице мы ночевали в Рио. Одно скажу, была жуткая неразбериха — бесконечная беготня из номера в номер, объятия с совершенно незнакомыми людьми… Я проболтал с родителями почти до зари, после чего нас полусонных отвезли в аэропорт. Никто не мог понять — во сне это или наяву.

В Сан-Паулу все выглядело еще безумнее. Да это и понятно, ведь в нем живет больше людей, чем в Рио-де-Жанейро. Об игре с "Коринтианс" уже никто не вспоминал. Как только мы приземлились в аэропорту, гигантская толпа пошла на штурм самолета. Нашу безопасность обеспечивал корпус бомбейрос, так у нас называют пожарников. В Бразилии они вооружены и входят в состав вооруженных сил страны. Нас усадили в их специально оборудованные автомобили, и мы поехали. Чтобы добраться от аэропорта до центра города, потребовалось несколько часов. Улицы были запружены толпами народа. Огромные грузовики, отчаянно сигналя, теснили людей. Балконы домов по обеим сторонам улиц были заполнены людьми. Они разбрасывали конфетти, клочки газет, оберточную бумагу и окурки, не обращая никакого внимания на пешеходов. Отовсюду доносился треск дымовых свечей и ракетниц. Это был спектакль в сумасшедшем доме с участием самих сумасшедших!

У нас не было времени даже поесть. Вконец измотанные, полуголодные, готовые променять свои медали на бутерброд и хотя бы пятиминутный отдых, мы уже не могли улыбаться идиотской дежурной улыбкой по нескольку часов кряду, наши руки с растопыренными пальцами (знак победы) едва подымались над головой. Мы завидовали нашим товарищам по команде, которые жили в Рио-де-Жанейро и поэтому остались дома.

Нас привезли на стадион "Пакаэмбу". Здесь безумие возросло еще больше. Снова были фейерверки, пронзительные крики, вопли, объятия и речи. Я был уже настолько измучен, что все происходящее казалось мне чем-то потусторонним. С момента приземления в Ресифи я, казалось, утратил способность здравого восприятия. Не могу вспомнить, что я отвечал журналистам, что говорил кому-либо вообще. На всем был налет какого-то дурмана.