Редкое явление. Согласно верованиям племен Гафиса, это было зловещим предзнаменованием. Когда переставали течь вечные слезы Того, Кто Восседает на Троне, с ними исчезала и защита, которую Бог-Император даровал человечеству. Спустя некоторое время вновь пошел дождь, неизменный, как и всегда, — но Зур видел момент затишья, и в душе его остался след беспокойства.

Зур шагнул из ворот на посадочную платформу, где под защитой входной арки его ожидал человек в отороченной красным мантии.

Трин, библиарий-секундус. Выражение болезненного, изможденного лица старого воина всегда оставалось изучающим, когда бы Зур к нему ни обернулся. Взгляд библиария был точно таким же, как и при их первой встрече — в тот знаменательный день, когда орден принял Зура в свои ряды. Это случилось много десятилетий назад.

Трин кивнул на открытые ворота и хмурое небо за ними.

— Дождь вернулся, — заметил он.

— Он никогда не уходит, — ответил Зур.

Этот обмен репликами стал для них почти ритуалом.

Губы библиария изогнулись. Непридирчивый наблюдатель мог бы счесть эту гримасу улыбкой.

— Если бы так… Свет обнаженного солнца на пиках… Ничего хорошего он не предвещает.

Зур плотнее закутался в робу и опустил капюшон.

— У меня нет времени на дурные предзнаменования, — отрезал он.

Библиарий скривил рот — старый воин и без своего колдовского зрения умел отличить ложь от правды.

— Ты готов, брат? — спросил он, оглянувшись на пустую посадочную площадку. — Ты не обязан делать это в одиночку. Другие…

— Будет правильно, если это сделаю я, — ответил Зур библиарию и повторил: — Правильно.

Трин, обернувшись, долго изучал собеседника. Затем отступил в сторону.

— Как пожелаешь.

Трин стукнул кулаком во внутреннюю дверь привратного покоя и замер. Заскрипели металлические рычаги, открывая зубчатый люк. Когда библиарий заговорил снова, на Зура он не смотрел:

— Но помни вот что, Зур. То, что сегодня придет, то, что ты встретишь… Подобного ему ты не видел никогда прежде.

Что-то в тоне старого воина заставило Зура ощетиниться.

— Если ты полагаешь, что я отступлю, когда… если час настанет, — ты ошибаешься. Я не побегу от смерти.

Трин негромко хмыкнул:

— В этом я как раз не сомневаюсь. Мы — Орлы Обреченности. Смерть — часть нас самих.

— Я знаю разницу между другом и неприятелем, — упрямо продолжил Зур. — Я знаю, как выглядит Архивраг. И я смогу отличить предателя.

Внутренние врата с лязгом распахнулись.

— Не сомневаюсь, что ты в это веришь. Но у Хаоса есть личины, которых он никогда прежде тебе не показывал, брат. Не забывай об этом.

Трин отвернулся и пошел прочь, обратно к цитадели.

Теперь гром прозвучал ближе и настолько оглушительно, что дрожью отдался в костях воина. Дождь, верный спутник грома, тяжело барабанил по металлической палубе — словно пробовал ее на прочность, готовясь к прибытию гостей. А затем Зур понял, что звучание грозы изменилось. В ее мелодию вплелись новые ноты. Шум быстро приближался.

Зур взглянул вверх, туда, откуда раздавался звук. Маслянистые капли побежали по его лицу — сплошному рельефу из шрамов. Теперь воин видел надвигающийся силуэт — или, скорее, лишь намек на него, тень с широко распростертыми крыльями и изогнутым клювом. Огромный орел падал вниз, выпустив когти. Резкий вскрик на мгновение разорвал облачный покров. Опираясь на столбы оранжевого пламени, под оглушительный рев турбин из туч внезапно вырвался серебристо-серый десантный корабль. Он быстро шел на посадку. О стальные крылья и угловатую, выпуклую носовую часть «Громового ястреба» хлестал дождь. Одежды Зура хлопнули и забились на ветру, поднятом турбинами корабля, но воин не пошевелился.

Десантный корабль уверенно приземлился, и посадочная площадка под ним вздрогнула. Двигатели тонко взвыли, сбрасывая обороты. Корабль выпустил гидравлические опоры и сел на палубу. Он словно радовался окончанию перелета. Зур уловил что-то за стеклом кабины пилотов, но деталей разобрать не смог. Он заметил, что задерживает дыхание, — и расслабился, мысленно себя обругав. Астартес подавил желание оглянуться через плечо на Орлиное Гнездо. Он не сомневался, что Трин где-то там, наблюдает за ним с высоты из окна галереи.

С ревом гидравлики опустился посадочный пандус «Громового ястреба» — разверзшаяся пасть, открывшая темное нутро корабля. Первым по трапу проковылял сервитор с трясущейся головой. На ходу он жевал перфокарту с набором команд. За собой механический прислужник волочил тачку, наполовину прикрытую потрепанным воинским плащом.

Когда тачка прокатилась мимо Зура, ее содержимое немедленно приковало взгляд воина. То, что валялось в ней, не могло быть не чем иным, как керамитовым доспехом. Серебряная боевая броня, окантованная красным и черным, — знакомая Зуру так же хорошо, как узор шрамов на его собственном лице. Броня Орлов Обреченности, но до того поврежденная и изъеденная ржавчиной, что ни один сын Аквилы по доброй воле не допустил бы такого.

Когда Зур вновь поднял голову, он увидел стоящего на верху пандуса человека в капюшоне. Тот смотрел на свои руки и брызги дождевой воды, отскакивающие от ладоней. Он был похож на пилигрима, принимающего благословение.

В следующее мгновение единственный пассажир «Громового ястреба» заговорил.

— Дожди, — начал он низким и хриплым голосом. — Я думал, что никогда их больше не увижу.

Глубоко втянув ноздрями воздух, он добавил:

— Я чую запах чемека в ветре.

В словах прозвучала улыбка.

Зур кивнул. Внизу, в Столовом городе, за много лиг от Орлиного Гнезда, огромные фабрики по очистке биоматериала производили смазочное масло из клубков чемека — местного морского растения. Они работали днем и ночью, и тяжелый смолистый аромат постоянно висел в воздухе. Зур замечал это, лишь когда запах исчезал.

Минута прошла, и новоприбывший склонил голову. Он начал спускаться, но Зур быстро шагнул к пандусу и преградил человеку путь. Тот, поколебавшись, остановился.

— Кто ты? — спросил Зур. — Духи горы должны услышать твое имя.

Прикрытые капюшоном глаза новоприбывшего сузились, и выражение их стало холодным.

— Духи знают, кто я такой, брат. Я Сын Гафиса, так же как и ты.

— Ты должен произнести его вслух, — настойчиво сказал Зур. — Таков протокол.

Кулаки человека сжались, прежде чем скрыться в складках одеяния.

— Протокол, о котором ты говоришь, для пришельцев извне. Для чужаков.

Зур вгляделся в скрытое капюшоном лицо, выискивая признаки обмана или злого умысла.

— Скажи свое имя вслух, — повторил он.

Человек ничего не ответил, и молчание затянулось. Наконец плечи гостя опустились, и тот подчинился.

— Меня зовут Тарик. Я воин Адептус Астартес, брат-сержант из заслуженной Третьей роты ордена Орлов Обреченности. И я вернулся домой.

Тарик. Зур присутствовал при том, как это имя добавляли к спискам на Стене Памяти в великой Башне Реликвий. С должным почтением он смотрел, как раб вырезает буквы в черном полированном мраморе, где они должны были остаться навечно среди сотен имен павших воинов ордена. Зур присутствовал при том, как капелланы объявили о гибели Тарика и занесли это событие в анналы истории Орлов Обреченности. Прошло целых два гафианских цикла с тех пор, как его объявили Астартес Мортус. Времена года сменялись одно другим, и жизнь Тарика стала еще одним священным воспоминанием, включенным в общую память о павших героях.

Человек в первый раз откинул с головы капюшон и пошел вниз, к спуску с пандуса.

Зур отступил на шаг и встретил взгляд мертвеца.

— Это он?

Трин не отвернулся от залитого дождем окна, пристально наблюдая за двумя фигурами, находившимися далеко внизу, на посадочной платформе. Он увидел, как брат Зур посторонился и позволил пассажиру «Громового ястреба» пройти к воротам. Библиарий успел хорошо рассмотреть желтовато-бурое, исчерченное боевыми шрамами лицо новоприбывшего, освещенное мгновенной вспышкой молнии.