– Сейчас три часа. Вижу, ты засыпаешь без проблем.

– Так и есть. Я принял какое-то жуткое гомеопатическое снотворное. Кейт дала мне его на последних гастролях.

– О!

– Что тебе нужно? – спросил он нелюбезно.

– Люк…

– Нина, голубушка, у тебя все нормально? Хочешь, чтобы я приехал?

Она облегченно улыбнулась, обхватив трубку обеими руками. Он никогда ее так не называл. Он опять стал тем Люком, которого она знала. Она представила себе: лежит голый в своей большой кровати, волосы растрепаны, левая бровь чуть опущена, глаза сонные. Ей захотелось обнять его.

– Люк, где ты обедаешь в четверг?

Нина все же сумела на этой суетной неделе еще раз встретиться с Люком и даже пообедать с ним. Во время обеда она, к своему ужасу, узнала, что он не любит футбол.

– Ты не любишь футбол? – недоверчиво переспросила Нина. – Ты мне никогда об этом не говорил.

– Ты никогда меня не спрашивала.

– Как ты можешь его не любить? Что ты за человек?

– Я люблю волейбол, – примирительно сказал Люк.

– Это же совсем не то.

Они обедали в маленьком, знакомом Нине итальянском ресторанчике. После возвращения в Нью-Йорк на обоих навалилась работа. Люк записывал «Загадочное имя» на видео и пытался записать песню «Не бойся любви». Нина пела в спектаклях, работала над новой ролью, обсуждала возможный контракт на запись пластинки и вела предварительные переговоры по поводу партий и ролей будущего сезона.

Оба выглядели здоровыми, отдохнувшими. Время, проведенное наедине друг с другом, укрепило их хрупкую духовную связь. То, что начиналось как увлечение и страсть, перерастало в глубокое взаимопонимание. Люк дал ей очень многое. В их отношениях было все – восхищение, дружба, товарищество. И Нина надеялась, что и Люк получал от нее то же. Впервые в жизни человек поглощал ее не меньше, чем музыка, а ее духовный голод питало не только искусство. Она бесконечно восхищалась Люком.

В знак уважения к нему она ценой больших усилий за огромные деньги достала два билета на субботний матч и гордо продемонстрировала их Люку за обедом.

– Что же мне делать теперь с этими билетами?

– Продай.

– С ума сошел? Ты представляешь, какой ценой они мне достались? Я лучше продам свою девственность.

– Не поздновато ли? – поддразнил он.

– Ну и пусть! Сиди дома у телевизора, мне все равно. Я возьму с собой Мэттью.

– Кто такой Мэттью?

– Мой третий, самый любимый брат, между Марком и Джо. Он учил меня играть в футбол и дрался из-за меня с соседскими мальчишками. Когда я стала старше, он, прибавляя мне года, устраивал меня петь в бары и клубы. При этом Мэттью давал всем ясно понять, что, кто обидит меня, будет иметь дело с ним. Он единственный молчун в нашей семье, но это означает лишь то, что он говорит меньше других.

– Он будет дома в День благодарения?

– Будет. Он приедет из Вермонта, где славно поживает со своей подружкой. Он делает срубы из бревен, а она – сыр. Он-то уж тебя хорошенько рассмотрит – стоишь ли ты его маленькой сестренки.

– Стою ли я? Если бы он только знал, через что мне пришлось с тобой пройти!

– Джентльмены, между прочим, никогда об этом не рассказывают.

– Как ты мне не раз совершенно справедливо указывала, я не джентльмен.

В дом родителей они прибыли с опозданием. Нина хотела ехать на метро – эта дорога была ей хорошо известна, а Люк считал, что на машине быстрее и удобнее. Но он не знал район Бруклина, а Нина никогда сюда на машине не приезжала и потому была плохим штурманом. Они проплутали около часа.

– Простите за опоздание. – Люк был сама вежливость с Джулией, матерью Нины. – Нина хотела познакомить меня с Бруклином.

– Она прекрасная певица, но совершенно не умеет ориентироваться, – согласилась Джулия.

– Ты потрясающе выглядишь, мама. По какому поводу такой наряд? – Нина давно не видела свою мать так одетой.

Мария и Анджела выскочили в холл, визжа от восторга. Они схватили Люка за руки и потащили в гостиную знакомить с остальными членами семейства Ньяньярелли. Нина веселилась от души. Люк целовал сопливых младенцев, не моргнув глазом выдержал мощное рукопожатие отца, говорил комплименты таращившим от страха глаза женам и подружкам братьев Нины, старался не запутаться в именах. Даже собака во всем этом принимала участие, преданно следуя за ним по комнате.

Во время обеда стало ясно, что Люк и Джулия, пока готовили соус для жаркого и сладкий картофель, успели подружиться.

– Люк говорит, что ты сказала ему, будто я никогда не учила тебя готовить, Нина, – распекала Джулия дочь, пока Стефано резал индейку. – По правде-то говоря, Люк, когда я пыталась это сделать, она всегда отказывалась. Говорила, что станет знаменитостью, звездой и выйдет замуж за богатого человека, который будет водить ее по ресторанам.

– Мама!

Люк засмеялся, по лицу Нины догадавшись, что именно так и было. «На нее это похоже, – подумал он. – Вот и результат. Единственное, что она умеет, – это заказывать».

– Все наши мальчики научились, но она бывает такой упрямой.

– Я знаю, – сдержанно сказал Люк. – Но теперь ей придется учиться. Я не настолько богат, чтобы водить ее каждый вечер в рестораны, которые ей нравятся.

Анджела тут же влезла в разговор:

– Вы собираетесь пожениться? А…

– Хватит, Анджела, – прервал ее Стефано. – Кто любит у индейки темное мясо, кто белое?

Примерно через полчаса семья Нины забыла о своих намерениях быть благовоспитанной, и разговор принял весьма бурный характер. Началось с того, что Джо и Стефано заспорили о каких-то случившихся на этой неделе событиях в Вашингтоне. У каждого, конечно, была собственная точка зрения, и скоро за столом разразилось обычное громкоголосое побоище.

Люк изумленно наблюдал за всей этой катавасией. Нина подмигнула ему. Место между Джо и ее отцом, которое занимал Люк, обычно предназначалось ей.

– Люк, скажи этому тупому юнцу…

– Люк, ты, наверное, веришь в то…

Люк, поначалу чуть ли не силой вовлеченный в спор о политике, морали, нравах, тоже постепенно разгорячился и битый час орал вместе со всеми Ньяньярелли. Нина вздохнула и занялась едой. Она знала, что, когда он увлечется, остановится нескоро, а тут он был в своей тарелке.

Люк поймал Нину, когда вся семья усаживалась у телевизора смотреть футбол.

– Мы можем ехать?

– Но я тоже хочу посмотреть.

– Пожалуйста, Нина. Ты можешь взять у них кассету на следующей неделе. Я не хотел бы смотреть это три часа. И потом у меня жутко болит голова.

– Не верю, – с улыбкой сказала она. – Ну хорошо. Пойдем попрощаемся.

Мария и Анджела протестовали так яростно, как будто Люк отправлялся в Сибирь. Мать Нины разрумянилась и выглядела не старше дочери. Люк поцеловал ее в щечку.

– Надеемся, сынок, еще увидеться, – сказал отец, дружески хлопнув Люка по плечу.

По дороге обратно на Манхэттен Нина сидела в машине рядом с Люком, положив голову ему на плечо.

– Они всегда… такие? – спросил Люк.

– Всегда.

– Я понимаю, что заставило тебя уйти в музыку.

– Они тебе не понравились?

– Очень понравились. Но от них немного устаешь.

– От тебя тоже, – сказала она. – Ты так вписался, как будто бы родился в этой семье.

– Это только одна сторона моих многих «я», – непринужденно ответил он. – Но ведь ты знаешь, как заставить меня замолчать?

Последовала тихая возня.

– Прекрати, а то врежемся в телефонную будку.

– А твоя семья? Какая она? – спросила Нина с любопытством.

– Пожалуй, потише.

– Ну это и так ясно. Таких просто больше нет. А еще какая?

– В чем-то похожа на твою. Они фермеры, заняты по горло. На многое имеют свою точку зрения. Тоже любят поспорить. Хоть дел и невпроворот, участвуют в общественной жизни. Моя мама очень открыта и дружелюбна. Отца поймешь не сразу, но человек он добрый. Сестра веселая, сильная, красивая, работает акушеркой.