Ренье отпрянул от окна, резко повернулся навстречу вбегающему виночерпию. Впрочем, вбегал супруг Труделизы, соблюдая всяческую осторожность: долго топтался у входа, испуская угрожающие крики, и не решался вломиться в саму комнату. Труделиза, закутавшись в одеяло, верещала и умоляла спасти ее от грабителя. На Ренье она даже не смотрела, впрочем, как и он на нее: внезапно Ренье стало не до любовницы, да и она, похоже, не слишком беспокоилась о его судьбе.

– Что, негодяй? – рычал за дверью виночерпий. – Ты пытался угрожать моей жене? Что ты украл?

– Я опасен! – вдруг завопил Ренье, лихорадочно натягивая на себя штаны и набрасывая на плечи расстегнутую рубаху. – Только сделай шаг – и можешь проститься со своей женой! Я перережу ей горло!

Тут Труделиза метнула на своего любовника яростный взор и забила ногами по постели.

– Спасите!

– A-a! – надрывался Ренье, лихорадочно озираясь по сторонам в поисках спасения. – Я убью ее, мучительно и страшно! Я подожгу дом! У меня факел!

С этими словами он снова выглянул в окно, но на сей раз смотрел не вниз, на стражников, которые уже начали входить в дом, дабы захватить преступника, – а наверх, на крышу. Резные украшения на фасаде здания позволяли, хоть и не без риска, пройти именно этим путем.

Ренье ухватился за верхний край оконного проема и осторожно поставил ногу на выступающий из стены каменный завиток.

Совершенно потеряв голову от страха разоблачения, Труделиза завизжала:

– Он уходит! Скорей!

Подбодренный этим известием, виночерпий с топотом ввалился наконец в комнату и бросился к Труделизе. Ренье успел услышать их разговор:

– Ты цела? Хвала небесам! Почему ты раздетая в постели?

– Я пряталась от него, – пролепетала дама.

– О, Труделиза! Как я счастлив! – зарыдал виночерпий. И сквозь рыдания прокричал, обращаясь к стражникам: – Хватайте же его!

Голоса и шаги слышались теперь уже под самой дверью.

– Несите арбалеты! – кричал виночерпий, прижимая к себе жену. – Он вылез на крышу! Да не входите сюда, олухи, здесь моя супруга не одета!

Ренье понимал, что крыша предоставит ему лишь временное убежище. Короткая отсрочка перед неизбежным: его выкурят так или иначе, а скорее всего – просто снимут стрелой из арбалета.

Он распластался на крыше и начал пробираться к противоположной стороне здания. Возможно, там еще нет стражников. Правда, та сторона дома не была парадной и, следовательно, не имела удобных украшений, по которым можно спуститься на землю, но если уж дела повернулись так плохо, то можно будет и просто спрыгнуть. Только бы ногу при этом не сломать.

Однако когда Ренье достиг края крыши, он увидел там нечто совершенно неожиданное. К каминной трубе была прикреплена веревочная лестница. Ее оставалось только развернуть и спустить со стены. Что Ренье и сделал, не раздумывая.

Лестница оказалась достаточно длинной, так что ему даже не пришлось прыгать. Он просто не торопясь сошел вниз. Замер, прислушиваясь. Стражники ругались и бегали с другой стороны дома. Наверное, высматривали его на крыше.

Ренье помчался по дорожке сада. К несчастью, бок у него до сих пор давал о себе знать, так что ни быстро бегать, ни сохранять дыхание он не мог. Будь у него оружие – Ренье все равно не стал бы пускать его в ход против дворцовых стражников. Единственным спасением для него стало бегство.

И тут навстречу ему по той же дорожке выехала королева. Одетая в изящный костюм для верховой езды, белую рубаху и темно-синие облегающие штаны, девочка восседала на высоком сером коне. Завидев Ренье, растрепанного и потного, с трудом ковыляющего по дорожке и с самым жалким видом озирающегося по сторонам, королева остановила коня.

Ренье замер перед ней. Потом спохватился и отвесил поклон.

– Ваше величество. Прошу меня извинить.

– Странный выдался денек, не правда ли? – невозмутимо осведомилась Эскива.

– Можно сказать и так, ваше величество, – согласился Ренье. Он тяжело переводил дыхание и, заслышав топот, опять воровато оглянулся.

– Каких врагов вы высматриваете в моем саду? – спросила королева.

Ее волосы горели на солнце темной медью, и внезапно Ренье показалось, что он видит перед собой не Эскиву, а ее покойную бабку. Та королева умела представать перед своими возлюбленными в облике юной девочки, и Ренье до сих пор не мог забыть этого.

– Ну, я… – пробормотал Ренье.

Эскива нетерпеливо хлопнула хлыстиком себя по сапогу.

– Правду, Ренье. Скажите мне правду.

– Я был у моей любовницы, – сказал Ренье и взглянул королеве прямо в лицо. В это мгновение зеленые, раскосые глаза Эскивы вспыхнули: они не были больше человеческими. Больше всего они напоминали глаза ящерицы. Холодные, все замечающие. Точнее, замечающие все, что касается добычи.

– У вашей любовницы? И вы так просто говорите мне об этом? – Эскива качнула головой. – Вы еще хуже, чем я думала. И что же ваша любовница?

– Глупа и к тому же – предательница, – с сердцем ответил Ренье. – Я убегал по крыше от разъяренного мужа. Должно быть, не я один спасался этим путем, потому что на крыше я обнаружил приготовленную кем-то лестницу. Интересно! Неужели у моей Труделизы был еще какой-то любовник?

– По-вашему, на свете существует одна только Труделиза? – презрительно обронила королева. – По-вашему, только у нее одной могут быть любовники?

Ренье окончательно смутился.

– Не знаю, ваше величество…

Совсем близко раздались топот копыт и голоса. Ренье сжался: если это стражники, его ожидает немало отвратительных минут. Разумеется, никто не поддержит обвинений виночерпия в грабеже, но разъяснения касательно визитов к Труделизе, неприятные разговоры, женские слезы и неизбежное вранье… И Эмери, женатый человек и придворный композитор, будет смотреть на брата с укором, а у Эскивы, похоже, заранее заготовлено несколько ядовитых дротиков. В этом отношении она – истинная дочь своего отца.

Но это оказались не стражники. На дорожке появился Гайфье: он сидел на коне, а еще одного вел в поводу.

– Отлично! – воскликнула Эскива. – Все в сборе, можно выезжать.

Ренье решил не задавать вопросов. Королева держалась так, словно точно знала, что делает. Поэтому Ренье молча сел в седло, и вся тройка поскакала по саду. Эскива – надо думать, не без умысла – выскочила прямо перед стражниками. Высунувшись до половины туловища из окна верхнего этажа, виночерпий кричал:

– Хватайте его! Хватайте!

Среди стражников возникла легкая сумятица. В первые мгновения никто не узнал ее величество. Несколько человек попытались схватить Ренье и сдернуть его с седла, но королева, визгнув, огрела своим хлыстиком наиболее ретивого, после чего кавалькада умчалась.

Пешие не стали догонять конных. У ворот охрана попросту расступилась перед королевой, которая выезжала со свитой, и вокруг беглецов замелькали нарядные столичные дома.

На первой же площади Ренье выехал вперед: он куда лучше, чем его спутники, ориентировался на этих улицах. Эскива не стала спорить, и в этом Ренье увидел признак серьезности ее намерений. Она действительно желала выбраться из города без приключений. И увести его с братом.

Впрочем, скоро выяснилось, что беглецы недооценили виночерпия: тот намеревался во что бы то ни стало задержать грабителя и разобраться со своим обидчиком в суде. Несколько конных стражей петляли по переулкам, торопясь выбраться к воротам внешней стены.

Ренье услышал погоню раньше, чем его спутники, и предложил отчаянную меру. Он придержал коня и обратился к королеве:

– Мы можем проехать сквозь трактир.

– Как это? – удивилась Эскива. Глаза ее весело заблестели.

– Те, кто за нами гонится, поедут по улице, – сказал Ренье.

– Логично, – фыркнула Эскива.

Гайфье слушал молча. Для Ренье было очевидно, что мальчик участвует в затее сестры лишь потому, что она попросила его об этом. Под плащом у королевского брата имелся арбалет, как успел определить Ренье, а за спиной были привязаны тяжелые шпаги. Две – для него самого и для Ренье.