— Ну, знаешь,… — покачал головой Сергей. — Там, откуда я недавно прибыл, к таким попыткам… относятся.… Осуждают, короче.
Опять голосом Норы захрипел динамик трансляции: «Пионеры, комсомольцы! Всем внимание! Через пять минут начнем прогон!».
В гримерную, распахнув дверь и отодвинув в сторону мужчин, стремительно вошла Наталья. За ней — маленькая, коротконогая, очень похожая на бегемотика, полная девица в синем замызганном халате. Наталья ногой отодвинула от стены пылесос, зло кивнула на него.
— Быстро починить можешь?
— Быстро кошки мышей рожают.
— У меня от пыли аллергия. Работать не могу, все время плачу.
— Все плачут. Вся страна плачет. Я вам что, нанялась, ваши пылесосы чинить!? Во-он… — девица кивнула на душевую, — своей звезде скажи, пусть она починит!
— Сегодня починишь или нет!? Да или нет!?
— Они будут задницами вертеть, да песенки распевать! Чуть-что, Оля — туда, Оля — сюда! И все на одну зарплату!
— Вы чего рты разинули! — неожиданно накинулась Наталья на мужчин. — Катитесь отсюда! Оба, оба-а!!!
Охранник Сергей Кострюлин и поэт Николай Скворцов пожали плечами, и послушно вышли в коридор. На лестнице постояли, покурили, ни о каких «полетах» больше не заговаривали. Из гримерной доносились голоса. Девушки продолжали разговор на повышенных тонах.
Как только Нора по трансляции объявила о начале прогона, Сергей спустился по лестнице в фойе, прошел по боковому коридору и открыл дверь зрительного зала. Все кресла были укрыты чехлами. В зале было темно и прохладно, если не сказать, холодно. После отупляющей жары на улице и изнуряющей духоты во всех помещениях за кулисами, это даже радовало.
Сергей устроился в самом конце, чтоб не маячить ни у кого перед глазами и приготовился смотреть.
За столиком режиссера неподвижно сидела какая-то седая дама во всем черном, курила и остановившимся взглядом смотрела на сцену.
Самое смешное, эстраду Сергей не любил. К попсе относился вполне равнодушно. Рок вообще недолюбливал. Сукачев, БГ, Кинчев и прочие идолы его сверстников, и тех, кто постарше, вызывали у него только легкое раздражение, не больше. Впрочем, он это тщательно скрывал от друзей. Кому захочется быть белой вороной. Тоже восхищенно цокал языком и понимающе кивал, стоило кому-либо произнести вслух ту или иную фамилию.
Французский шансон еще находил в его душе какой-то неясный волнующий отзвук. Привет бабушке, Ксении Федоровне. Та без ума была от Джо Дассена, Шарля Азнавура и, разумеется, великой Эдит Пиаф. Она бесконечно крутила их диски на стареньком проигрывателе, и каждый раз взгляд ее становился по-детски мечтательным и каким-то потусторонним. И во внука она ухитрилась втиснуть эту любовь к далекой стране. Самых галантных мужчин и самых соблазнительных женщин. Ее стараниями, Сережа в своем музыкальном развитии, (если это вообще можно назвать развитием!), основательно застрял где-то на рубеже шестидесятых, семидесятых.
Короче, Сережа был старомодным юношей.
До поры, он об этом не особенно задумывался. Жил себе и жил. Размышлять начал только в армии. Именно там он впервые услышал, (и увидел на экране маленького телевизора!), Мальвину. И что-то перевернулось в нем.
Пела она тогда откровенную чушь собачью. Бесконечно талдычила единственную фразу, «Мальчик мой! Я жду тебя! Мальчик мой! Я жду тебя!». И дергалась в тупом однообразном ритме.
— Дурочка блондинистая! — смеялся их командир, капитан Зотов. И даже не подозревал, что наотмашь бьет по самому больному и сокровенному целую дюжину стриженых мальчишек. Для большинства она была «невестой», которая любит и ждет. И непременно дождется.
Ее голос… Ее лицо… Ее глаза…
— Карина Михайловна! Я петь не буду, пройду чисто технически!
Сергей вздрогнул. На сцене у правой боковой кулисы стояла Мальвина. В простеньких джинсах и футболке на голое тело издали она выглядела девочкой подростком. Седая дама за столиком в центре зала шевельнулась и прошелестела в микрофон:
— Как скажешь, детка! Побереги голос до вечера!
Прогон произвел на Сергея удручающее впечатление. Гремела однообразная ритмичная музыка, дергались, как механические куклы, девицы из подтанцовки, вспыхивали и тут же гасли, направленные почему-то прямо в зрительный зал разноцветные прожектора.
Постановщик явно намеревался сходу послать зрителя в нокдаун.
Разумеется, не обошлось без дыма. На каждый выход Мальвины, справа и слева из-под сцены начинали клубиться белые кучевые облака. Она по колено в белом дыму с микрофоном в руках ходила от задника к рампе и смотрела куда-то поверх голов сидящих в зале. Очевидно, все это должно было выражать, что девушка мечтает о неземной любви.
Мальвина не пела, даже рот не открывала. Изредка слегка подтанцовывала вместе с девчонками, да в конце каждого номера выходила на авансцену и раскидывала в разные стороны руки.
Словно говорила: «Пою только для Вас!».
По идее постановщика, в этих местах должны быть аплодисменты, свист, восторженные крики и швыряние букетов на сцену к ногам «звезды». Но на прогоне в зале сидела только молчаливая седая дама. В промежутках между номерами, она жутко кашляла и, закуривая новую сигарету, кутала плечи в темную накидку.
Сергей недолго терпел это высокое искусство. Как только свет в очередной раз погас, осторожно выбрался из своего заднего ряда и, стараясь не скрипнуть дверью, незаметно вышел в фойе.
Вышел из зала и тут же услышал, на втором этаже, рядом с гримерной Мальвины, хлопнула оконная рама. На улице жара и полное безветрие, стало быть… диверсанты.
Приличной охраны в ДК им. Зуева не было. Седой бородатый пенсионер, дежурный на служебном входе «Калиныч», хоть и наряжался в угрожающую форму десантника, не мог обидеть даже таракана. Почему его звали «Калинычем», никто не знал. Так уж сложилось исторически. Что это? Фамилия, отчество, подпольная кличка? Сергей так и не разобрался. Спросить у самого «Калиныча» было неудобно.
Сергей пулей взлетел по лестнице на второй этаж и увидел вопиющую сцену. Две девицы, тинэйджерского возраста, тянули за ноги через окно в коридор третью. Та судорожно цеплялась руками за пожарную лестницу, и ни в какую не желала ее отпускать. Все-таки, второй этаж. Шею свернуть, один момент, если сверзишься.
Сергей среагировал мгновенно. Подскочил к подоконнику, ухватил тинэйджерку за пояс джинсов и одним движением втащил в коридор. Поставил на ноги и грозно спросил:
— Документы!
— Мы из фан-клуба «Мальва». У нас приглашение.
— Почему через окно?
— «Калиныч» не пускает, — возмущенно сказала самая маленькая и симпатичная из тинэйджерок. — Совсем оборзел!
— Нажрался вчера, небось! — басом сказала вторая.
— Мы в своем праве! Нас сама Мальвина приглашала!
— А этот козел не пускает!
— Бабки вымогает! Хочет, чтоб ему сунули!
— Мы принципиально не платим!
— Мы из фан-клуба!
— Разберемся! — строго сказал Сергей. — Найдем консенсус!
— Он козел! — с сомнением покачала головой та, которая только что болталась вверх ногами в окне. На ее раскрасневшемся лице не было и тени испуга.
— Вам действительно нравится Мальвина? — спросил Сергей.
Тинэйджерки затараторили, перебирая друг друга. Даже локтями пихаться начали, каждая норовила встать перед Сергеем.
— Мальвина — супер! Просто супер!!!
— Самая красивая, прикольная!!!
— Самая веселая, честная!!!
— Мальвина — наша звездочка!
— Мечта, вечный идеал!!!
— Все другие, просто отстой! Смотреть противно!
— Ты кого имеешь в виду?
— Да эту корову, которая замуж за бизнесмена выскочила!
— Мальвина на такое никогда не способна!
— Она честная! Не продается!
— Ладно, девочки! Ладно! Тихо-о!!! — повысил голос Сергей.
Консенсус нашли в неожиданном месте. В женском туалете. С самой серьезной миной на лице, Сергей предложил тинэйджеркам пересидеть до вечернего концерта в зрительском женском туалете. Заранее был уверен, те откажутся. Но три грации неожиданно с восторгом согласились. Только та, что висела в окне, недовольно проворчала:
