— Да? — спросила она.

— Послушай, насчет… хорошо, ну, всего этого… — начал Роланд.

— Да?

— Слушай, я этого не делал, — я подразумеваю, что никому ни о чем не врал, — пробормотал он. — Но мой отец уверен, что я вел себя геройски, и он не желает ничего слушать, ничего, из того, что я сказал, даже после того, как я сказал ему, насколько…

— …полезной я оказалась? — закончила за него Тиффани.

— Да… Я подразумеваю, нет! Он сказал, он сказал, он сказал, что тебе очень повезло, что я там оказался, он сказал…

— Это не имеет значения, — сказала Тиффани, снова взявшись за лопатки.

— И еще он продолжает всем гововрить, какой я был храбрый и…

— Я сказала, что это не имеет значения, — отрезала Тиффани. Маленькие лопатки стучали «пат-пат-пат» по новому кусочку масла.

Рот Роланда открылся и опять закрылся.

— Ты имеешь в виду, что не возражаешь? — спросил он, наконец.

— Нет. Я не возражаю, — сказала Тиффани.

— Но это не справедливо!

— Мы единственные, кто знает правду, — сказала Тиффани.

Пат-пат-пат.

Роланд смотрел на жирное, блестящее масло, пока она заглаживала его края.

— О, — сказал он. — Э… Ты ведь никому не скажешь, правда? Я подразумеваю, что у тебя есть полное право на…

Пат-пат-пат…

— Мне никто не поверит, — сказала Тиффани.

— Я правда пытался, — сказал Роланд. — Честно. Я это сделал.

«Уж наверное, сделал, — подумала Тиффани. — Но ты не очень умен, а барон — человек без Точновидения. Он видит мир таким, каким хочет видеть».

— Однажды ты станешь бароном, не так ли? — сказала она.

— Ну да. Однажды. Но подожди, ты действительно ведьма?

— Когда ты будешь бароном, ты справишься с этим, я надеюсь? — сказала Тиффани, переворачивая масло. — Справедливый, щедрый, достойный? Ты будешь платить хорошую зарплату и заботиться о стариках? Ты ведь не позволишь людям выкинуть старушку из ее дома?

— Хорошо, я надеюсь, я…

Тиффани повернулась, чтобы встать лицом к нему с лопаткой в каждой руке.

— Потому что я буду здесь. Ты обернешься и увидишь мои глаза. Я буду там, на краю толпы. Все время. Я все увижу, потому что я происхожу из древнего рода Болитов, и это моя земля. Но ты можешь быть нашим бароном, и я надеюсь, что хорошим. Если нет… будет расплата.

— Слушай, я знаю, что ты была… была… — начал Роланд, еще больше краснея.

— Очень полезна? — сказала Тиффани.

— …но ты не можешь так со мной разговаривать, знаешь ли!

Тиффани была уверена, что на крыше, на самом краю слышимости кто-то сказал: «Кривенс! Ах ты, редиска…».

На мгновение она закрыла глаза, а затем, выбросила руку с лопаткой в строну одного из пустых ведер.

— Ведро, наполнись! — скомандовала она.

Оно задрожало и захлюпало. Вода плескалась из стороны в сторону.

Роланд уставился на него. Тиффани одарила его одной из самых сладких своих улыбок, которые могли быть весьма устрашающими.

— Ты никому не расскажешь, не так ли? — сказала она.

Побледнев, он повернул к ней.

— Мне бы никто не поверил… — он запнулся.

— Да, — сказала Тиффани. — Значит, мы понимаем друг друга. Разве не прекрасно? А теперь, если ты не возражаешь, мне надо закончить с этим и заквасить немного сыра.

— Сыра? Но ты… Ты можешь делать все, что хочешь! — Роланд вспыхнул.

— И прямо сейчас я хочу делать сыр, — спокойно сказала Тиффани. — Уходи.

— Эта ферма принадлежит моему отцу! — сказал Роланд, а потом сообразил, что сказал это вслух.

Послышалось два тихих, но странно громких щелчка, когда Тиффани поставила лопатки для масла и обернулась.

— С твоей стороны было очень смело сказать что-то подобное, — сказала она. — Но надеюсь, сейчас, когда у тебя было время подумать, ты очень сожалеешь, об этом?

Роланд, который зажмурился от страха, кивнул.

— Хорошо, — сказала Тиффани. — Сегодня я делаю сыр. Завтра я могу сделать что-то еще. Некоторое время меня здесь, возможно, не будет, и ты задашься вопросом: где она? Но часть меня всегда будет здесь, всегда. Я всегда буду думать об этом месте. Оно всегда будет у меня перед глазами. И я вернусь. Теперь уходи!

Он повернулся и побежал. После того, как его шаги замерли, Тиффани сказала:

— Ладно, кто там?

— Это я, хозяйка. Не-столь-же-большой-как-Средний-Джок-но-больше-чем-Мелкий-Джок-Джок, хозяйка, — пиксти появился из-за ведра и добавил. — Всяко-Граб сказал, что мы пока должны присмотрешь за тобой маленько, и передашь тебе большой спасиб.

«Это все еще похоже на волшебство, даже если знаешь, как это сделано», — подумала Тиффани.

— Тогда следите за мной только в маслодельне, — сказала Тиффани. — Никакого шпионажа!

— Ну что ты, хозяйка! — нервно воскликнул Не-столь-же-большой-как-Средний-Джок-но-больше-чем-Мелкий-Джок-Джок, потом он усмехнулся: — Фион собирается пойтишь прочь, чтоб быть кельдой в клане Медной Горы, — сказал он. — Она просишь, чтоб я пошел с ней, как бездомный!

— Поздравляю!

— Да, и Уильям говорит, что у меня прекрасно получится, если я возьмусь за мышедуй, — сказал пиксти. — И… э…

— Да? — спросила Тиффани.

— Э… Хэмиш говорит, что в клане Длинного Озера есть девчонка, которая хочет стать кельдой… э… это прекрасный клан, откуда она… э… — от неловкости пиксти стал фиолетовым, как фиалка.

— Хорошо, — сказала Тиффани. — На месте Всяко-Граба я немедленно пригласила бы ее к себе.

— Ты не возражашь? — сказал Не-столь-же-большой-как-Средний-Джок-но-больше-чем-Мелкий-Джок-Джок с надеждой.

— Нисколько, — ответила Тиффани.

Она сделала немного, она должна была признаться себе, но и это немногое надо было убрать на дальнюю полку в ее голове.

— Круто! — воскликнул пиксти. — Парни немного волновались, ты знашь. Я побежал, скажу им, — Он понизил голос. — А ты не хошь, чтоб я догнал ту брюкву с ножками, что щас ушла, и опять навернушь его с лошади?

— Нет! — поспешно ответила Тиффани. — Нет. Не надо. Нет, — она взяла лопатки для масла. — Предоставь это мне, — добавила она, улыбаясь. — Ты можешь предоставить мне все.

Когда она снова осталась одна, она закончила масло… пата-пата-пат…

Она остановилась, поставила лопатки и кончиком чистого пальца нарисовала линию на поверхности и другую — кривую, слегка касающуюся первой так, чтобы это было похоже на волну. Она нарисовала третью линию — прямую под теми двумя, которая обозначала Мел.

Земля Под Волной.

Тиффани опять быстро пригладила масло и взяла печать, сделанную вчера— она аккуратно вырезала ее на куске яблоневой дощечки, которую дал ей плотник господин Блок.

Она отпечатала ее на масле и аккуратно сняла.

Там, блестя на жирной масляной поверхности, была горбатая луна и летящая на помеле ведьма.

Она снова улыбнулась, и это была улыбка Бабули Болит. Однажды все изменится.

Надо начинать с малого, как дубы.

Потом она сделала сыр.

…в маслодельне, на ферме и прилегающих полях и рядом с холмистой местностью, спящей под горячим солнцем разгара лета, по которой движутся отары овец, дрейфующие по короткой траве как облака по зеленому небу, а тут и там со скоростью кометы проносятся овчарки. Повсюду на все времена пустошь без конца и края.

Картина, которую рассматривает Тиффани в начале книги, действительно существует. Она называется «Взмах сказочного лесоруба» Ричарда Дадда. Полотно находится в галерее Тейт в Лондоне. Картина приблизительно 15х21 дюйм. Написана в середине девятнадцатого века. Художник писал ее девять лет. Я не могу думать о более известной «волшебной» живописи. Она действительно очень странная, так и пышет летним зноем. Вот что известно о Ричарде Дадде: он сошел с ума, убил своего отца, был заперт в сумасшедший дом на всю оставшуюся жизнь и написал фантастическую картину. Грубо, конечно, но это ужасный итого жизни профессионального и талантливого художника, которого поразил серьезный душевный недуг.