Энни прижала девочку к себе:

— Я знаю, милая.

Они долго сидели так, обнявшись. Дождь словно смягчил все краски и звуки леса. Наконец Энни улыбнулась и похлопала Иззи по правой руке.

— А что, мисс Иззи, ты права. Я вижу эти пальчики ясно, как божий день. Я считаю, за это надо поднять тост.

— Мне нравится тост с джемом.

Энни рассмеялась:

— Тоста у меня с собой нет, но есть лимонад. А если мы срочно не поедим, я начну жевать твою монету. Думаю, нам пора двигаться домой.

Иззи засмеялась. Это был такой высокий, чистый, невыразимо прекрасный звук, что Энни забыла о своих тревогах. Во всяком случае, ей удалось вернуть Иззи ее голос и улыбку, а теперь еще ее рука снова стала видимой. Может быть, завтра не станет и перчатки на левой руке. Но пока достаточно и этого.

В тот день, когда Ник вернулся домой, шел дождь. Он расплатился с таксистом, вышел из машины и смотрел, как единственное в городе такси уезжает. Он поднял воротник джинсовой куртки и ссутулился под проливным дождем. Под мышкой Ник держал помятый пакет с одеждой и туалетными принадлежностями, которые ему пришлось купить на то время, которые он провел вне дома.

День пошел на убыль, начинался сиреневый вечер, в воздухе ощущался холод. Ник не стал подъезжать на такси прямо к дому, а вышел из машины заранее — ему нужно было время, чтобы собраться с духом.

Моргая под бьющим в лицо дождем, он начал долгий путь домой. Слева от дороги в озере отражалось сумеречное небо. Глянцевые листья растений, окаймлявших дорогу с обеих сторон, создавали тенистый тоннель, который вел к его дому. Ник миновал его и увидел за поворотом свой дом. Из окон дома падал мягкий золотистый свет, над трубой поднимался дымок. Именно таким Ник и представлял себе настоящий дом. Этот дом с самого начала завладел его воображением. Ник до сих пор помнил ту ночь, когда он привел сюда Энни. Кэти тогда простудилась, поэтому Ник и Энни пошли на карнавал вдвоем, а потом он привел ее сюда, в этот «дом с привидениями» на озере.

Ник впервые увидел этот дом ее восторженными глазами. В ту ночь она зажгла в его душе огонь, и этот старый дом стал воплощением его мечты. Для мальчишки, который два года жил в машине и завтракал тем, что удавалось найти в мусорном контейнере, этот дом представлялся сказочным дворцом.

Потребовались годы, чтобы Ник смог накопить достаточно денег и купить его. Когда он подписал документы и выписал чек на авансовый платеж за дом, было лето, август. И даже тогда, в самые жаркие дни в году, на этой дороге было тенисто и прохладно, а над озером дул бриз. Ник посмотрел на гору Олимпус. Гранитный треугольник поднимался высоко в небо, на его зубчатой вершине остался лишь слабый намек на снежную шапку.

Воспоминание было острым, как разбитое стекло. Тогда он помчался, чтобы привезти сюда Иззи и Кэти. К тому времени уже наступил вечер, на веранду легли густые темные тени. Он схватил Кэти за руку и потащил ее через темный, пахнущий сыростью дом. «Кэт, ты только посмотри! Здесь у нас будет солнечная комната, где мы будем завтракать. А это кухня, такие плиты больше не делают, а посмотри на этот камин, наверняка ему лет сто…»

Ник уже чувствовал, каким может стать этот дом, он видел его живым и обновленным.

Кэти же видела другое — грязь, сырость и кучу работы, которую предстоит сделать, прежде чем этот дом станет пригодным для жизни.

Как он тогда этого не понял? И почему он не выслушал ее мнение? Почему тогда он лишь сказал себе: «У нее сегодня один из тех плохих дней» — и на этом успокоился?

Ник со вздохом расправил плечи, пересек лужайку, поднялся на веранду и постучал в дверь. Промокший пакет с его теперь уже ненужными вещами упал на пол у его ног.

За дверью послышались быстрые шаги и приглушенное: «Минутку!» — потом дверь открылась, и перед Ником предстала Энни. Молчание между ними казалось оглушительным, каждый звук стал словно бы слышнее: ритмичный стук дождя по крыше, трепет листьев, тихий плеск волн в озере.

Нику хотелось улыбнуться, но он поспешил отвести взгляд, чтобы Энни не увидела в его глазах внезапное вспыхнувшее желание.

— Ник!

Ее голос был чуть громче шепота, Нику казалось, что он чувствует влажное тепло ее дыхания на своем лице. Он медленно перевел взгляд на Энни. Она стояла так близко, что он видел на ее лбу россыпь веснушек вдоль линии волос и крошечный белый шрам поперек брови.

— Я два раза в день ходил в Общество анонимных алкоголиков, — быстро проговорил он, даже не поздоровавшись. — С того дня, когда ты высадила меня возле мотеля, я не брал в рот спиртного.

— О, Ник, это же чудесно! Я…

Энни внезапно умолкла, оказавшись в опасной близости от него. На веранде горела лампа, и в ее бледном свете Ник увидел, что на щеках Энни выступил горячий румянец. Они отвела взгляд, смущенно кашлянула и отступила назад.

— Иззи в общей комнате. Мы с ней рисуем. Входи.

— Рисуете, это интересно. Я бы не хотел…

— Ник, ты должен это сделать.

Энни решительно взяла его за руку и потянула за собой в дом, она держала его руку крепко, и это подействовало на него успокаивающе. Дверь за ним захлопнулась.

В доме пахло чистотой, играло радио, но Ник не успел заметить все перемены, которые принесла с собой Энни. Она потянула Ника за руку по коридору.

То, что Энни назвала общей комнатой, Ник когда-то мысленно называл дерьмовой комнатой.

Много лет назад, наверное в пятидесятых годах, в ней сделали ремонт при скудных средствах. Бревенчатые стены закрыли панелями из ДСП, дощатый пол покрыли ковром горчичного цвета. Единственной приятной вещью в комнате был большой старый камин из кирпича, в котором Энни развела огонь.

Французские окна, выходящие на заднюю веранду, были приоткрыты. Прохладный вечерний ветерок шевелил белые тюлевые занавески, в воздухе висела серебристая вуаль дождя.

Складной столик был заставлен разноцветными баночками с краской и завален кисточками. Газета, которую постелили на ковер, пестрела упавшими каплями ярких красок. Иззи стояла спиной, ее левая рука в черной перчатке безжизненно висела. Перед ней стоял большой мольберт, к которому был приколот лист белой бумаги. Нику были видны только цветные пятна на бумаге, но весь рисунок загораживала Иззи.

Ник вдруг осознал, что Энни ушла, она больше не держала его за руку, и собственная рука показалась ему пустой и холодной. Он оглянулся и увидел Энни в коридоре. Она подняла вверх большой палец и удалилась.

Ник вздохнул и сделал осторожный шаг вперед. Он ожидал, что Иззи резко повернется и посмотрит на него, но ковер скрадывал звук шагов, и девочка продолжала рисовать.

— Иззи, — тихо позвал он, словно тихий голос мог как-то смягчить неожиданность его появления.

Иззи выронила баночку с голубой краской. Краска растеклась по газете. Иззи медленно повернулась с кисточкой в руке.

Она была похожа на ангелочка. Желтый комбинезон на ней был испачкан красками, но на лице и на волосах пятен краски не было. Ее темные волосы были заплетены в две аккуратные косички, в них были вплетены желтые ленты. Она была прежней Иззи. Именно эта мысль, больше, чем что-либо другое, полностью вернула Ника в настоящее. У него ослабели колени, страх залег внутри холодным камнем, но он двинулся к своей маленькой девочке, которая молча стояла рядом с мольбертом, глядя на него своими огромными глазами.

Ник опустился на колени рядом с Иззи. Хлюпнула лужица голубой краски. Иззи смотрела на отца не мигая, сжав губы. Будь это несколько лет назад, она бы бросилась к нему в объятия и осыпала его поцелуями. Иззи обожала отца, она была ласкова с ним, даже когда у него было похмелье, даже после его ссор с Кэти. Она никогда не смотрела на него с таким выражением, как сейчас, — как осторожный, встревоженный зверек, готовый при первом намеке на опасность броситься наутек.

Чувствуя внезапное стеснение в груди, Ник вдруг осознал, как сильно ему не хватало ее поцелуев, сладкого запаха ее волос, нежной мягкости ее руки, когда она вкладывает ее в его руку.