— Многие почему-то считают, что акробатки лучше других подходят для воровства, — говорила Ингалора, хотя Софир, казалось, совершенно не расположен был внимать ее жалобам. — Дескать, ловкие руки, гибкое тело, хорошая координация движений. Ты меня слушаешь? Так вот, осмелюсь тебе заметить, что это не так! Выступать с танцем во время праздника и шарить по запертым складам — два совершенно различных ремесла. Ты понял?

— Я понял, — невозмутимо отвечал он, — но пойми и ты: есть нам нечего, полей и садов, где можно кое-что позаимствовать, на севере не встречается, а люд здесь хмурый и вечно занятой, за выступление нам никто не заплатит. Что остается? Просить милостыню? Если ты заметила, любимым божком здешнего люда является Труд. Чрезвычайно скупой, требовательный и кровожадный божок. Местные жители сочтут нас бездельниками и не подадут ни гроша, даже если мы будем подыхать у них на пороге. Разве что предложат работу по контракту.

Софир был совершенно прав, и Ингалора с недовольным видом промолчала.

Они шли по землям Вейенто уже второй день. Оба устали и были голодны. Одно только было хорошо в их грустном путешествии: за ними, кажется, никто не гнался. Если на поиски скрывшихся шпионов Адобекка и были отряжены какие-то люди, то они, во всяком случае до сих пор, не добрались до беглецов.

Когда над головой путников пролетала какая-нибудь заблудившаяся в небе птица или из-под ног вдруг вышмыгивала мышь, Софир провожал их жадным взором. Под гладкими перьями, под пушистой шкуркой он прозревал съестное, но — увы! — был совершенно бессилен охотиться, особенно без надлежащего снаряжения, не умели ни Софир, ни Ингалора, а ручьев, где водилась бы рыба, им не попадалось.

— Теперь я понимаю, на что рассчитывает герцог, — сказала Ингалора. — Он не станет тратить силы на прочесывание местности.

Софир обратил внимание на солдатское слово в ее речи и поморщился.

Девушка продолжала:

— Нет, его сиятельство просто будет ждать, пока мы заберемся на какой-нибудь склад, чтобы утащить оттуда еду. Потому что мы непременно попадемся, если залезем. Ты бы видел, какой шум поднялся из-за одного паршивого обоза с продовольствием! Они тут все законники и страшно уважают свои права.

Софир выдержал долгую паузу, прежде чем заговорить снова:

— Припомни, Ингалора, как ты жила до того, как попала к Лебовере? Воровала еду? Или выпрашивала?

Ингалора задумалась. Она думала и думала. Она молчала так долго, что Софир предположил, будто она уж и не ответит, но девушка вдруг произнесла:

— Не помню.

Софир ни на миг не усомнился в правдивости ее слов: для многих из них жизнь по-настоящему началась только после встречи с Лебоверой.

Они обошли стороной очередной поселок, повстречавшийся им на пути. Пришлось забираться довольно высоко в горы и выискивать там какие-то козьи тропы, но другого способа не было. Софир считал любую встречу с людьми опасной.

— Горняки непременно выдадут нас людям герцога, если мы покажемся в поселке, — уверял он.

Ингалора не спорила. Софир счел это дурным знаком: похоже, девушка совсем ослабла. А еще говорят, будто женщины выносливее мужчин! Когда он сообщил ей свое наблюдение в надежде хоть немного расшевелить ее, Ингалора улыбнулась:

— Ты сам почти женщина, Софир, так что не указывай на мои слабости. Я-то почти мужчина.

Ближе к вечеру они спустились с горы обратно на дорогу. Поселок остался позади, дорога успела повернуть, так что даже вечерних огней путники больше не видели. Одна из лун подступала к горизонту, и небо над горами слегка посветлело.

— Тише.

Софир остановился, держа Ингалору за руку.

Она прислушалась.

— Тебе показалось.

— Нет, слушай внимательнее.

Теперь оба затаили дыхание. Конечно, не исключено, что Софиру и в самом деле почудилось, но пренебрегать такими вещами не следует: всегда остается вероятность того, что он уловил первые признаки надвигающейся опасности.

Неожиданно звук стал отчетливым. Скрип телеги, голоса.

— Ты не ошибся, — прошептала Ингалора.

Он только стиснул ее руку и не ответил. Оба отошли в сторону и спрятались на обочине за большим камнем.

В полутьме показался отряд. Человек двадцать, как насчитал Софир (Ингалора ничего не считала: она просто закрыла глаза и прижалась к земле: сперва ежилась от страха, а после как-то незаметно для себя заснула).

Солдаты. Даже лязг оружия и доспехов не сказал бы о них Софиру больше, чем простой звук их шагов. Тяжелые, утверждающие себя на земле, мерные. Люди, которым предстоит пройти очень большое расстояние. Люди, которым предстоит идти, несмотря на любые преграды, какие только воздвигнутся перед ними.

«А в телеге у них, вероятно, продовольствие, — подумал Софир. — Ужасное слово для обозначения ветчины сыра, фруктов, хлебных лепешек, крупы для свежей каши… а может, и сметаны!»

Он погладил спящую Ингалору. Она пробормотала что-то сладкое и свернулась еще более тугим калачиком.

Скрываясь за выступом скалы, Софир наблюдал за отрядом еще час. Солдаты развели костер. Вода была у них с собой: видимо, набрали по пути, когда было еще светло, и везли в телеге.

Всеми делами распоряжался один человек, очень рослый и мясистый, с плоской физиономией и невыразительными крохотными глазками. Он отдавал отрывистые команды, коротко взмахивал руками, показывая: туда, сюда; но Софир ясно видел, что этот громила выслуживается перед настоящим командиром отряда.

Существует некто, от кого все зависит. Некто, являющийся сердцем отряда. Когда настанет пора, он возьмет командование на себя и всех спасет, а пока — просто отдыхает. Ждет, пока для него разобьют лагерь и подадут поесть.

Софир не видел этого человека, только угадывал его присутствие.

«До поры его можно не принимать в расчет, — подумал он. — А если все пройдет удачно, о нем вообще можно будет забыть. Пока все заняты, самое время подобраться к телеге поближе».

Он скользнул в темноту и, стелясь низко к земле, побежал в сторону телеги. Костер пылал и слепил глаза собравшимся вокруг него усталым людям. Так что подкрадывающегося Софира никто из солдат не увидит. Да никто из них и не всматривался в темноту окружающих гор: ничего не видно, да и для чего озираться по сторонам, если до неприятеля еще далеко?

Софир уже чуял запах конского пота. Он подобрался к телеге и настороженно осмотрелся. Никого. Разумеется. Нет причины выставлять охрану здесь, посреди земель Вейенто, где нет ни грабителей, ни врагов королевства, ни — тем более! — мятежных крестьян.

Выждав несколько мгновений, Софир стремительно выпрямился и забрался в телегу.

— Ну надо же! — послышался громкий голос, и чьи-то крепкие ручищи сдавили Софиру горло.

Он пискнул, взмахнул руками и обмяк. Держа незадачливого вора за шею, как пойманную курицу, солдат выбрался наружу.

— Гляди, Сиган! — закричал он, подталкивая Софира вперед. — Гай был прав!

— Отпусти его, — низким басом проговорил Сиган, приближаясь к Софиру и заглядывая в его посиневшее лицо. — Отпусти, не то он помрет.

— Да и пусть себе помрет, — ответил солдат, но хватку разжал.

Кашляя и жадно глотая воздух, Софир повалился прямо на дорогу. Его обступили смеющиеся люди.

— Отойдите, — сказал кто-то очень спокойно.

И солдаты расступились. Перед Софиром появилась пара сапог. Ничего особенного в этих сапогах не наблюдалось, обычные солдатские сапоги, даже не слишком новые, но уж очень ладно они сидели. Нравилось их смятым и пыльным голенищам облегать эти ноги, нравилось, и все тут.

«О чем я думаю? — смятенно пронеслось в голове у Софира. — Ведь меня сейчас растерзают!»

Обладатель сапог присел перед ним на корточки. Софир увидел лицо, неожиданно молодое, с чуть раскосыми глазами. Четыре длинных вертикальных шрама, почти параллельных друг другу, выделялись более светлыми полосами на загорелой коже.

— Не будь ты наемником, я бы решил, что ты эльф, — Просипел Софир.