— Ты ошибаешься, Джо. В конечном счете мы все одиноки.
— Вот такие рассуждения и довели тебя до этого состояния. Уж поверь, я знаю заповедь алкоголика: «Никому ничего не рассказывай, никому не доверяй». Николас, но ты должен доверять хоть кому-то. Тут целый город за тебя переживает, и у тебя есть маленькая дочка, которая считает, что это ты каждую ночь вешаешь луну на небо. Хватит думать только о том, что ты потерял, думай о том, что у тебя осталось. Или ты хочешь закончить, как твоя мать, на скамейке в парке, пока тебя не убьют? Или, может, хочешь стать таким, как я, у кого есть две прекрасные дочери, но они сбежали однажды отсюда — на Восточное побережье, чтобы быть подальше от пьющего отца? — Джо достал из кармана визитную карточку и протянул ее Нику. — Когда окончательно придешь в себя, позвони по этому номеру. Я тебе помогу, мы все тебе поможем, но первый шаг ты должен сделать сам.
— Ты выглядишь, как перегретый суп из дерьма.
Ник даже не взглянул на Энни.
— Ничего себе выражение, ты в Стэнфорде научилась так разговаривать?
— Нет, но меня, по крайней мере, учили не садиться за руль пьяной.
Ник огляделся и провел дрожащей рукой по волосам.
— Где Иззи?
— А, так ты ее все-таки помнишь!
— Черт возьми, Энни…
— Мы, то есть твоя дочь и я, очень беспокоились о тебе прошлой ночью. Но ведь тебе на нас наплевать, верно?!
Ник вдруг почувствовал себя ужасно усталым, таким усталым, что у него не было сил долго стоять на ногах. Он прошел мимо Энни и вышел из здания больницы. «Мустанг» Энни стоял перед автоматическими стеклянными дверями. Едва не падая, Ник схватился за холодную металлическую ручку двери и замер, закрыв глаза и сосредоточиваясь на каждом вздохе. Он слышал, как Энни прошла мимо него, ее теннисные тапочки ступали по асфальту с мягким шуршанием. Она открыла машину, села за руль и громко захлопнула за собой дверцу. Ник вяло подумал, представляет ли она, каким грохотом это кажется человеку, у которого голова как бомба с запущенным часовым механизмом. Энни посигналила Нику. Звук, казалось, резал его барабанные перепонки. Он забрался в автомобиль и с тяжелым вздохом рухнул на сиденье.
Машина понеслась по неровной дороге. Ник был уверен, что Энни нарочно прибавляет скорость на каждом ухабе и каждой рытвине. Он держался за ручку на дверце так, будто от этого зависела его жизнь, костяшки его пальцев побелели, ладонь стала влажной.
— Пока ты собирался, я поговорила с твоим капитаном, мистером Нейшеном. Он сказал, что ты берешь отпуск на какое-то время. Он сказал, что ты потерял сознание.
— Здорово.
Энни тихо присвистнула:
— А что это у тебя вся рубашка перепачкана? Да, представляю, как отлично ты провел время. Видно, это для тебя лучше, чем оставаться дома с дочерью.
Ник поморщился и закрыл глаза, он был готов провалиться сквозь землю, только бы не слышать этих слов. В его памяти всплыли слова Джо: «Ты хочешь закончить жизнь, как твоя мать? Или, может, хочешь стать таким, как был когда-то я?» Он подумал об Иззи, каким она его запомнит и куда уйдет, как только у нее появится такая возможность? И еще он подумал о том, что будет с ним, если Иззи его покинет.
Ник покосился на Энни. Она сидела прямо, ее руки располагались на руле точно в положении «без десяти два часа», взгляд был устремлен на дорогу.
— Энни, могу я тебя попросить кое о чем?
— Конечно.
— Отвези меня в мотель «Убежище» на седьмой автостраде. И побудь несколько дней с Иззи.
Энни нахмурилась:
— «Убежище»? Это же помойка, и почему…
Нику казалось, что он ступил в глубокую часть бассейна, полного грязной, мутной воды. Сейчас он был не в состоянии спорить.
— Пожалуйста, мне нужно некоторое время.
Энни бросила на него встревоженный взгляд и снова переключила внимание на дорогу.
— Но Иззи…
— Я тебя прошу! — Его голос прозвучал просительно, даже жалобно, но Ник ничего не мог с собой поделать. — Можешь побыть с ней некоторое время, пока я приведу себя в порядок? Я знаю, я прошу слишком много…
Энни ничего не ответила, и в машине повисло неуютное молчание. Проехав примерно милю, Энни включила поворотник и свернула с автострады. Через несколько минут она уже въезжала на парковку перед мотелем «Убежище». Над входом мигала неоновая вывеска. Она гласила: «Извините. Свободно» — и довольно точно отражала суть.
— Приехали, Ник. Не знаю…
— «Дом, милый дом», — усмехнулся Ник.
Энни повернулась к нему, и Ник удивился: он не ожидал, что она посмотрит на него с такой теплотой. Она наклонилась к нему и убрала волосы с его лба.
— Я тебе помогу. Но на этот раз, Ники, лучше бы тебе не осрамиться. Твоей замечательной девочке вовсе ни к чему терять еще и отца.
— Господи, Энни… — прошептал Ник.
— Ник, я знаю, что ты ее любишь. Просто давай пойдем друг другу навстречу. Доверься мне, а еще лучше — себе. Поверь в себя.
Хотя Ник и твердил себе, что ему плевать, если он снова потерпит неудачу, но ему был нужен этот второй шанс. Он устал, очень устал от своей глухой тоски и страха. Слова «я хочу попытаться» висели тяжестью на его языке, но у него не было сил произнести их вслух. Он мог припомнить немало случаев, когда хотел получить шанс, и много случаев, когда его мать говорила: «Ники, поверь мне, на этот раз это всерьез». Он отвык доверять людям.
Ник вышел из машины и стоял, глядя, как Энни уезжает. Когда ее автомобиль скрылся из виду, он сунул руки в карманы и направился к входу. Выудив из нагрудного кармана кредитную карточку, он зарегистрировался в мотеле и получил номер на ночь.
Комната была тесной, темной и пахла мочой. В центре — продавленная двуспальная кровать. Бугристый матрас был накрыт унылым тканым покрывалом. Окно без занавесок смотрело на кирпичную стену соседнего здания. На цементном полу — потертое покрытие ковролина, скрученное по краям. За дверью «под дерево», криво висевшей на поржавевших петлях, была ванная размером со шкаф. Ник, и не заглядывая внутрь, знал, что он там увидит: пластмассовый душ, унитаз в сетке трещин, ржавые круги вокруг металлического слива раковины.
Ник с усталым вздохом опустился на кровать. Его жизнь словно раскололась на две половины, и теперь даже та часть, за которую он цеплялся, ускользала сквозь его дрожащие пальцы, как песок. Он знал, что когда впервые потянулся за бутылкой, то сделал шаг по дороге, ведущей в никуда. Выпивка высасывала его до дна, и, когда она с ним покончит, останется только худой, никому не нужный старик, замерзающий на скамейке в парке.
По стене пробежал таракан и скрылся за картиной, изображающей гору Олимпус.
Плывя восемь месяцев по течению, Ник приблизился к последней черте. Может ли он что-то изменить? Ник сунул руку в карман и достал карточку, которую ему дал Джо.
Энни весь день придумывала для Иззи какие-то занятия, но, когда наступил вечер, она больше не могла притворяться. Перед сном она почитала Иззи сказку, потом обняла ее и мягко сказала, тщательно подбирая слова:
— Иззи, мне нужно тебе кое-что сказать. Твой папа ненадолго уедет. Он заболел. Он очень любит тебя, и, как только поправится, он вернется домой.
Иззи не ответила. Энни не знала, что еще следовало сказать, какие слова могли бы успокоить девочку. Она долго обнимала Иззи, мурлыкала ей песенки и гладила ее по голове, потом вздохнула и сказала:
— Пора спать.
Она отпустила Иззи, встала и пошла было к лестнице, но Иззи схватила ее за руку. Энни посмотрела в большие испуганные глаза, и у нее заныло сердце.
— Дорогая, я никуда не ухожу, я здесь.
Пока они по лестнице поднимались наверх, шли по коридору в ванную, Иззи все время держала Энни за руку. Она и в ванной не хотела ее отпускать. Энни снова посмотрела в большие карие глаза девочки:
— Хочешь, чтобы я легла спать вместе с тобой?
По лицу Иззи промелькнула быстрая улыбка, она крепче сжала руку Энни и кивнула. Энни прилегла на кровать Иззи, даже не почистив зубы и не переодевшись. На столике она оставила включенный ночник с Русалочкой. Иззи прижалась к ней, а Энни гладила девочку по голове и вдруг вспомнила, как ей самой в детстве не хватало разговоров о маме. После той аварии никто никогда о ней не говорил и не вспоминал, словно она вообще не существовала. И Энни начала постепенно, день за днем ее забывать. Она задумалась о том, что, возможно, бедная тихая Иззи столкнулась с теми же страхами.