Как сама эта книга, так и обстоятельства ее появления требуют некоторых объяснений. Кое-какие факты следует прояснить с самого начала.

Летом 1969 года я занимался исследованиями текущих проблем и оперативных методов работы как столичной полиции, так и уголовного мира Лондона и его пригородов. В это время меня и познакомили с одним человеком, известным и полиции, и в кругу своих друзей под именем Альберта Джорджа Спира.

Спиру было тогда около пятидесяти: плотный мужчина с хорошим чувством юмора и живым умом. Он также считался знатоком криминального Лондона, причем не только своего времени, но и XIX столетия.

В полиции Спира знали хорошо: его много раз арестовывали и дважды приговаривали к тюремному заключению, причем в последний — на пятнадцать лет за вооруженное ограбление банка. Тем не менее человек этот был вполне приятный, большой любитель провести свободное время с книгой в руке. При нашей первой встрече он сказал, что прочел все мои романы из серии о Бойси Оуксе и нашел их занятной ерундой — мнение не слишком отличное от моего собственного.

Однажды вечером, ближе к концу августа, Спир позвонил мне по телефону и сказал, что хочет срочно со мной увидеться. Я жил тогда в Лондоне, и уже через час Спир сидел в гостиной моего дома в Кенсингтоне. С собой гость принес тяжелый кейс с тремя толстыми, в кожаном переплете, фолиантами. Стоит заметить, что позднее переплеты и бумага подверглись исследованиям, которые позволили однозначно установить время их создания — вторая половина XIX века. Что же до времени написания, то здесь абсолютной уверенности достичь не удалось, а результаты хроматографического анализа и дальнейших исследований точного ответа не дали.

Связанная с книгами история прозвучала в изложении Спира довольно интригующе. Первым владельцем фолиантов был его дед — Альберт Уильям Спир (1858–1919), следующим отец — Уильям Альберт Спир (1895–1940).

Мой информатор рассказал, что до последнего времени интереса к книгам не проявлял. С его слов выходило, что все три поколения Спиров имели более или менее тесные связи с криминальным миром, и его дед упоминал некоего профессора Мориарти. Отец моего знакомого много рассказывал о Профессоре, фигуре почти легендарной в семейном фольклоре Спиров.

Впервые о книгах, хранившихся под замком в доме Спиров в Степни, отец поведал Альберту уже на смертном одре. Три фолианта, уверял он, были личными дневниками Мориарти, хотя, следует добавить, в момент смерти Уильяма Спира его сына куда больше беспокоили планы Адольфа Гитлера, чем полузабытые семейные предания.

Получилось так, что, будучи завзятым книголюбом, Спир столкнулся с трудами сэра Артура Конан Дойла только в конце 1960-х. Упущение весьма странное, но не слишком меня тревожившее, поскольку я и сам познакомился с хрониками доктора Уотсона довольно поздно.

Так или иначе, когда Спир начал наконец читать трехтомную сагу, он быстро наткнулся на упоминания о главном враге Холмса, профессоре Джеймсе Мориарти, и с удивлением обнаружил в рассказах о великом детективе описания, имевшие отношение к некоторым вещам, о которых ему говорил отец.

Заинтригованный как сходствами, так и парадоксальными несовпадениями, он внимательнее присмотрелся к самим рукописям.

Страницы сохранились в приличном состоянии, и почерк во всех трех томах был один и тот же — аккуратный, с небольшим наклоном, весьма изящный. Кое-где можно было разобрать даты и планы улиц, но в целом текст казался на первый взгляд неразборчивым. Спир пришел к выводу, что отец был прав, и что ему в руки попали подлинные, написанные шифром дневники профессора Мориарти.

Не скрою, едва взглянув на манускрипты, я испытал сильное волнение, хотя и постарался этого не выказать, ожидая, что Спир попытается на них заработать. О деньгах, однако, он даже не упомянул, сказав, что будет рад, если кто-то расшифрует записи и с толком их использует. Его же интерес во всем этом чисто академический.

В последующие дни я тоже наткнулся на несоответствия и, в частности, на тот факт, что записи продолжались и после весны 1891 года. Года, когда, согласно свидетельству доктора Уотсона, Холмс свалился в Рейхенбахский водопад после схватки с Мориарти. Правда, уже в 1894-м считавшийся мертвым сыщик вновь появился на сцене с объяснением, что в водопаде погиб один лишь Мориарти.

Если дневники и впрямь принадлежали тому самому Мориарти, то получалось, что либо кто-то смешивает правду с вымыслом, либо произошла путаница и кого-то приняли за другого.

Поскольку мои собственные познания в шифрах невелики, я передал рукописи моим добрым друзьям и издателям, Робину Деннистону (имевшему немалый опыт по части разгадывания кодов и шифров) и Кристоферу Фалкусу. После долгих часов напряженной работы, в которой метод проб и ошибок совмещался с попытками научного подхода, шифр был взломан. В результате ко времени, когда я пишу эти строки, прочитано уже почти полторы книги.

Уже на этой, относительно ранней стадии исследования, стало ясно, что опубликовать документы в их оригинальном виде невозможно. Даже в наши либеральные времена, когда дозволено почти все, присущее Мориарти зло — то, что проступает на каждой странице, — несомненно, вызвало бы серьезное беспокойство. Ясно и то, что упоминание немалого числа почтенных и даже знаменитых имен стало бы причиной появления беспочвенных слухов и скандалов.

Принимая во внимание это все, мы решили, что наилучшим вариантом будет публикация истории профессора Мориарти в форме романа или романов. Вот почему названия некоторых мест и событий слегка изменены, хотя в других случаях, касающихся, например, причастности Мориарти к делу Потрошителя и так называемого «скандалу с графиней де Гонкур», скрывать факты бессмысленно.

Еще одной причиной именно такой формы представления дневников стало исчезновение Спира вскоре после передачи их мне. Как уже было отмечено, мы не можем с достаточной долей вероятности установить время написания документов, поэтому нельзя исключать и того, хотя я сам в это не верю, что Альберт Спир, обладавший своеобразным чувством юмора, попытался провернуть вторую по масштабу замысла литературную мистификацию века. Или, может быть, его дед, частенько упоминающийся в дневниках, был человеком с большим воображением. Возможно, после публикации первого тома мы получим ответы на некоторые вопросы.

Должен добавить еще одно, последнее, признание, которое, полагаю, вызовет у читателей интерес. Хочу выразить глубокую благодарность мисс Бернис Кроу из Кейрндоу, Аргайлшир, внучке покойного суперинтенданта Энгуса Маккреди Кроу, предоставившей в мое распоряжение дневники, записные книжки, письма и заметки своего прадеда.

Джон Гарднер

Роуледж, Суррей

Лондон:

Четверг, 5 апреля 1894

Итак, перемирие под вопросом. — Мужчина за столом довольно усмехнулся. — А ты уверен? — Он впился взглядом в сморщенное личико стоящего перед ним крохотного, напоминающего гончую человечка.