Но мы были единственными, кто понял, в чем дело — остальные (в смысле с первого курса — другие курсы приняли это как должное) только удивленно задрали головы, а потом девушки начали вытаскивать своих молодых людей в центр залы. Ната и я воспользовались моментом и пересели к Надьяну — дабы никто не спутался, каждому курсу отдали по отдельному столу, так что пообщаться с ним мы нормально не могли. Тот нам неподдельно обрадовался, все-таки отношения у него с одногруппниками были не самыми теплыми.

— Грустим? — весело спросила Интореми моя подруга (весело потому, что воображаемая соперница сейчас занималась тем, что всеми силами уговаривала темноволосого подарить ей танец, тот же отбрыкивался и утверждал, что ему и так хорошо).

— Едим, — так же жизнерадостно ответил юноша и с видимым удовольствием засунул себе в рот еще один кусочек жареного мяса (жирного и с острым соусом, очень любимого всеми мужчинами блюда, но обычно за столом не встречаемого, так как оно считалось вредным для желудка). Ната на это смотрела с таким умилением, будто сама готовила. Любовь — штука страшная. Вон, что с женщинами делает.

А у Надьяна оказалась очень благодушное настроение и, прожевав-таки свою еду (а жевал он медленно и с изяществом, учат их этому что ли?) он развлек нас несколькими забавными историями — как воин, он умел замечать ОЧЕНЬ многое. Я весело смеялась — мне был хорошо и радостно, хотелось даже немножко похулиганить.

Мы еще некоторое время посидели. Ната настолько разошлась, что поцеловала Надьяна в щеку (бедный юноша покраснел, все-таки настолько выставлять свои чувства напоказ, было не принято), а я тихо хихикала над смущенной парочкой. Но вот первый тур закончился, и мы отправились по своим местам. Как ни странно, но еда в тарелках сменилась — похоже в Замке на праздниках принято практиковать несколько перемен блюд (только свежие фрукты и овощи остались, но они уместны даже рядом с супом). Теперь на столах красовались рыбные блюда и холодные закуски (по-эльфийски делают — только там было принято разделять горячее и десерт салатами, морепродуктами и другими блюдами, которые подаются охлажденными). Мы с удивлением посмотрели на это разнообразие, пожали плечами и принялись за угощение. Нату почему-то привлекло нечто, которое она окрестила кальмарами (по мне так гадость). А когда она совершенно спокойно взяла что-то белое СЫРОЕ и, полив это лимонным соком, спокойно съела, я поняла, что вкусы у госпожи Летеш крайне странные. Мне в ответ сказали, что гурмана из меня не получится даже после смерти. На что моя совершенно не искушенная и консервативная персона просто пожала плечами и пристроилась к кусочку холодной жареной рыбы — пусть не по-королевски, но зато и сомнений не вызывала. К слову, оказалось, я не одна такая боязливая — довольно много людей смотрели на деликатесы с большим недоверием (а вот те, кто как Ната и Дик с Надьяном — тот тоже отнесся к этой еде с большим интересом — все-таки притронулись к ним, были в меньшинстве).

Но все рано или поздно кончается — вот и моему настроению пришел неминуемый конец: начался второй тур танцев. Музыка на этот раз гораздо веселее, а раздобревшие от еды юноши оторвались наконец-то от тарелок и разговоров и позволили девушкам утащить их на танцплощадку. И получилось так, что желание потанцевать проснулось абсолютно у всех представительниц прекрасной части целительства. Даже Ната решила вылезти из-за стола (Надьян к этому совершенно спокойно — танцы были обязательной частью всех приемов у старейших, так что танцевать он умел и никакого дискомфорта по поводу этого вида развлечения не испытывал).

И я осталась одна. Нет, одиночество не было для меня чем-то неприятным, но… когда абсолютно ВСЕ девушки танцуют, а ты сидишь за столом, когда парней еще пруд пруди… в груди ощутилась какая-то странная пустота, будто разбилась надежда на что-то… На что? На то, что меня заметят, хотя бы здесь. Я ведь… я никогда не умела быть решительной — самой подойти познакомится с кем-то, для меня это было неподъемным подвигом. А тут… тут юношам, как и в Городе было на меня глубоко плевать. Признание не являлось главной целью в жизни, но ведь хотелось… хотелось почувствовать себя на миг красивой, испытать чуть-чуть этой чисто девичьей радости. А её не было. Я, как и всегда, была никому не интересна. И с завистью смотрела на свою подругу, тихо радуясь тому, что так и не научилась злорадствовать — только черной зависти для полного счастья не хватало.

Снова невидимая стена отделила меня от этого мира — мир сам по себе, я сама по себе. Никому не нужная, никем не замеченная. Вдруг захотелось плакать: губы сами сжались в тонкую нитку, я с трудом удерживала слезы. Как же мне все это надоело! Как мне надоело быть всегда одной! Одиночество в таких количествах приносит лишь боль. Уйти бы куда-нибудь. Тишины и темнота — вот, что нужно сейчас, они успокаивают и забирают боль. Уйти.

Тихо вышла из-за стола, дабы никому не помешать и так же бесшумно вышла за дверь. Как оказалось, уже было поздно — за окнами темень, а зажженные целительские лампы скорее придавали мрачности, чем освещали коридор.

Захлопнула дверь, отрезав себя от остальных целителей. Но уже не было так больно — тишина раскрыла мне свои объятия. Тихо выдохнув, облокотилась на стену. Хватит на сегодня веселья — довеселилась до нервного срыва. Все-таки права была матушка — привыкнув к тихой работе у дяди, я не научилась жить в обществе. Тишина и темнота — мне больше и не нужно. Ну ладно, хватит стоять, заграждая дорогу — кто-нибудь будет выходить, дверью по голове хорошо приложит.

Я пошла, не разбирая дороги, и вдыхала ночной воздух. Маленькие каблучки моей обуви гулко стучали по каменному полу в ночи. Как вампир из сказки — хихикнула я про себя. Стоило отдалится от сборища, как настроение улучшилось, оставив просто какую-то неясную грусть о чем-то не случившемся, но таком желаемом.

Сейчас я была не одна — со мной была ночь. Даже в детстве никогда не боялась темноты, а когда повзрослела всегда, да и сейчас тоже, очень любила гулять по паркам после заката. Чего после заката бояться? Когда по Городу ходят патрули — за прогулку раз двадцать на них натыкаюсь. Это уже стало ритуалом: взаимно раскланиваемся, получаю предложение проводить меня до дома, а после отрицательного на него ответа все идут дальше по своим делам — патруль по заданному пути, а я, куда глаза глядят. Правда, мама эти прогулки не любит — в начале даже Орнета отправляла меня искать, когда долго не появлялась.

А в голове звучали когда-то прочитанные строчки:

Раздался шорох, я вздрогнула и оборвала стих — творение менестреля прозванного в мире Темным Странником. Надо же не заметила — вслух заговорила. Слава Духам, что не запела. А то найдется кто-нибудь, не обделенный музыкальным талантом, и скажет как одна моя знакомая: «Юриль, если ты будешь петь — я буду тебя бить, может быть даже ногами». Я осмотрела помещение — похоже, мои ноги решили проверить лекционные залы. А шуршала занавеска у открытого окна — в теплую погоду на ночь одно из окон в коридорах на верхних этажах открывали, чтобы проветрить. А на улице… Небо-то, какое. Звезд видимо — не видимо. И луна, как жемчужина среди песка под водой.

Я села на подоконник с ногами, отделившись от мира тонкой газовой занавеской. Мне было спокойно и немного грустно. О чем? Не знаю. Может потому, что меня тянуло к этому небу, но крыльев человеку не дано.