Надя резко встала с дивана, мельком взглянув в зеркало, поправила прическу и отошла к окну.
— Вот что, друг Серега! Я тебя так буду называть, — глядя в окно, не оборачиваясь, сказала она. — Сгоняй в буфет, принеси кофе, покрепче, скажи для меня, они знают. И два пирожных. С заварным кремом.
Сергей направился к двери, но на самом пороге остановился.
— Извини. У меня с собой денег нет.
Надя резко повернулась и, покачивая головой, негромко засмеялась. Когда смеялась, слегка морщила нос, и вокруг глаз появлялись мелкие морщинки. Сергею это сразу понравилось. Она становилась какой-то открытой и абсолютно беззащитной.
— Фантастика! — прошептала она. — Сразу видно, ты не из нашей братии. Скажи в буфете, для меня. Они запишут в книжечку, — тоном школьной учительницы, продолжила Надя, — У них такая бухгалтерская книга есть. Они всех туда записывают. Потом все скопом расплачиваемся. Чеши, друг Серега! Это надо… денег нет!
Сергей кивнул головой, по-военному повернулся «кругом!», двинулся на выход и столкнулся, нос к носу, с вошедшим поэтом-песенником Скворцовым. Тот отдал ему честь и пропустил в коридор.
— Какие люди-и! — равнодушно пропела Надя.
Она подошла к гримерному столику, опустилась на стул и начала внимательно рассматривать свое лицо.
— С чем пожаловал? Очередной серьезный разговор?
Скворцов взял стул, перевернул спинкой вперед и сел на него верхом, совсем близко к Наде.
— Мальвочка! Ты меня любишь?
— Не то слово. Только этим и занимаюсь. Подай полотенце.
— Сначала ответь. Ты меня любишь? Все-таки, я тоже приложил лапу к твоему восхождению на Олимп.
— На… куда!? В таком кабаке петь не довелось.
Надя раскрыла одну из коробок с вазелином и начала пальцами накладывать его на лоб и щеки. Одной рукой придерживала волосы, откинув их назад, другой от души мазала физиономию.
— А ты сам-то? — вдруг спросила она. — Сам себя любишь?
Скворцов коротко хохотнул и помотал головой.
— Не очень. Вернее, не слишком. Иной раз с утра посмотришь на себя в зеркало.… Так бы и дал, сам себе по роже.
— Не сдерживай порывы. Вредно для здоровья. От сдержанности бывает рак.
Николай Скворцов удовлетворенно улыбнулся, словно услышал приятный комплимент и поудобнее уселся на стуле. Смотрел при этом на отражение Нади в зеркале, хотя она сидела рядом.
— Слушай, Мальва! А ведь у нас с тобой был роман.
— Отвали!
— Точно помню, был. Еще до моей женитьбы на Наталье.
— Отвали, сказала! Мне и так несладко.
— Кому сейчас сладко.
— Таким как ты. Отвали!
— Ладно, сменим тему. Но роман у нас, все-таки, был.
— Спьяну чего не померещится.
— Я тогда еще не пил! — наигранно-возмущенным тоном сказал Николай. — Только закусывал. Если начистоту, я и на Наташке женился, чтоб быть поближе к тебе. Созерцать, так сказать!
— Ты глухой, да? — начала раздражаться Надя. — Денег нет. И неизвестно. Будут только в конце недели. Отвали!
— Ты на редкость прагматическая натура. Удивляюсь, как в такой хрупкой оболочке столько всякого помещается.… Всякого и разного!
— Ты мне начинаешь надоедать! — серьезным тоном сказала Надя. И даже не секунду перестала мазаться. — Денег нет, уже сказала. Хочешь выпить, пойди в буфет, пусть запишут на мое имя…
— Я о серьезном… — обиженным тоном протянул Скворцов.
Он вытащил из-под себя стул, отставил его в сторону, отошел к окну и достал из кармана несколько смятых бумажек.
— Ты, я слышал, подыскиваешь новый репертуар.… Послушай, отниму всего несколько минут…
— Не надо! — заорала Надя. И даже шваркнула на столик коробку с вазелином. — Не надо-о! Отвали по-хорошему! О работе ни слова! Написал хорошие стихи, в чем я сильно сомневаюсь, приходи завтра. С утра и абсолютно трезвый!
— Я действительно написал неплохие стихи! — растерявшись, начал бормотать Скворцов. — Впервые за последние несколько лет. Ты послушай! Две минуты можешь мне уделить!?
— Слушай, Бальмонт! Мать твою… — угрожающим тоном прошипела Надя. — Я ничего не решаю в одиночку, только с Игорем, ясно-о!? С тех пор как ты слетел с эстрады, многое изменилось…
— Настоящая поэзия всегда в цене. Послушай только несколько строк, сама все поймешь…
— Отва-али-и!!! — чуть не плача, взмолилась Надя, — Ты мне мешаешь! У меня работа-а!!!
— Послушай! Пять строк! Всего пять строк!!!
Осторожно открылась дверь, на пороге появился Сергей, со стаканом кофе на блюдце в одной руке, с пирожными на тарелке, в другой. Он ногой прикрыл за собой дверь, поднял глаза на Надю.
— Сереженька! — радостно попросила Надя. — Огромная просьба, если не затруднит.… Выброси этого… Тютчева в окошко! Пожалуйста! Он меня достал!!!
Сергей, хмуро поглядывая на поэта-песенника, подошел к гримерному столику, аккуратно поставил перед Надей тарелки. Та, тут же схватила стакан, сделала довольно большой глоток.
Поэт-песенник Николай Скворцов с мрачным видом рассовывал по карманам смятые листы бумаги. При этом он даже не смотрел на Надю, словно, ее вовсе не было в гримерной.
— Спасибо-о! — медленно протянул он.
— Пожалуйста-а! — передразнивая, протянула она.
Резкими движениями скинула с себя кофточку и, оставшись только в лифчике и юбке, напялила на голову изящную полиэтиленовую шапочку, схватила со спинки стула полотенце, направилась к незаметной двери в углу гримерной, за которой явно находилась душевая комната. Оттуда постоянно доносился звук капающей воды. Кап-кап, кап-кап…
— Ты об этом пожалеешь! Локти кусать будешь!
— Кому?! — поинтересовалась «звезда», открыв дверь душевой.
— Сама просить будешь…
— Сережа! Кто спросит, я в душе, — сказала Надя. При этом как-то виновато передернула плечами и бросила на него многозначительный взгляд. Было в этом взгляде что-то такое, чего Сергей понять не успел. Женщины это умеют. Быть наглой и застенчивой одновременно.
— Будешь бегать за мной… — угрожал Скворцов.
— Отва-али-и! — рявкнула Надя, и сильно хлопнув дверью, скрылась в душевой комнате. Оттуда донесся звук, включенного на всю катушку, мощного потока воды. Явно, сразу из обоих кранов.
Поэт-песенник, засунув руки в карманы джинсов, задумчиво покачался на месте с пятки на носок, и направился в коридор. На пороге остановился, бросил быстрый взгляд на Сергея.
— Слушай, Серега! Ты я вижу, парень неплохой. Могу я с тобой как мужчина с мужчиной.
— Само собой.
— Одна просьба. Это очень важно. Я сейчас уйду. Совсем. Понимаешь? Если вернусь, ты меня не пускай, договорились?
— Как это? — недоуменно спросил Сергей.
— Гони в шею. Можешь коленом под зад. Только по физиономии не надо. И милицию не вызывай, ладно? С милицией всегда так сложно.… Договорились? Главное, не слушай, что я молотить буду. Не пускай и точка. У меня фантазия богатая, черте-что могу напридумать…
Сергей смотрел на красное, потное лицо уже немолодого человека, и ему вдруг стало его жалко. В прошлый раз поэт-песенник ему активно не понравился. Он терпеть не мог таких вот, молодящихся старичков. Но сейчас, почему-то резко переменил мнение.
— А ты что…
— То самое, — кивнул Николай. — Чувствую, сегодня сорвусь.
— С утра начал? — понимающе кивнул Сергей.
Сам он почти не пил, но к пьющим людям, в отличие от большинства, относился с сочувствием. Все-таки, больные люди, как ни верти.
— Я раньше, чем с утра, — горько усмехнулся Скворцов. — Намного раньше. Наташку жалко. Она заслуживает лучшего мужика, нежели такое сокровище, как я.
Некоторое время оба молчали. Из душевой доносился плеск воды и нарочито громкие, пронзительные вскрики Нади. Мужчины переглянулись и, не сговариваясь, дружно усмехнулись.
— Настоящая поэзия никому не нужна, — с горечью сказал Скворцов. — Конечно, я не гений.
Между тем, Надя в душе начала громко петь. При этом изрядно фальшивила. А может, просто дурачилась.
— Иной раз думаю, может, сигануть в открытое окошко? Хоть раз в жизни испытать ощущение полета. Как считаешь? Все лучшее, уже позади. Это факт.
