Беспокоило Каргина другое: начальство просто так, ни с того ни с сего, никогда не заявляется.

— Еще о чем разговор шел? — пытаясь найти хоть какую-то зацепку, спросил Каргин. — Чем еще интересовались-то?

Федор ответил даже без намека на недавнюю иронию:

— Штабник все нажимал на то, что мы из Лотохичей самовольно ушли.

— Вот откуда ветерком потянуло, — усмехнулся Каргин.

— Может, повременим с перебазированием в лес? — осторожно, словно боясь обидеть Каргина, предложил Федор.

— Повременить? Постой, постой, а ты как узнал об этой моей задумке?

— Стригаленок раззвонил.

Каргин сразу вспомнил и свой разговор со Стригаленком, и то, что именно его, прекрасно знающего местность, направил в штаб бригады с донесением о том, что рота пошла на станцию Выселки на боевую операцию.

— Проворен, ничего не скажешь, — опять усмехнулся Каргин и решительно зашагал в голову колонны.

Когда, чтобы попасть в Лотохичи, оставалось только перейти болото, Каргин остановил колонну, подозвал Юрку и сказал:

— Остаешься за меня. Особо проследи за тем, чтобы никто из леса не высовывался. И вообще… Выставь посты, чтобы из лагеря ни туда, ни сюда хода не было. В караул назначай только наших, проверенных. В оба глядеть, в оба слушать! А я с Федором к начальству пойду, представлюсь и доложу.

Юрка понял, что Каргин нарочно при начальстве намерен перевести роту из Лотохичей в лес, что пока он не верит новеньким, и ответил обнадеживающе:

— В лучшем виде исполнено будет.

Каргин предполагал, что в столь ранний час прибывшее начальство еще почивает или чаи гоняет, но увидел его бодрствующим, увидел сразу, как только вошел в единственную улицу деревни. Около штабного домика стояли Николай Павлович и еще три человека, судя по осанке и развороту плеч — кадровые военные. А чуть сзади них на завалинке сидел дедок с седой бородкой клинышком.

— Это и есть командир бригады, — буркнул Федор.

— По Стригаленку я и сам об этом догадался, — ответил Каргин.

Стригаленок действительно стоял между группой командиров и дедком: кто бы ни позвал — он моментально оказался бы рядом.

Каргин намеревался отрапортовать как положено, однако Николай Павлович неожиданно и быстро шагнул к нему, перехватил и пожал его руку, которую он поднимал к козырьку фуражки, и сказал:

— По глазам твоим вижу, что операцию провел удачно. Не ошибаюсь? Все в порядке?

— Так точно, в порядке.

Каргин не словами рапорта, а просто, даже буднично рассказал о необычном грузе, оказавшемся в вагоне, и о том, что теперь в его роте есть даже собственная подвода. Не утаил и того, что, к сожалению, вынужден был на место базирования роты привести жителей Выселок.

— К сожалению? Почему ты так сказал? — немедленно уцепился Николай Павлович.

— Само вырвалось, вот и сказал, — отвел глаза Каргин.

— А если откровенно?

— Кто его разберет, к счастью это или наоборот? — загорячился Каргин. — С одной стороны, когда к твоей части примыкают совершенно гражданские — бабье и детвора, — боеспособность части, конечно, уменьшается. В смысле маневра, имею в виду. Опять же, если взглянуть на этот факт с другой стороны… Теперь любой боец роты не только за свою жизнь в каждом бою будет ответствен, теперь на его совести и их жизни. Доказывать, что из этого вытекает?.. Да и невозможно народ отталкивать, если он к тебе тянется, — закончил Каргин уже убежденно.

— Позвольте спросить, товарищ Каргин, а где сейчас ваша рота пребывает? — вклинился в разговор один из трех человек, что подошли вместе с Николаем Павловичем.

Ага, вот оно, начинается!

Но ответил спокойно, словно и не подозревал, что еще больше злит начальство:

— В лесочке, вон там, замаскировалась.

— А кто вам, товарищ Каргин, позволил сменить дислокацию, утвержденную командованием? — продолжал наседать тот же человек.

— Это, Иван Степанович, наш начальник штаба бригады, — начал было Николай Павлович, но тот бесцеремонно перебил его, взметнув руку к козырьку кепки:

— Старший лейтенант Пилипчук!

Во внешнем виде старшего лейтенанта, в том, как он держался и представился, было что-то раздражающее, заставляющее Каргина взбунтоваться, и он рявкнул так громко, как никогда до этого:

— Рядовой Каргин!

Старший лейтенант начал багроветь, казалось, вот-вот скажет что-то резкое, но за спиной у него раздался чуть дребезжащий добродушный смех. Это смеялся командир бригады. Он по-прежнему сидел на завалинке. Просмеявшись, поманил Каргина рукой, показал глазами на завалинку и сказал:

— Посидим рядком, Иван Степанович, поговорим ладком.

Каргин присел на завалинку. По другую сторону командира бригады и лицом к Каргину уселся Николай Павлович. Он не смотрел на Каргина, внешне оставался спокоен, но, как потом утверждал Федор, из глаз его так и сыпались бесенята. Только старший лейтенант, не пожелавший скрыть обиды, продолжал стоять.

— Ты, Иван Степанович, сперва, для знакомства, ответь мне на такой вопросик, — начал командир бригады, откровенно разглядывая Каргина. — А вопросик таков: почему у тебя в отряде одни ершистые люди подобрались?

— Каков поп, таков и приход, — буркнул Пилипчук, упрямо избегая смотреть на Каргина.

Злость уже отхлынула, и поэтому Каргин ответил спокойно:

— Мы, товарищ командир бригады…

— Александр Кузьмич — так меня зовут, — перебил тот.

Нет, не мог Каргин такого большого военного начальника, каким считал командира бригады, запросто величать по имени-отчеству (да еще и при первой встрече!), поэтому продолжил так, будто не получил подсказки:

— …дисциплину завсегда блюдем, с должным уважением к приказам относимся. Потому и думаем, как их получше исполнить. — Тут Каргин сделал паузу, будто ждал реплики или вопроса начальства. Но все молчали, и он заговорил снова: — Взять, к примеру, эту деревню. Не спорю, если на нее издали глядеть, она хороша для боевой позиции.

— Извините, Александр Кузьмич, но у меня вопрос к товарищу Каргину, — все же сорвался Пилипчук. — Разрешите?

Командир бригады с укоризной глянул на него, однако все же кивнул.

— У вас, товарищ Каргин, какое военное образование?

— Нет у меня его, образования этого.

— Не знал я, Иван Степанович, что ты врать мастак, — покачал головой Николай Павлович. — А два года службы в армии рядовым и почти год командования отрядом, — разве это не военное образование?

— Оно, конечно, так. Только товарища старшего лейтенанта другое интересует.

— Прошу не препираться, — чуть поморщился Александр Кузьмич. Вроде бы и обыкновенным голосом это сказал, но в тоне прозвучало что-то, заставившее моментально внутренне подобраться.

Каргин продолжил уже спокойно, деловито:

— Ведь и я раньше так же думал. Пока половодье силу не набрало. Я, конечно, многого не знаю, рации у меня нет…

— Осколком ее разбило, — ехидно подсказал Федор, который все это время упорно держался около своего командира.

Каргин глянул на Федора строго и опять повернулся к командиру бригады, словно для него одного раскрывал свои мысли:

— …но чует мое нутро, что сейчас у фашистов где-то неувязочка происходит, где-то, похоже, основательно треплет их наша армия.

— Разве вы не получаете сводку Совинформбюро? — нахмурился командир бригады; спрашивал у Каргина, а негодующе смотрел на старшего лейтенанта.

Каргин поспешил на выручку:

— А как же, получаем.

Старший лейтенант промолчал. Он, покраснев до невозможности, нацарапал что-то на клочке газеты и спрятал эту записку в нагрудный карман своей гимнастерки.

— На Харьковском направлении наши войска перешли в наступление, — сухо бросил командир бригады и так глянул на старшего лейтенанта, что Каргин понял: хорошая баня тому обеспечена.

Жалко стало старшего лейтенанта, поэтому нарочно весело и подхватил:

— То-то и чувствую, что не до нас им! На Харьковском направлении, говорите, наступаем?

Командир бригады то ли не понял, то ли не захотел понять просьбы рассказать подробнее о боях под Харьковом, теперь он строго смотрел на Каргина, его торопил взглядом.