– Я не помню, где это случилось, – вымолвил он наконец. Он и сам не мог бы объяснить, почему его так испугала неожиданная проницательность Гайфье. – Для вас это тоже не важно, – настойчиво добавил Ренье. – Эйле любила вашего отца и дала вам жизнь; остальное подлежит забвению.

– Но это несправедливо! – возразил Гайфье.

– Что именно несправедливо?

Мальчик покачал головой.

– Все это выглядит так, словно мою мать использовали. Она выполнила некое действие – и ушла, и теперь о ней следует забыть. Как будто важным было не то, какой она была, как она ела, как смеялась, о чем рассказывала и мечтала, а то, что она сотворила во имя моего отца.

– Так и есть, – сказал Ренье с горечью, которая осталась для мальчика непонятной. – Она не была дворянкой, ваша мать, но прожила жизнь истинной аристократки. Знаете, в чем смысл нашего бытия? В служении.

Гайфье неожиданно расхохотался.

– И это говорите мне вы? Вы, бражник и игрок? Чему же вы служите в таком случае?

– Мое служение позади, – сказал Ренье. – Поэтому я и бражничаю, как вы изволили выразиться.

Гайфье с ухмылкой поднял на него взгляд. Ренье был серьезен, печален. В полумраке, под фонарем, который не столько отбрасывал свет, сколько размазывал по переулку тень, Ренье выглядел юным и красивым.

– Ночь – мое время, – сказал Ренье, угадав мысли мальчика. – Ночью не видно, каким я стал. Говорю вам, я, как и Эйле, позволил королевской семье использовать меня и отбросить. Разница только в том, что Эйле умерла, а я продолжаю жить… Идемте, здесь неподалеку есть еще одно заведение. Меня там, правда, не любят, но сегодня я приду с деньгами, так что хозяин кое-как потерпит мое присутствие.

Они направились к «Мышам и карликам».

С каждым шагом Ренье все меньше хотелось туда идти, но говорить о своих предчувствиях молодому спутнику не хотелось. Ренье ощущал себя сегодня эдаким проводником по темному царству. Человеком, которому открыто все, что связано с ночью и пороком.

Они завернули за очередной угол, и Ренье замер.

Посреди улицы лежал мертвец.

В первое мгновение Ренье хотел увести отсюда мальчика, чтобы тот не видел страшной картины, но затем усилием воли остановил себя. Разве сын Талиессина не хотел приобщиться к темным сторонам жизни? А что может быть темнее смерти на ночной улице, неподалеку от последних, шестых ворот, выводящих из столицы в предместье?..

Гайфье смотрел на убитого, с каждым мгновением все больше становясь похожим на Талиессина. Ночь обнажила это сходство и сделала его пугающим. При свете дня было очевидно, что Гайфье гораздо плотнее отца, а щеки у него благополучно круглые. При тусклом свете фонаря тени принялись бродить по лицу мальчика, и Ренье ясно видел: рядом с ним находится отдаленный потомок Эльсион Лакар.

– У него разорвано горло… – тихо сказал Гайфье. Он перевел взгляд на своего спутника: – Как такое могло случиться? Здесь, в нашей столице?

– Это уже не первая смерть, – ответил чей-то голос из темноты. – И снова я вижу рядом с трупом господина Ренье. Вы ведь брат придворного композитора, не так ли? Я узнал вас.

В тусклом свете фонаря появился капитан городской стражи. Ренье слегка поклонился ему:

– Должно быть, я пребывал тогда в экзальтированном состоянии, потому что совершенно не припоминаю обстоятельств нашей встречи.

Если он и пытался сразить солдафона словом «экзальтированный», то напрасно: капитан и глазом не моргнул.

– Да, господин, вы были тогда изрядно пьяны, и к тому же в кабаке вам наваляли – уж простите за выражение… А что это за малец с вами?

– Так, один парнишка, – быстро ответил Ренье прежде, чем мальчик успел открыть рот. – Веду его домой по просьбе матери.

– Похвальное намерение, – одобрил капитан. И наклонился над трупом. Несколько минут осматривал его, затем вновь поднял взгляд на Ренье: – Вам ничего не кажется знакомым?

– Та женщина, Аламеда, – тихо сказал Ренье. – Ее ведь убили точно так же. Вырвали кусок горла.

Капитан быстро глянул на Гайфье, но мальчик отвернулся, стараясь никак не проявлять своих чувств. «Ренье прав, – думал он, – каждый из нас живет в своем собственном мире. И эти миры никогда не соприкасаются. Мы ходим по одним и тем же улицам, а видим совершенно разные вещи. Для Ренье город пронизан сетью кабаков, он точно знает, где ему нальют выпить, где помогут с деньгами. Для кого-то столица – мир клиентов, заказчиков, выгодных поставщиков. А для меня? А для Эйле? Чем был этот город для моей матери? Местом, где она на каждом шагу встречала приметы своей любви?»

Неожиданная мысль заставила Гайфье задохнуться. Потому что внезапно он понял: именно такой была столица еще для одной женщины.

Для Уиды.

Везде, в любом цветке, в любой вывеске, на любом углу, Уида видит только одно: приметы своей страсти к Талиессину.

До мальчика донесся голос Ренье:

– Пожалуй, я знал этого парня. Ну-ка посветите ему на лицо… Да, мы встречались.

И голос капитана стражи:

– Любопытно…

– Он – один из троих засранцев, что пытались убить меня здесь неподалеку.

– Ну да? – В голосе капитана появилась странная ирония.

Ренье, похоже, не обратил на это внимания.

– Вообразите! Я хорошо выиграл в тот вечер, а они, видимо, следили за мной от самой таверны. Подстерегли за углом и напали…

– Стражники подобрали только одного.

– Ну, он, вероятно, был не слишком разговорчив, – сказал Ренье с ухмылкой.

– Ваша правда, – подтвердил капитан. – Мертвее некуда.

– Второго найти нетрудно – я располосовал ему лицо, – продолжал Ренье. – А этот метал в меня ножи. Стоял в сторонке и норовил достать издалека.

– И вы… – начал капитан, блеснув глазами.

– И я его не тронул, потому что страшно устал и мечтал только об одном: добраться до постели, – заключил Ренье. – Вот и вся история. Я не знаю даже их имен.

Капитан снова навис над телом. Передал Ренье свой фонарик со словами:

– Теперь ваш черед. Посветите мне хорошенько.

Ренье повиновался. Капитан еще раз оглядел рану на шее убитого.

– Похоже на зубы. Или когти. Это какой-то зверь.

– Там был странный чужак – в тот день, когда погибла Аламеда, – сказал Ренье.

Капитан поморщился.

– Вы и тогда твердили про какого-то чужака, но посмотрите – следы на шее этого парня говорят сами за себя. Это не нож, не шпага.

– Убийца мог носить железные когти на руке, – упрямо заявил Ренье.

Капитан выпрямился, забрал у него свой фонарик.

– Ступайте туда, куда шли, господин Ренье. Вашему парнишке дурно, что и неудивительно, учитывая обстоятельства. И постарайтесь поменьше таскаться по ночным улицам. Пока я не поймаю этого вашего чужака, в городе будет небезопасно.

Высокая девушка спрыгнула с коня, наклонилась над странным белым пятном, которое еще издали заметила под кустом. Так и есть! Она прикусила губу, чтобы не заплакать.

Собака с разорванным боком лежала на траве и смотрела на свою хозяйку темными глазами, полными надежды. Животное даже стукнуло хвостом, выражая радость. Девушка уселась рядом на землю, положила собачью морду себе на колени и гладила до тех пор, пока собака не испустила дух.

Хищный зверь рыскал по округе уже не первый день. Несколько раз его замечали крестьяне. Ничего толкового они, впрочем, рассказать не сумели – зверь мелькнул и скрылся в отдалении прежде, чем его успели рассмотреть.

Охота началась два дня назад. Накануне вечером в усадьбу явились крестьяне. Человек шесть, и среди них – одна женщина.

Ворота усадьбы обычно стояли открытыми. Роол никогда не был особенно богат, хотя несколько поколений назад его семья владела значительными средствами и выстроила огромный дом. Со временем эта грандиозная постройка начала разрушаться; у следующих поколений уже не хватало средств на то, чтобы чинить все нуждающееся в ремонте, поэтому жилое пространство неуклонно сокращалось. К тому времени, когда усадьба перешла к Роолу, пригодными для жилья оставались лишь семь комнат центральной усадьбы, а оба флигеля и три пристройки превратились в живописные руины.