Багровый свет пламени пробегал по ее лицу, как румянец, ее глаза то вспыхивали, то гасли. Солдат поглядывал на нее сбоку, и вдруг несвойственная ему доселе мысль пришла в его голову: должно быть, он никогда до конца не поймет ни одну из тех женщин, что ему нравятся. А жаль, потому что Ингалора очень ему пришлась по душе. Так и провел бы с нею остаток жизни.

— Ты милая, — сказал он и поцеловал ее в щеку.

Она улыбнулась.

— Ты тоже милый. Прощай: мне нужно исчезнуть, пока никто не хватился.

— Понимаю, — с громовым вздохом отозвался белобрысый.

Ингалора живо повернулась к нему, повисла на его шее, сильно стиснув ее костлявыми руками.

— Обидно вот так расставаться!

— Если ты не соврала насчет шпионки и остального, — сказал солдат рассудительно, — то не так уж обидно. Лучше ты будешь далеко, да живая, чем близко, да мертвая.

— Ходил бы ко мне на могилку, — предложила она, щекоча его ухо губами.

— Толку-то? Мы все равно скоро покидаем замок.

— В таком случае прощай…

Она оттолкнулась от него, как будто собралась прыгать, и побежала прочь. Он смотрел, как она бежит, уворачиваясь от размахивающих кулаков и лягающихся ног почему-то ему становилось все веселее и веселее. Странная девушка, но очень хорошая. Авось, частичка ее удачи перешла и к ее любовнику.

Белобрысый отвернулся и с громким воплем опять ввязался в драку. Ингалора исчезла, растворилась в темноте; сейчас солдат готов был поверить в то, что эта девушка вообще никогда не существовала. Просто приснилась ему в одну хорошую ночь.

Он сжал кулак и радостно опустил его на голову подвернувшемуся человеку: кстати, тот оказался не шахтером, а своим братом, из солдат. Да какая, собственно, разница!

Лумель явился к Вейенто по первому требованию. Один. Безупречно вежливый, знающий себе цену, хорошо осведомленный о своих правах. С достоинством поклонился.

Вейенто кивнул ему на стул. Лумель, не замедлив ни мгновения, уселся.

— Мне сообщили о случившемся, — начал герцог без излишних предисловий. — Жаль, что дело обернулось именно таким образом. Все это можно было уладить гораздо более мирным путем.

— Не понимаю, почему ваше сиятельство говорит о мирном пути мне, а не сержанту, — возразил Лумель.

— Сержант, насколько мне известно, поставил вас в известность о происходящем. Ему срочно требовалась провизия, а в местности, где действовал армейский контракт, произошло землетрясение.

— Он не имел никакого права на наш продовольственный обоз.

— Да. Но армию необходимо кормить.

— Моих людей — тоже. И это был наш обоз, — настойчиво повторил Лумель.

— Я не оправдываю сержанта. Однако прошу отметить: у него имелись довольно серьезные резоны и он поступал в соответствии со своими понятиями, — сказал Вейенто.

Лумель приподнялся. На его лице появилось недоумевающее выражение.

— Я не ослышался? — спросил он. — Ваше сиятельство намерены нарушить сейчас собственный закон?

— Чего вы хотите? — спросил Вейенто.

— Справедливости.

— Более определенно и четко, пожалуйста. Я очень устал. Вы же видите, я готов удовлетворить ваши требования. Особенно если это будут разумные требования.

— В таком случае мы хотели бы публичной экзекуции сержанта.

Вейенто помолчал, постукивая пальцами по колену. Лумель безмолвно смотрел на него. В конце концов Вейенто решился:

— С вами я буду говорить абсолютно откровенно. Вы имеете право требовать экзекуции для бедолаги сержанта. Вероятно, это залечит ваши раны и утихомирит оскорбленное чувство справедливости. Вероятно. Но мне не хотелось бы подобным образом портить отношения с Ларренсом, который платит этому человеку и в определенной степени несет за него ответственность.

Стало тихо. Потом Лумель встал.

— Вы отказываете нам?

— Нет. Сядьте! — резко прикрикнул на него герцог. Лумель, правда, остался на ногах, но замер возле двери. — Я предлагаю сократить срок контракта всем пострадавшим в этом деле. Скажем, на пять лет. Вас это устроит? Или вы предпочтете взыскание за учиненные вами беспорядки, чтобы в награду получить право увидеть поротую задницу какого-то дурака? Я бы на вашем месте крепко подумал, прежде чем настаивать на своем.

— Мы подумаем, — сказал Лумель. — Позвольте искренне поблагодарить ваше сиятельство.

Он поклонился и выскользнул за дверь.

Ингалора бежала в темноте. Луны еще не взошли, звезды еле-еле освещали горную дорогу. Девушка не знала, какое направление она выбрала, северное или южное. Она плохо ориентировалась по звездам. А лун, как назло, все не было и не было. Наконец она решила остановиться и дождаться хоть какого-нибудь света.

Ингалора не задумывалась о случившемся. Ее схватили — плохо. Удалось удрать — хорошо. Разоблачили плохо. Софир спасся — хорошо. У герцога в руках есть доказательство участия Адобекка в некоем заговоре против Вейенто — наверное, это плохо…

Она зевнула. Теперь самое главное — добраться до Изиохона. Она вдруг поняла Софира. До самой глубины души поняла его стремление сидеть в Изиохоне на берегу теплого моря и никуда не бежать, не подвергаться риску, не заниматься опасными вещами… Вообще ничем не заниматься. Красить ногти, готовиться к выступлению, обнимать любовника.

Ингалора сладко потянулась, как будто уже лежала на горячем песке в Изиохоне, неподалеку от «Тигровой крысы».

— Ах, Лебовера, — пробормотала она. — Будь благословен, Лебовера… Вернусь — подарю тебе три незабываемые ночи. Если, конечно, захочешь.

Когда она открыла глаза, было светло. Солнце как раз забралось на вершину горы и испускало оттуда ослепительные лучи, хотя самого диска еще не было видно.

Второе, что заметила Ингалора, была человеческая фигура. Некто сидел поблизости на камне и не отрываясь смотрел на нее.

Потом этот некто потянулся, и по неповторимой лености жеста Ингалора сразу его узнала.

— Софир! — Она обрадовалась и вскочила, чтобы броситься к нему.

Он чуть отстранился.

— Своими объятиями ты уронишь меня в пропасть.

— Отсюда до пропасти далеко, тебя пришлось бы катить по земле, чтобы сбросить… Как ты здесь очутился?

— Так же, как и ты. Как раз такое расстояние пробегает испуганный человек, который спасается от гнева герцога Вейенто. На этом самом месте у беглеца заканчиваются силы, он падает и засыпает. Так произошло со мной, и я подумал, что с тобой случится абсолютно то же самое. Как видишь, я не ошибся.

— Ты что, сидел здесь и ждал, пока я появлюсь? — спросила Ингалора.

— Вот именно, — отозвался он, наслаждаясь ее растерянностью.

— Не может быть! — Она покачала головой. — Нет, этого просто не может быть!

— Чего не может быть, любовь моя? Того, что я окажусь настолько догадливым?

— И ты даже не попытался вызволить меня из кутузки? — Ее гнев нарастал, лицо темнело, из глаз готовы были посыпаться молнии. — Просто сидел и ждал, пока я освобожусь сама? А если бы я не освободилась?

Разумеется, Софир лгал и нарочно дразнил ее. Он прятался под стенами замка несколько часов, дожидаясь темноты, чтобы забраться обратно и попытаться вызволить подругу. Сперва ему помешало появление горняков, а затем, когда в замке началась потасовка, Софир вдруг увидел бегущую Ингалору и понял, что ей удалось скрыться. Он не стал выяснять, каким именно образом. В конце концов, сейчас это было не важно. Когда все останется позади, она и сама с удовольствием расскажет. Он погнался за ней и бежал до тех пор, пока она не свалилась на землю и не заснула.

А засыпала она мгновенно, как наигравшийся щенок. И Софир всю ночь, пока Ингалора не начала выказывать признаки скорого пробуждения, лежал, прижавшись к ней всем телом, обнимал ее и согревался от одного только ее присутствия.