Талиессин бесстрашно обмакнул кусок мяса в зеленый соус и перебил Дигне:

– Давайте сразу уточним, какой именно суд вам требуется – справедливый или милостивый.

Дигне поперхнулась.

– Разве это не одно и то же?

– Разумеется, нет. Если всем воздавать по справедливости, в стране не останется ни одного праздного плотника.

– Плотника? Простите недогадливую женщину, ваша милость, но какое отношение к справедливости имеют плотники?

– Плотники сооружают плахи и виселицы, – сказал Талиессин.

Дигне залилась густой краской.

– Я лишь хотела сказать, ваша милость…

– Давайте сперва насладимся обедом, – предложил Талиессин. – Потом я хотел бы посидеть у вас в саду и полюбоваться цветами. Я немного устал с дороги и не в состоянии сейчас вникать в проблему.

– Хорошо, хорошо, – перепугалась Дигне.

Она была неплохой хозяйкой, оценил Талиессин. Блюда подавали и уносили бесшумно, напитки подливали без суеты. Обед проходил неторопливо, в полном спокойствии. Когда Талиессин вышел в сад, он заглянул в конюшню и убедился в том, что все лошади выглядят весьма ухоженными.

Он устроился возле фонтана – растянулся на земле, подставив лицо солнцу. Стал ждать. И скоро к нему приблизился один из его слуг – тот, что постарше, лет сорока пяти.

Это был громила с плоским лицом и крохотными глазками, в которых затаилось неистребимое крестьянское коварство. Звали его Сиган. Талиессин ценил его за здравомыслие и уравновешенный характер, но более всего – за их общее прошлое.

Пятнадцать лет назад Сиган находился в числе мятежников, которые взбунтовались против ученого господина Алхвине, заподозрив того в «порче» земли. Господин Алхвине был убит, а его крестьяне пустились в бега.

Талиессин превратил их из шайки разбойников в отряд солдат и стал их командиром – Гаем по прозванию «Меченый». Сиган сделался его правой рукой.

Затем на несколько лет Талиессин расстался с Сиганом – тот оставался в армии, с бывшим отрядом Гая. Талиессин уже и думать о нем забыл. У каждого из них была теперь своя жизнь: бывший командир наемников Гай женился на эльфийке, чтобы дать стране наследника крови Эльсион Лакар, а бывший крестьянин Сиган сражался где-то далеко на севере с кочевниками.

Однажды, дождливым вечером, в Мизене к Талиессину приблизился человек. Регент как раз в этот момент выходил из ратуши, где его чествовали по случаю окончания сложного и долгого судебного процесса, и садился на коня. Человек, промокший с головы до ног, закутанный в испачканный и порванный плащ, схватил Талиессина за Руку.

– Гай! – хрипло вскрикнул он.

Талиессин сделал знак страже, чтобы человека этого не трогали, и приказал:

– Назовись.

– Ты не узнаешь меня?

– Сиган, – выдохнул Талиессин. – Я думал, ты на севере.

– Нет, – сказал Сиган.

– Давно ты искал меня?

– К тебе не подступиться, Гай, – кривя губы, проговорил Сиган. – Во дворец меня не пустили. Пришлось подстеречь тебя, когда ты в дороге…

– Я велю дать тебе коня, – сказал Талиессин. – Не хочешь вернуться в армию?

– Нет, – просто ответил Сиган.

– Останешься со мной?

– Если позволишь.

– В таком случае будешь называть меня – «господин регент», «ваша милость», «мой господин». «Гай» – только наедине, – сказал Талиессин.

– Как скажешь, Гай.

Талиессин повысил голос, крикнул:

– Дайте ему коня! Он едет с нами.

О том, что заставило Сигана уйти из армии и пуститься на поиски бывшего командира, Талиессин не расспрашивал. Догадывался, что тот, вероятно, пережил какой-то очень большой страх. Для теперешней жизни это было не важно. Сиган вполне сохранил свое здравомыслие, оставался преданным и наблюдательным.

И сейчас Талиессин ждал его, чтобы посоветоваться касательно дела Дигне и Ранкилео.

– Это ведь она, бестия, мост разобрала, – сказал, давясь от смеха, Сиган. – Слуги об этом только и болтают. Прямо из-под ног у своего братца, можно сказать, выдернула! Ранкилео выехал из своей усадьбы, из Осинового Края, рано поутру. Затаился поблизости от харчевни, чтобы вашу милость перехватить и к себе увезти. А Дигне, понятное дело, за братцем следила. Едва он проехал мост, как она сразу выскочила со всеми слугами – даже своих дворовых девок пригнала, даже няньку и стряпуху, словом, всех! – и они по бревнышку мост растащили.

– А где эти бревна?

– У нее в сарае лежат, за конюшней. Я их видел. Точно, снизу мхом поросли, сырые. До чего ловко все придумала! А сама напустила на себя добродетельное лицо и вокруг вашей милости так и вьется.

– Да уж, вьется, – согласился Талиессин. – Интересно, харчевня – она тоже неспроста сгорела?

– Уверен, – кивнул Сиган.

– Ранкилео?

– Больше некому.

– Они друг друга стоят, – сказал Талиессин. – Недаром родственники. И задам же я им перцу!

Сиган хмыкнул.

Талиессин приподнялся на локте.

– Вас с Ротимеем хорошо накормили?

Ротимеем звали второго слугу Талиессина.

– Пожаловаться не на что. И комната светлая, удобная. Ротимей утверждает, будто я храплю.

– Молод еще Ротимей что-то утверждать, – сказал Талиессин, и они с Сиганом рассмеялись.

Все благие намерения Эмери отправиться на поиски рогового оркестра в одиночку разбились в прах. Поначалу-то все шло как нельзя более благополучно. Придворный композитор велел слугам заложить карету, собрал с собой все самое необходимое – то есть смену белья, нотные тетради и маленькие переносные клавикорды в две октавы, изготовленные специально по его заказу, – и беспрепятственно выбрался из столицы. Эмери не слишком хорошо умел править лошадьми, но в общем и целом на ровной дороге справлялся с задачей недурно.

В первые несколько часов он постоянно пугливо озирался: нет ли за ним погони. Но, кажется, супруга регента вняла доводам рассудка и если и отбыла из столицы, то сделала это тайно и без компании.

Затем его начало преследовать назойливое ощущение – казалось, кто-то следит за ним из пустоты. Несколько раз Эмери улавливал краем глаза движение на обочине дороги. Что-то прозрачное скользило на фоне леса, не отставая от кареты.

И в конце концов Эмери сдался. Натянул поводья, остановился. Поднявшись, крикнул:

– Уида!

Смеясь, эльфийка выступила вперед, отделившись от леса, с которым сливалась почти неотличимо.

– Да, это я.

– Я же объяснял тебе, почему ты должна была ехать одна, – начал было Эмери.

Уида весело закивала.

– Я так и поступила. В столице еще не заметили моего отсутствия. Я оставила кое-какие распоряжения и написала, что вернусь через пару дней. А потом бросилась догонять тебя. Разве ты не рад?

Эмери многое мог бы ответить ей, но промолчал. Поразмыслив, он признал, что в ее обществе нетрудно отыскать и положительные стороны. Уида забралась на козлы, изгнав Эмери в карету, свистнула, и лошади понеслись по дороге…

Дальнейшее путешествие – в обществе Уиды – проходило беспокойно, однако имелись и некоторые преимущества, и самым главным было даже не то искусство, с которым супруга регента управлялась с лошадьми. Превыше всего ставя собственные капризы, Уида вместе с тем умела уважать и чужие. Поручив Эмери найти роговой оркестр для исполнения еще не до конца написанной симфонии «Охота на оленя», Уида взялась деятельно помогать ему.

Они объехали десяток земельных владений – впрочем, неуклонно придерживаясь направления в сторону Балдыкиной Горки и, следовательно, в сторону Талиессина, – и везде задавали один и тот же вопрос. В одном поместье им сильно повезло: владелец, некий Гавр, оказался совершенно помешан на музыке.

Уида скучала целый вечер, пока два ценителя взахлеб обменивались впечатлениями. Оказалось, Гавр знает многое из написанного Эмери. Эмери, в свою очередь, согласился сыграть для него десяток новых пьес и подарил собственноручно переписанную тетрадь с музыкальной драмой «Проклятие сумерек», которую исполняли в год рождения королевы на праздник возобновления союза земли Королевства и крови Эльсион Лакар.