Но почему? Почему? Он же все так тщательно продумал. Ладно, он подождет, он терпеливый. Единственное, что у него теперь осталось, — терпение.

Тима растянулся на диване, щелкнул пультом управления-. Пробежался по каналам — ничего интересного, везде про Питерское метро. Хоть бы боевик какой закрутили.

Почему-то на боку не лежалось. Тима повернулся на спину — не лежалось и на спине.

Что-то его тревожило, а что — он понять не мог. И это бесило страшно. Тима прокрутил в памяти вчерашний день, беседу в ресторане, сегодняшний разговор с Гуровиным…

Нет, не то. Еще назади Вчера.

Ай-ай-ай… Неужели он промахнулся, послав Алика? Неужели…

Ну точно, с какого бодуна Алик вдруг согласился, если Ваня Болгарин и тот заартачился? Уж кто-кто, а Алик должен был согласиться в последнюю очередь.

Как же это он, Тима, своими руками отдал Алику все концы, все адреса, телефоны, всех своих московских “шестерок”! Что там теперь делает Алик? Готовится вернуться и сделать с Тимой то, что он должен сделать с Казанцевым и с…

У Тимы похолодело внутри. Он вскочил, заметался по квартире, натыкаясь на столы, кресла, шкафы, которых здесь было так много — целый музей. Это была его совковая привычка — мебели побольше.

Но что делать? Алика надо остановить! Самому ехать в Москву? Да ни за что! Он, Тимур Пинчевский, может все, только не убивать. Он приказать может, заплатить, но сам…

Стоп! Спокойно, есть выход.

Тима бросился к телефону, но заставил себя сначала собраться с мыслями, успокоиться и только потом набрал номер и ленивым голосом сказал:

— Мы тут посоветовались, господин Гуровин, и пришли к следующему выводу…

За несколько минут на лице Якова Ивановича сменилась целая гамма чувств. От страха до удивления, от скорби до радости.

Только что ему снова позвонил Пинчевский и сообщил, на каких условиях Гуровин может все-таки получить акции. Ну не бесплатно, конечно, а выкупить, но по минимальной цене.

Дело не терпело отлагательств.

Яков Иванович носовым платком вытер со лба пот, снял трубку и набрал номер корреспондентской.

— Пусть ко мне зайдет Балашов, — распорядился он. — А где он? А Захаров есть? Немедленно ко мне.

Казалось, что ливень за окном прошел еще в прошлом году, хотя по стеклу еще скатывались капли воды.

Только что Гуровин считал себя полным банкротом, а сейчас он сорвал джек-пот.

В ожидании вечерних новостей они поглядывали на огромный полиэкран телевизора и лениво перемывали кости коллегам, допустившим явный брак.

Косяком шли юмористические передачи, поражающие однообразием тупого юмора, особенно неуместного в дни трагедии всероссийского масштаба — и ни траура вам, ни достойной реакции верхушки, ничего! Потом, как сговорившись, все каналы начали пугать обывателя рассказами о ходе расследования громких бандитских разборок, стараясь отбить друг у друга зрителей для поднятия своего рейтинга, а значит, и увеличения количества рекламодателей, приносящих деньги. Особенно нелепо смотрелись смешные карапузы в безотказных памперсах, возникающие в перебивку кадров, полных живых и мертвых тел в крови. Затем вся эта кровь потоком синхронно перетекла в голливудскую второсортную лабуду подешевле, где честные американские парни побеждали плохих азиатов и латиносов, травящих янки наркотиками, пачками расстреливали террористов, расправлялись с целыми бандами наемников.

Наконец на “Дайвере” появилась заставка новостей.

Весь материал, переправленный в Москву, с легкими поправками вошел в выпуск. Ломов и его команда получили ощутимейший удар.

— Поздравляю, мальчики! — расцеловала друзей Дэби. — Бинго!

— Да, неплохо получилось, — признал Никитин. — Ну теперь спустят всех собак. Эх, нам бы еще фактиков погорячее — тогда нас голыми руками не возьмешь.

Фактики не заставили себя долго ждать. И были они горячее не придумаешь.

Виктор как раз переключился на местный канал и попал на середину блока криминальной хроники по Санкт-Петербургу.

— На улице Марата житель одного из домов пытался покончить жизнь самоубийством в собственной квартире. Облившись бензином, он грозился себя поджечь.

На экране в оконном проеме появилась фигура Копылова. Тот был в своем парадном пиджаке и халате, что в контексте репортажа казалось особенно выразительным. Вид у Евгения Петровича был какой-то отсутствующий. Он стоял на подоконнике, действительно держа в руках какую-то бутылку.

— Соседи по лестничной клетке, — продолжал диктор, — вызвали милицию. Сотрудникам Центрального УВД с трудом удалось уговорить самоубийцу отказаться от своих намерений. Соседи говорят, человек этот вел замкнутый образ жизни, будучи тяжело больным. Правоохранительные органы не исключают сумасшествия.

— Какое сумасшествие? — закричал Виктор. — Мужик в полном рассудке — настоящий боец! Да и радость у него была — изобретение обнародовал. А я, подлец, камеру вырубил!

— Да, что-то поспешили они его сумасшедшим объявить, — сказал Валерий. — Знаешь, не дают мне покоя эти два типа в подъезде. Боюсь, после нас они должны были заняться Евгением Петровичем. А может, и одновременно всеми сразу. Интересно, попали они в кадр Серегиной камеры? Только бы при монтаже их не отбросили как брак!

Никто ему не ответил, потому что в это время подоспел второй горячий фактик.

— В управлении Метростроя произошел пожар. В результате возгорания, возникшего из-за неисправной проводки, сгорело хранилище технической документации. Площадь пожара составила сто квадратных метров. Ведется расследование.

— Так, похоже бьют по всем фронтам. Прячут концы в воду.., из пожарных шлангов, — хлопнул себя по бедрам Никитин. — Ладно, это завтра. А сейчас надо спешить. Через час нас ждет хоулер. Пойдем на прорыв, пока не оказалось, что на месте киоска за вечер высотку выстроили, — с нашего мэра станется.

— Минутку. — Дэби достала какую-то необычную трубку и, выхода из комнаты, начала с кем-то разговор на английском. — О'кей! Сейчас за нами приедут.

Виктор усмехнулся:

— От нас-то ты утаила разговор, а от них, — показал он на потолок, — нет.

— Не беспокойтесь. Это специальный канал. Он идет с шифровкой. Сейчас приедет наш консул — ему очень понравился ваш сюжет. В благодарность он отвезет нас и прикроет. И не только сегодня. А за КУРСК вообще собирается пригласить вас на обед — это высший знак внимания.

— Так, дожили, — мрачно констатировал Никитин. — Нас прикрывает ЦРУ. От наших специалистов. Шпионаж в пользу иностранной разведки, статья…

— Не бойтесь, мальчики. Мы не ЦРУ. Джон просто мой хороший друг. И кстати, он еще и сопредседатель экологического общества.

Антон потерял чувство реальности. Ему уже столько раз казалось, что в коридоре раздаются чьи-то шаги и кто-то подходит к закрытой комнате, что когда дверь наконец отворилась и рядом с Антоном остановились ноги в элегантных, безукоризненно отутюженных брюках, а рядом еще одни, в спортивных штанах и кроссовках, он решил, будто это галлюцинация.

— Оклемался? — раздался голос Элегантного. — Подумал?

Антон с трудом поднял голову и кивнул.

— И что надумал?

Говорить было больно: вокруг губ запеклась кровь, ныли челюсти, язык ворочался с трудом.

— Хочешь пить? — догадался Элегантный. Балашов снова кивнул. Братан поднес к его рту стакан с водой.

— Помоги ему встать, — распорядился Элегантный.

Братан подхватил Антона под мышки, усадил на стул.

— Ну? — Элегантный, засунув руки в карманы брюк, перекатывался с пятки на носок.

Антон, косноязычно, делая большие паузы между словами, рассказал ему все. И про Казанцева — как стал его доверенным лицом, как мотался с ним в предвыборную кампанию по нищим селам и грязным городским кварталам; и про Олега Булгакова — как вместо повестки в суд за оскорбление в эфире чести и достоинства лидера партии трудового народа он, Антон, получил приглашение в штаб-квартиру его партии и как тот банально перекупил Балашова за штуку баксов. После этого Антон организовал в прессе и на других каналах телевидения кампанию в защиту несправедливо оболганного главного “муравья”, а потом, когда Булгаков сунул взятку Гуровину, начал петь Олегу осанну и на “Дайвере”. Казанцев растерялся. Он пригласил своего бывшего приятеля в кафе “Аполлон” на Манежной поговорить. Саша не стыдил Антона. Он просто пытался понять почему. И во время того разговора случайно обмолвился о запланированной поездке в Одессу.