Но Гайфье никто не пытался убить, и потому мир для Гайфье оставался прежним: обжитым, интересным и по большей части безопасным.

Эскива отбросила одеяло, вскочила. Засмеялась. Начинался новый день, и, если она переживет его, значит, у врагов – какими бы хитрыми они ни были – вырвана еще одна победа.

Интересная игра. Дух захватывает. Приходится делать вид, будто Эскива просто живет, как всегда: завтракает, читает, посещает занятия… И одновременно с тем каждое мгновение ожидает столкновения с серьезной опасностью. А еще – пытается разгадать, кто именно хочет отобрать у нее великое богатство эльфийской жизни.

Она почти не сомневалась в том, что главным действующим лицом всей интриги является Гайфье. Эскива, разумеется, знала о существовании партии, желавшей видеть на троне Королевства человека. Чистокровного человека, не связанного с Эльсион Лакар.

Называли герцога Вейенто. Но герцог уже немолод. Если Эскива «случайно» погибнет, лучшей кандидатурой на роль короля станет Гайфье. Уида будет устранена без труда – она всего лишь жена регента. К тому же ее брак с Талиессином никогда не получал эльфийского благословения и, следовательно, мог быть расторгнут. Совершенно как брак какой-нибудь простой горожанки, лавочницы или, там, ткачихи.

– О-о, – протянула Эскива, – это большая политика…

Она схватила платье – белое, отрезное под грудью, без рукавов. Снежный шелк удивительно оттенял нежную смуглую кожу девочки.

Эскива стремительно повернулась к зеркалу. Глаза ее сияли. Тот, у кого поднимется рука на такое изумительное воплощение жизни, юности, красоты, – тот совершит святотатство.

Эскива тряхнула волосами, засмеялась. Невозможно! То, что она видела в зеркале, без всяких слов говорило ей о том, что убить ее невозможно. Можно попытаться и проиграть, не более того. Юность и красота бессмертны.

Весь день королеву не оставляло лихорадочное возбуждение. Она то и дело бросала взгляды через плечо, так что один из придворных кавалеров, поймав такой взгляд, вдруг жутко смутился, покраснел и потом крался за Эскивой по саду с намерением спросить у ее величества: что она имела в виду. Вместо ответа Эскива поцеловала его в лоб и тем самым окончательно уничтожила. Пока она с хохотом убегала, кавалер потирал лоб на месте поцелуя и ощущал неземное блаженство.

Утро после завтрака она провела за книгами. Королеве полагалось хорошо знать произведения поэтического и романтического искусства. Талиессин лично следил за ее образованием. Некогда, будучи наследным принцем, Талиессин перечитал почти все книги в королевской библиотеке и теперь хорошо разбирался в том, какие из романов следует давать девочке, а какие лучше бы попридержать до более позднего времени.

Эскива вполне доверяла отцовскому выбору и охотно глотала роман за романом, поэму за поэмой. Она отлично разбиралась в запутанных генеалогических и любовных связях многочисленных персонажей, знала о монстрах, кажется, все, что только можно выудить со страниц, и могла к месту процитировать поэтическую строку. Со временем, полагал Талиессин, это поможет ей завоевать популярность среди образованной части подданных.

Эскиве было жаль, что она не может поделиться своими чувствами ни с кем из близких. Сказать отцу? Талиессин всполошится, устроит облаву на негодяя, что осмелился посягнуть на драгоценную жизнь дочери. По саду начнут бродить стражники. К Эскиве намертво приклеится какой-нибудь бдительный субъект, и она будет поминутно натыкаться на него, а он – глупо улыбаться и шептать: «Не обращайте на меня внимания, ваше величество».

Может быть, открыть все Уиде? Но Уида непременно превратит все в балаган. Сколько Эскива помнила мать, та всегда была захвачена одним: своей любовью к Талиессину. Что бы ни происходило, оно служило декорацией для нового любовного розыгрыша.

Преданных фрейлин у Эскивы не имелось. Эти милые красотки иногда бывали забавны, но ни с одной королева не была настолько близка, чтобы доверить свою тайну.

Кто остается? Брат? Но его-то она и подозревала в первую очередь. Да он попросту не поймет, какие волшебные чувства вызвал у нее своей попыткой убрать ее с пути.

Поэтому девочка продолжала молчать и загадочно улыбаться, а в груди у нее стал щекотать крохотный червячок.

Приближалось время урока в мастерской. Эскива уже рисовала в воображении тот фрагмент гобелена, который предстоит выткать сегодня. Ей нравилось создавать работу сначала в уме, а потом смотреть, как образы ее фантазии обретают материальность.

Девочка бежала по дорожке сада. Затем, по мере приближения к строениям дворцового комплекса, шаг ее замедлился. Ей хотелось не просто проживать эти единственные в своем роде дни – дни, когда смерть вдруг предстала перед ней так явно, – ей хотелось впитывать каждое мгновение, каждое впечатление, которое может оказаться последним.

Флигель, где жили дворцовые чины средней и низшей значимости, представлял собой трехэтажное нарядное здание. Верхний этаж занимал виночерпий. Эскиву всегда удивляло: как это вышло, что такое веселое, пестренькое жилище не оказало на чопорного виночерпия никакого влияния. Девочке казалось, что людей и их дома объединяет некая тайная связь: со временем они становятся похожи. Но виночерпий служил ярким опровержением этой теории.

Эскива задрала голову, рассматривая окна верхнего этажа. Выше карниза имелся лепной фриз: корзины с цветами и фруктами, заменяющие головы босоногим поселянкам. Отчасти именно это украшение повлияло на собственные рисунки девочки: она вдруг поняла, что для творчества нет границ – если художник видит человека с корзиной вместо головы, он имеет полное право так его и изобразить; а если кому-то снятся летучие лошади с масками в виде женских лиц – стало быть, и такие лошади вправе обрести полноценное бытие, хотя бы на гобелене.

Эскива весело смотрела на фриз и даже не удержалась: подмигнула одной из поселянок.

И тут прямо перед Эскивой с крыши упал большой кусок черепицы. Если бы Эскива не рассматривала фриз, она не заметила бы летящего предмета и не успела отскочить назад – черепица ударила бы ее прямо по голове. А так кусок тяжелой обожженной глины с заостренными краями рухнул под ноги девочки, рассыпался на десятки обломков, и два из них царапнули ее по колену.

Эскива быстро глянула выше фриза и успела заметить человека, стремительно скользнувшего за скат крыши.

Девочка закусила губу, перешагнула через кучу битой черепицы и продолжила путь в мастерскую.

Она не успела испугаться в первый момент, но спустя несколько минут страх все-таки настиг ее. Щекочущий червячок исчез: ощущения сделались слишком сильными и перестали приносить удовольствие. «А вдруг я на самом деле умру?» – подумала она. И еще подумала о черной пустоте, в которую уходят Эльсион Лакар.

Она схватилась руками за голову и поскорее побежала к мастерице. По крайней мере, за работой можно будет забыться. А там и ужас небытия отступит, и Эскива вновь обретет самоуверенность, с какой ходит по жизни бессмертное существо.

– Обратите внимание на два желтых стежка, ваше величество, – сурово произнесла мастерица. – Они у вас вопиют. Вы выбрали неправильный цвет. Немедленно переделайте. Слишком яркие стежки нарушают гармонию всей работы.

«Подумаешь, всего два стежка, – думала Эскива, послушно выполняя приказание. – Их не будет заметно на большом гобелене».

– И напрасно вы считаете, будто на большом гобелене никто не заметит двух неудачных стежков, – назидательно произнесла мастерица, как будто прочитала мысли ученицы. – Всегда найдется наблюдательный человек. И что тогда станет с вашей репутацией? А если этот наблюдательный человек – какой-нибудь мастер?

Эскива подняла глаза на свою наставницу в ткаческом искусстве и кротко произнесла: