— Скажите господин лёйтнант, вы ловили, когда ни — будь рыбу?

— Рыбу? — На Ольбрихта смотрели удивленные глаза офицера.

— Да, рыбу?

— Нет, господин гауптманн. Я вырос в семье пекаря. Много приходилось помогать отцу. Было не до рыбалки. А что, это имеет отношение к делу?

— Нет, не имеет. Просто в ловле на удочку большой рыбы есть такой метод, как ловля на живца. Это когда на крючок насаживают маленькую рыбешку и забрасывают в воду в надежде поймать большого хищника.

— Я понимаю вас, — заулыбался молодо танкист. — Вы задумали послать меня как живца вперед. Враг клюнет, и в этот момент вы разделаетесь с ним.

— Вы догадливы Эберт. Только для живца вы не годитесь. Хищник вас съест, перекусив леску.

— Как тогда быть господин гауптманн?

Франц напрягся и пристально посмотрел в глаза подчиненного.

— Живцом пойду я.

— Это не возможно! — испугался командир взвода. — У вас другие задачи и главная из них — это вывести группу к передовой.

— Другого выхода я не вижу. У моей «Пантеры» мощная лобовая броня и надежная пушка KwK 42. Она, как вы сами знаете, имеет непревзойденную баллистику и может поразить любые танки на дальности до 2000 тысяч метров. Во-вторых, мне самому интересно поиграть с русскими в экстрим.

Эберт молчал, он понимал правдивость слов командира. Довоенные танки Т-34, которые были у него во взводе, станут хорошей мишенью для противотанковых орудий, а так же танков «ИС» и «КВ».

— План такой, — начал пояснять задачу Ольбрихт. — Вдоль леса, почти до самого шоссе, тянется неглубокая лощина. Земля там подсохла и она проходима. По ней я попробую незаметно подойти к русским ближе. Когда меня заметят, я немного поиграю с ними и отступлю. Вы будете находиться в засаде. Как только русские покажут свои борта, вы производите массированную фланговую атаку. Не добивая противника, а только его, обездвижив, то есть, не ввязываясь в длительные баталии, вы на полной скорости уходите к шоссе и прорываетесь. Я иду за вами. Встречаемся за Журавичами возле леса. Вот здесь, — Франц достал карту и указал место отмеченное пунктом «Хотовня». — Вы поняли мой план? Впереди населенные пункты обходите стороной. Задавайте вопросы.

— План операции мне понятен, — глаза молодого офицера возбужденно горели в предвкушении красивого боя. — Но, вдруг кого-то подобьют, что делать? — усомнился он.

— Боеспособные танки идут на прорыв. Живым панцершютце отбиваясь, собраться в группу и ждать меня. Я их подберу.

— А в случае если, если…

— Меня подобьют. Вы это хотели спросить?

— Да, — несколько сконфузился офицер.

— Это плохой вариант, — недовольно проронил Франц. — Я его не исключаю. Но об этом мы поговорим перед самой атакой. Лучше доложите о состоянии бронемашин, об укомплектованности их боеприпасами.

— Слушаюсь, господин гауптманн, — Эберт вновь стал сосредоточенным. — Патронов много. Бронебойных снарядов по половине комплекта. Фугасных снарядов в среднем, по пять-семь на танк. Баки заправлены на треть. Километров на семьдесят хватит. Танк обер-фельдвебеля Брумеля хромает.

— Что значит хромает?

— Передачи переключаются с трудом.

— Это общая болезнь русских довоенных танков. Потерпите Эберт, немного осталось, мучатся. Бой, два и мы должны быть у цели. — Франц от своих слов посуровел. Лицо его стало жестким и серым… — Все идите Карл. Готовьтесь. Ставьте людям боевую задачу. Выступаем через два часа. И пусть господь присматривает за нами и в этот раз.

За полчаса до начала атаки командир разведбатальона вновь подозвал к себе Эберта. К этому времени он был уже чисто выбрит и вымыт. Хорошо уложенные светло-русые волосы разделялись красивым левым пробором. Перекинутая через плечо портупея и подтянутый офицерский кожаный ремень со звездой подчеркивали стройную мужественную фигуру Франца. На груди сияли орден Красной Звезды и медаль «За отвагу». Эберт да же залюбовался статью своего командира.

— Не удивляйтесь Карл. Мы идем в бой, возможно последний. Солдаты должны видеть в нас силу и целеустремленность. Внешний вид как раз подчеркивает эти качества.

— Я восхищен вами господин гауптманн. Как будто бы четырех дней боев в тылу врага не было. Вы свежи и готовитесь на русский парад.

Франц не отозвался на лестные восклицания подчиненного, только предложил ему присесть на поваленное невдалеке дерево. Несмотря на внешний лоск, его глаза выражали тревогу и потаенную грусть. Природа, как бы подчеркивая его настроение, затянула все небо рваными темными тучи. Солнечные лучи, упорно сопротивляясь, пробежались по застывшим лицам офицеров и солдат, стоявших невдалеке возле своих танков, и затерялись в густом ельнике. Тревожное настроение Ольбрихта передалось и командиру взвода.

— Что-то случилось господин гауптманн? — присев на сваленную березу, с испугом спросил тот.

— Нет, не случилось Карл. План боя не отменяется. Просто… — голос Франц задрожал от волнения. — Просто мне нужно вам поведать одну личную тайну. Другой возможности у меня не представится. Бой будет серьезный.

Франц нервничал и не знал с чего начать. Это видел командир взвода, и он пришел ему на помощь.

— Говорите господин гауптманн. Я пойму. Вы ведь не намного меня старше.

— Вы правы Карл. Я родился в год ноябрьской революции в Германии в 1918 году в Берлине. А вы?

— Я на пять лет моложе вас.

— Значит вам 21 год. Кстати, Карал, — улыбнулся вдруг Ольбрихт, — президент Веймарской республики господин Эберт не ваш бывший родственник?

— Пекари мы из Ильцена, Нижняя Саксония, господин гауптманн, — недовольно отреагировал молодой офицер на неожиданный вопрос командира батальона. — Пекари мы…. Перед поступлением в училище служба безопасности проверяла меня на чистоту фамилии. Все чисто. Этот Эберт однофамилец господин гауптманн. А вы историю революционного движения Германии хорошо изучили. Зачем это вам?

Франц нахмурился. — Отец мне однажды рассказал об этой революции. Она была продолжением большевистской российской, только у нас в Германии. Но она быстро пала. Хорошо. Оставим этот вопрос лёйтнант. Я спросил, вас об этом между прочем. В шутку. Настроение у меня скверное.

— Что вас беспокоит господин гауптманн? Экипажи рвутся в бой. Люди довольны вашим планом.

— Меня беспокоит русский поселок Болотня. Он нами не разведан. Это плохо. Боюсь, оттуда могут быть нам сюрпризы. Поэтому лёйтнант, — Ольбрихт достал из полевой сумки фотокассету и запечатанный конверт. — Если вдруг со мной что-то случится, а вам удастся прорваться и выйти через коридор к нашим войскам за линию фронта, то передайте вот эти вещи. В штаб 41 корпуса кассету. В ней переснятые документы, которые нам удалось собрать. Оригиналы будут у меня в портфеле. Генералу Вейдлингу — лично вот это письмо.

— Все будет отлично господин гауптманн, — вскочил с бревна офицер. — У меня хорошее предчувствие.

— Тем не менее, это мой приказ. Берите и спрячьте у себя в надежном месте.

— Слушаюсь господин гауптманн.

Эберт спрятал кассету и письмо в нагрудный карман и вытянулся перед командиром батальона.

— Что вы вскочили, садитесь. Есть еще одна просьба. — Франц замялся.

— Говорите командир, я все выполню.

— Спасибо Карл. Это необычная просьба. Об этом никто не знает. Я доверяюсь впервые…

Когда мы прорвемся, наш путь лежит через поселок Поляниновичи. Рядом с ним через ручей расположен другой поселок Заболотное. Там…там живет…моя жена Карл, — тихо проронили губы Франца.

— Кто? — Эберт вновь вскочил и остолбенел.

— Да, да Карл, — Франц поднял на лейтенанта свои проникновенные серые и чуть грустные глаза. — Мы не поженились. Это долго рассказывать. Сейчас нет в этом необходимости. У меня увели невесту. Это сделал ее брат. Тем не менее, мы были обручены. Обручены словами любви друг к другу.

— А когда это произошло господин гауптманн? — удивленно и недоверчиво спросил Эберт.

— Это было в самом начале войны с русскими. В июле 41 года.