Мэри Макнил прибыла ровно в одиннадцать. Миссис Райт встретила ее внизу и незамедлительно препроводила наверх, в апартаменты Мориарти. Услышав шаги на лестнице, Профессор улыбнулся и взглянул на золотые карманные часы, которые носил когда-то другой Мориарти.
Мэри выглядела столь же чудесно, как и накануне. Дверь за ней закрылась, и хозяин, помогая гостье снять пальто, позволил себе коснуться пальцами ее волос. Она подняла руки, вынула заколки и тряхнула головой — гибкие пряди скользнули по щекам и шее.
— Ты не против перекусить, Мэри?
Она жеманно улыбнулась.
— Как пожелаете, сэр. Я бы хотела попробовать всего, что вы готовы предложить. Среди девушек Сэлли считается честью получить приглашение сюда.
Мориарти закинул голову и громко рассмеялся.
— Ей-богу, Мэри, ты мне нравишься. Идем же, и я выпущу своего Навуходоносора на травку с тобой.
Энгусу Маккреди Кроу исполнился сорок один год, и двадцать два из них он отдал службе в столичной полиции. Карьера его складывалась по-разному и не была лишена определенного интереса. В конце 1870-х он исполнял обязанности констебля в дивизионе Б, действовавшего на территории Вестминстера. Подобно многим своим коллегам, Кроу пережил немалое потрясение в связи с так называемым «делом графини де Гонкур»,[47] в результате которого небольшой детективный отдел подвергся решительной реорганизации, а трое его сотрудников оказались за решеткой.
К началу 1880-х этот уже немолодой, битый жизнью шотландец занял должность сержанта, одного из подчиненных знаменитого инспектора Абберлайна, вошедшего в историю как человек, не сумевший поймать Джека Потрошителя.
Теперь Кроу был уже инспектором, и утро 7 апреля 1894-го застало его в состоянии немалой озабоченности и растерянности. В этот день мир возложил на плечи инспектора тяжкое бремя огромной ответственности.
Все началось около девяти часов вечера в пятницу, 6 апреля, когда Кроу преспокойно заканчивал ужин из бараньих котлет, картошки и зеленого горошка в своем доме номер 63 по Кинг-стрит, что чуть в стороне от Друри-лейн. Ужин приготовила его домоправительница, миссис Сильвия Коулз, вдова тридцати с небольшим лет, женщина пухленькая и приятная во всех отношениях, которая в течение тех трех лет, что Кроу жил у нее, заботилась о постояльце, обеспечивая его всем необходимым и желаемым и руководствуясь теми же мотивами, что и все прочие женщины в ее положении.
Тот пятничный вечер выдался у инспектора свободным, и он, как часто случалось в подобных обстоятельствах, попросил миссис Коулз составить ему компанию за ужином. Оба знали, что проведут время в приятных разговорах, выпьют немного вина, а потом, по обоюдному согласию, завершат день либо на кровати Кроу, либо на роскошном брачном ложе миссис Коулз. В ту пятницу, 6 апреля, планам этим не суждено было сбыться.
За несколько минут до девяти вечера в дверь дома номер 63 по Кинг-стрит громко постучали. Открыв дверь, миссис Коулз увидела нетерпеливо переминавшегося с ноги на ногу констебля, который заявил, что ему срочно нужен инспектор Кроу.
Доставленное констеблем сообщение заключалось в том, что комиссар желает как можно скорее видеть мистера Кроу в своем кабинете в Скотланд-Ярде. Такие вызовы всегда означали что-то важное, а потому инспектор не стал задерживаться и уже к половине десятого прибыл в центральное полицейское управление. А еще через двадцать минут на его широкие плечи и легло тяжкое бремя той самой ответственности.
Первым делом комиссар ознакомил его с обстоятельствами смерти полковника Морана в тюрьме на Хорсмангер-лейн и теми событиями, что вели к данному прискорбному инциденту.
— Согласно нашему досье, — сообщил комиссар, сидевший за столом с хмурым видом гробовщика, — полковник на протяжении многих лет был правой рукой небезызвестного профессора Мориарти, выполняя обязанности начальника его штаба. Вы, разумеется, знаете, кто такой Мориарти?
— Знаю лишь, что его считали разработчиком и организатором едва ли не всех крупных преступлений в нашей стране и даже в Европе. Тем не менее мы так и не смогли собрать достаточно улик для ареста и предъявления обвинений.
Комиссар кивнул.
— Да, ни малейшей зацепки. — В его тоне прозвучало раздражение. — Напомню, что последние три года мы считали его мертвым.
— Да, сэр, я знаю.
— Теперь такой уверенности больше нет.
— Вот как?
— Есть кое-какие указания на то, что Мориарти вернулся и в данный момент находится в Лондоне.
— Мистер Холмс, насколько мне известно, тоже вернулся.
— В том-то и дело, Кроу. В том-то и дело. Мистера Холмса последние три года тоже считали мертвым. Теперь он воскрес, и вот мы уже берем Морана за попытку убить его. Затем полковник умирает. Умирает неожиданно, так что Лестрейд даже не успевает допросить его как следует. А вот с мистером Холмсом Лестрейд поговорить успел. К сожалению, сей почтенный джентльмен оказался на удивление немногословным.
— Но ведь Лестрейд вполне успешно работал с ним раньше.
— Похоже, теперь желания сотрудничать у одной из сторон больше нет. Здесь явно что-то подозрительное. Вот почему я снимаю с расследования Лестрейда и назначаю вместо него вас. Подберите команду, четыре-пять человек. Возьмите кого хотите, отказа не будет. Ваша задача — установить убийцу Морана и выяснить, жив ли Мориарти и вернулся ли он в Англию. Одно донесение у нас уже есть. Его видели сегодня вечером у «Кафе Ройяль», где он выходил из кэба. Подтверждения этому донесению нет, но основания ему верить имеются. Итак, Кроу, дело ваше и слава, если докопаетесь до истины, тоже достанется вам. Предлагаю прежде всего поговорить с Лестрейдом. Будьте тактичны, поскольку инспектор, что неудивительно, весьма моим решением недоволен. — Комиссар любезно улыбнулся. — Думаю, вашим следующим шагом могла бы быть встреча с мистером Холмсом, но вы человек опытный и сами знаете, что делать.
Следующие два часа Кроу провел с Лестрейдом и внушительной папкой с документами по расследованию — прежде чем делать первый шаг, следовало внимательнейшим образом ознакомиться со всеми собранными уликами.
Лестрейд, мрачный и недовольный, рассказал о последнем разговоре с Шерлоком Холмсом.
— Все там, в отчете, — проворчал он, — но есть еще чувства, которые словами не выразишь. У меня сложилось впечатление, что Холмс о чем-то умалчивает, как будто что-то там не совсем чисто. Если бы я не знал его так хорошо, как знаю, подумал бы, что он достиг какого-то соглашения с… нет, не знаю. Я заметил, что Холмс — впервые за годы нашего знакомства — избегает смотреть мне в глаза.
— От ответов на ваши вопросы, как я понимаю, он тоже уклонился?
Лестрейд ненадолго задумался.
— Он ловко меняет тему разговора, так что и не сразу понимаешь, что ответа так и не получил. Когда я спросил, почему Моран хотел его убить, Холмс ответил — весьма самоуверенно и даже надменно, — что недоброжелателей у него много.
Кроу хотел спросить о чем-то коллегу, но передумал и только кивнул.
— Я сказал, — продолжал Лестрейд, — что, может быть, все не так просто, как выглядит на первый взгляд, и он отделался общим замечанием, что, мол, в такого рода преступлениях всегда не все просто. Вот его точные слова: «Каждое преступление порождает зыбь. Одни подобны брошенному в пруд камню — круги исходят от них вовне, расширяясь. С другими наблюдается обратная картина: преступление как бы становится фокусной точкой, и круги направлены внутрь, они уменьшаются, словно всасываются им».
Была уже глубокая ночь, когда инспектор Кроу вернулся к себе домой, на Кинг-стрит, и с весьма смешанными чувствами улегся в пустую, холодную постель.
Суббота, 7 апреля, прошла без каких-либо заметных происшествий. В Лаймхаузе Профессора видели немногие — он занимался куда более важными делами, связанными в первую очередь с Мэри Макнил.
