Сказать об этом королеве сейчас, перед всеми, когда ее величество лично приглашает его принять участие в развлечении?

И Гайфье молча поклонился.

Весь день он не находил себе места. Пытался представить, как все произойдет. Уговаривал себя: ничего страшного. Он просто сядет на корме и будет смотреть на какую-нибудь фрейлину, лишь бы не глядеть за борт, на далекую землю. Все друзья королевы прекрасно умеют левитировать, так что ладье не грозит крушение.

Он явился к месту сбора одним из первых и ждал с непроницаемым лицом, пока соберутся остальные. Королева пришла последней. Она прибежала, запыхавшись, и весело оглядела участников праздника.

– Лютню взяли? – был ее первый вопрос. – И флейту? Отлично! Сегодня обе луны взойдут почти одновременно, и лучи ожидаются густые, плотные… – Она вздохнула, предвкушая удовольствие. – Мы сможем пролететь над рекой почти до самых водопадов…

Гайфье тайно содрогнулся. Река, о которой говорила королева, находилась в полудне пути от столицы. Там спокойная плодородная равнина рассекалась скальной грядой, и река, широкая в своем среднем течении, вдруг обрывалась в ущелье гигантским водопадом. Это место всегда приводило Гайфье в ужас.

Кругом засмеялись, принялись грузиться в лодку. Кавалеры подавали руку дамам, те распределялись по бархатным сиденьям, удобно располагая пышные юбки и устраивая под скамьями настоящую битву шелковых ножек, каждая из которых требовала для себя отдельного пристанища.

Королева огляделась по сторонам и встретилась с Гайфье глазами.

– Не угодно ли вам будет предложить помощь своей королеве? – осведомилась она.

Гайфье приблизился и подал ей руку, а когда она стала перебираться через борт и вдруг зацепилась подолом, попросту схватил ее за талию и перенес в лодку. Плотный шелк облегающего платья был напитан теплом ее тела, он обжег ладони Гайфье.

Ничего этого не заметив, королева поблагодарила своего гвардейца и кивком головы указала ему на место рядом с собой. Гайфье ничего не оставалось, как безмолвно повиноваться.

Лодка, разукрашенная цветами и нагруженная нарядными дамами и кавалерами, стояла в саду, среди цветущих кустов, а вокруг медленно сгущались сумерки. Гайфье боялся пошевелиться. Он застыл, нем и бездвижен, и даже не вполне был уверен в том, что его рука или нога, вздумай он двинуть ими, будут ему повиноваться.

Наконец в небе показалась желтая луна и, почти одновременно с ней, – темно-синяя, исполненная глубокого сияния. Ночь одушевилась светом, и ладья медленно поднялась над травой сада. Гайфье закрыл глаза, надеясь, что никто этого не заметит. Когда он осмелился бросить тайный взгляд сквозь ресницы, то увидел только небо. Нарядная лодка летела высоко над столицей, со всех сторон окутанная двойным, желто-синим, сиянием. Тени желтого и голубого пробегали по восторженным лицам фрейлин, а деревянная женщина на носу ладьи стала казаться очень строгой, даже сердитой: она явно негодовала на нечто невидимое, что бежало по небу впереди и никак не желало даваться в руки.

Парус выгнулся и надулся. Его тяга стала ощутимой, ладья понеслась, и одна из дам, нагнувшись через борт, удивленно вскрикнула:

– Как быстро!

Гайфье даже представить себе не решался то, что открылось взору любопытной дамы. Мелькающие далеко внизу домики, блестящие чернильные лужицы озер, рассеянные огоньки пастушьих костров, темные купы деревьев – сгустки темноты в ночном мраке… Он зажмурился так, что заболели веки.

Затренькала лютня. Тихий голос начал мурлыкать песню, припоминая мелодию, и тотчас напев подхватили две дамы и один кавалер – они частенько певали на три голоса, и это делало их друзьями, хотя при иных обстоятельствах они бы постоянно ссорились, настолько различными были их нравы и устремления.

Пение немного примирило Гайфье с происходящим. Он и сам изредка пел, но только в тех случаях, когда его никто не слышал. Даже вообразить жутко, что было бы, если бы все эти насмешницы услыхали пение гвардейца! Они бы, наверное, загнали его в могилу своими шуточками и комментариями.

Нет уж. Он безмолвно благодарил судьбу за то, что ему дозволено тихонько сидеть и слушать чудесную музыку.

И тут королева сжала его руку и спросила:

– Вам нравится?

Он тотчас разжал веки и совсем близко увидел ее лицо – залитое золотым светом луны, с широко раскрытыми раскосыми глазами, которые казались еще больше от наполнявшей их теплой тьмы.

– Вам нравится? – повторили мягкие губы. – Вы рады, что отправились с нами?

И, поскольку он продолжал безмолвствовать, королева сказала:

– Вы никогда не разговариваете со мной! В конце концов, это невежливо, господин Гайфье. Я требую, чтобы вы мне что-нибудь ответили.

– Я счастлив, – пробормотал он.

– Так-то лучше, – со смешком шепнула она. – А что еще?

Он принялся размышлять над тем, что бы еще сказать, и выглядел при этом так серьезно, что королева расхохоталась.

– Вы смешной, – сообщила она. – Хотите поцеловать мне руку?

Она подала ему руку, и он осторожно прикоснулся к ней губами.

– У вас губы колючие, – фыркнула королева. – Что вы ими делаете? Наверное, много ругаетесь. Когда я в детстве употребила бранное слово, одна служанка мне сказала, что у девочек от этого портятся губы, и смазала мне рот гусиным жиром. А вы смазываете рот гусиным жиром?

Гайфье подумал о детстве королевы. О той девочке, которой она когда-то была. О том, как ее учили писать. О чернильных пятнах на ее пальцах. О том, как она бегала по саду, гоняясь за какой-нибудь кошкой или лягушкой. О том, как она, сопя, рассматривала в траве каких-нибудь букашек. Он понял, что еще немного – и сердце лопнет у него в груди.

– Нет, ваше величество, – пробормотал он.

– Вы скучный, – сказала королева и оставила его в покое.

Ладья летела по небу, влекомая парусом, и задумчивые тучи мчались вместе с ней – безмолвные, живущие потаенной жизнью обитатели ночного мрака. Лунные лучи незримо тянулись вдоль бортов лодки.

Ветер постепенно усиливался. Гайфье понял, неожиданно для себя, что почти совершенно успокоился. Страх высоты не то что ушел, но затаился: Гайфье удалось забыть о нем, хотя бы на время. Он сидел на бархатном сиденье, рядом с королевой, и смотрел на поющих дам и кавалера, следил за тем, как ловкие пальчики фрейлины бегают по струнам лютни. Флейта повизгивала где-то на носу лодки, то подхватывая мелодию, то теряя ее. Парус уверенно тащил ладью вперед.

И как только Гайфье ощутил внутри себя покой, все сломалось. Новый порыв ветра вдруг швырнул ладью в сторону и вырвал ее из фарватера, проложенного лунными лучами. Шквал налетел так неожиданно, что ни одна из дам, владеющих искусством левитации, не успела принять ответных мер. Ладья сошла с безопасной дороги и начала падать.

Королева закричала:

– Тянитесь к лучам! Обратно, к дороге!

Ладья покачнулась. Она еще держалась в воздухе. Падение приостановилось. Несколько мгновений казалось, что вот-вот положение выправится и лодка вернется на прежний путь, к соединенным лунным лучам. А затем новый выдох надвигающейся бури окончательно убил последнюю надежду.

– Прыгайте! – крикнула королева. – Летите!

Она поднялась в лодке и ухватилась рукой за мачту.

Под сильным ветром платье плотно облепило фигуру королевы, не оставив без внимания ни единого изгиба, ни единой прелестной выпуклости, и Гайфье, повернув голову, послушно смотрел на нее. Он не слушал ее призывов, потому что был сейчас совершенно бессилен.

Одна за другой фрейлины перебирались через борт лодки и с легким вскриком исчезали в темном воздухе. У них еще оставалась возможность долететь до перекрестья лунных лучей и опуститься на землю медленно, в полной безопасности. Вслед за дамами бросились вниз и кавалеры, и скоро в лодке остались только королева и Гайфье.

Ладья мчалась по небу в неизвестном направлении: она то падала, то судорожно поднималась, и ветер гонял ее по собственному произволу, как хотел.