Но она поправилась. Жар, не отпускавший ее много дней, спал. Она лежала исхудавшая, бледная, с изможденным, как обычно у выздоравливающих, лицом. Аткинсон отменил компрессы, которые то и дело менял ей Мабл. Она уже садилась в кровати, похожая в своей ночной рубашке, сплошь из вышивки и кружев, в халате и чепце на странную белую мумию. Доктор объяснил Маблу, что опасность еще не вполне миновала: после приступа лихорадки могут быть рецидивы. Не исключены осложнения на сердце, даже воспаление легких, так что миссис Мабл не должна торопиться вставать.

— Конечно, — добавил Аткинсон, — трудно допустить, что она встанет. Она слишком слаба, чтобы стоять на ногах.

Энни в задумчивости лежала в постели. Мысли ее были ясными, голова — чистой и свежей, как зимнее утро; такое бывает после долгих периодов жара. Но ею овладела ужасная убийственная депрессия — тоже частое следствие затяжной болезни, — которая способна омрачить даже безоблачное будущее. А у Энни будущее совсем не было безоблачным. Она слышала, как муж ходит внизу, выполняя бесконечную череду домашних дел… От одной мысли о нем у нее пересыхали и начинали болеть губы. Нет, Энни не ненавидела мужа, даже сейчас она не была способна на это. Она чувствовала, что ненавидит себя. Она потеряла его любовь, ту любовь, что ненадолго сделала мир прекрасным. Заглядывая вперед — насколько она была способна на это, — Энни не видела там никакого просвета. Сознание, что ей известна страшная тайна — известно, что находится в заброшенной клумбе, — причиняло ей боль. Нет, в будущем у нее нет ничего хорошего. Она охотно взглянула бы в глаза опасности, нависшей над мужем — и, как она хорошо понимала, над ней тоже, — если бы была уверена, что Уилл хочет этого. Но ей было ясно: он желает как раз обратного. Мабл был бы рад, если бы она не стояла у него на пути. А она?.. Она тоже ушла бы с его пути, ушла с превеликой охотой.

И тут мысли ее свернули на новую колею. Ведь сделать это легко! Конечно, было бы проще, если бы она умерла от гриппа… Но она не умерла… И миссис Мабл попыталась вспомнить, что было написано в той книге о ядовитом веществе, пузырек с которым стоит в ванной комнате, в закрытом шкафчике на стене… Смерть наступает практически мгновенно… Смерть наступает практически мгновенно…

Это значит: легкая, мгновенная смерть. Никаких забот, никаких трудностей! О, это было бы лучше всего!.. Мысли текли свободно и ясно. Уилл сейчас внизу, какое-то время он ей не будет мешать. Можно сделать это сейчас же — и сразу освободиться от всех проблем. Освободиться от невыносимой тяжести…

Энни сбросила с себя одеяло, спустила ноги на пол. И сразу почувствовала, как плохо держат ее ноги. Комната медленно, потом все быстрее закружилась перед глазами. Энни едва не упала; собрав все силы, она успела схватиться за кровать — и рухнула на нее. Прошло несколько минут, прежде чем к ней вернулось сознание. Она опять попыталась встать, двигаясь теперь осторожнее, и все равно было очень трудно сохранить равновесие. Ходить она не может, это ясно. Но это не остановило ее…

Медленно, очень медленно она опустилась на пол — и поползла на четвереньках к окну. Это было невероятно трудно, то и дело она ложилась и отдыхала. Холодный воздух и запах линолеума наполнили ей легкие, она дрожала от этого запаха и от слабости.

Добравшись до комода, она, цепляясь за ручки ящиков, подтянулась и встала, качаясь на подгибающихся ногах. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы приспособиться к вертикальному положению. Один раз ее опасно повело в сторону, она едва успела ухватиться за угол комода. Потом она выдвинула один из ящиков и сделала то, что хотела сделать в течение всей болезни: вынула чужое письмо и перечитала его, насколько позволяли ей полные слез глаза. Нет, никакой ошибки!.. И никакой надежды… Оно действительно начиналось словами: «Милый, родной мой Уилл…» Иронии она снова не уловила… Слабость и головокружение навалились на нее. Она положила письмо в ящик и закрыла его.

Каким-то образом ей удалось все-таки рассуждать логично. Следующее, что было нужно, — ключ. Ключи Уилла, вздетые на колечко, лежали на трюмо. Ей пришлось добираться туда. Потом она, очень-очень медленно, доползла до двери и попала в ванную комнату. Когда она была около шкафчика, ей опять пришлось собрать все силы, чтобы подняться на ноги, но в конце концов это ей удалось. Она постояла немного, прислушиваясь, чтобы убедиться, что Уилл еще внизу. Не хватает, чтобы он поднялся и застал ее здесь. Но все было спокойно. Муж гремел в кухне посудой. Ключ легко вошел в скважину, стеклянная дверца открылась. Пузырек с цианистым калием стоял на полке, там, где она видела его в прошлый раз. Энни взяла его в руки, погладила, даже чуть-чуть улыбнулась.

На краю ванны стоял стакан, из которого она запивала лекарство… Горлышко пузырька дробно постукивало о край стакана… Она поставила пузырек обратно и, благодарная, попыталась даже сделать перед ним реверанс. Потом закрыла шкафчик.

Держась за край ванны, она постояла немного. Не хотелось умирать здесь, в холодном, выложенном голым кафелем помещении. На большой, роскошной кровати, среди купидонов, будет куда приятнее. Добираться обратно было еще тяжелее, но она решила пойти на риск… Это был долгий путь. Она ползла по полу, толкая перед собой стакан. Кольцо с ключами болталось на пальце. Путь в спальню был труден, но она справилась. Из стакана не пролилось ни капли.

Стакан стоял на полу возле кровати. Кое-как она нашла в себе силы взобраться на постель. Ей пришлось полежать, отдыхая. Теперь все было готово… Нужно было лишь привести себя в порядок. Дрожащими от слабости руками она натянула на себя одеяло, поправила чепец, кружева на шее. Затем наклонилась, взяла с пола стакан. Без колебаний поднесла ко рту и выпила. Стакан выпал из ее пальцев и укатился под кровать.

Но все оказалось не так легко, как она думала. Яд больше года стоял в растворе, взаимодействуя с воздухом и постепенно теряя силу. Смерть не была легкой, смерть не была быстрой…

Мабл как раз закончил утренние дела, когда в парадную дверь постучал доктор Аткинсон.

— Как себя чувствует миссис Мабл? — спросил Аткинсон, пока они поднимались наверх.

— Она выглядела немного подавленной. Но я уже добрый час не был наверху, — ответил мистер Мабл.

Они вошли в спальню. Энни лежала на большой позолоченной кровати; вокруг сверкала золотом остальная мебель. Она лежала в естественной позе, на щеках виден был слабый румянец. Но было в ее облике нечто странное, и это сразу бросилось Аткинсону в глаза.

— Умерла!.. — шагнул к ней Аткинсон.

Мабл успел к кровати первым; сложив перед грудью ладони, он стоял и смотрел на жену. Невозможно было понять, что он чувствует… Он и сам этого не знал: он только ощущал гулкий стук сердца — как всегда в последнее время, если происходило что-нибудь неожиданное. Сердце билось так сильно, что у него подрагивали руки.

— Думаю, сердце не выдержало, — наклонился над миссис Мабл доктор Аткинсон.

Если бы Мабл выглядел потрясенным, доктор избавил бы его от деталей. Но того, казалось, происшедшее вовсе не удивило. Он был слишком занят своими мыслями: мозг его работал в том же бешеном темпе, что и сердце. Он прикидывал во всех вариантах, как на нем отразится это событие, увеличит или уменьшит оно шансы на разоблачение. Он стоял и смотрел на тело жены, руки его дрожали, лицо же оставалось невозмутимым. Мысли его витали далеко отсюда.

Огромным усилием воли он взял себя в руки. Его поведение может показаться подозрительным… Надо сделать все, чтобы рассеять возможные подозрения. Он бросил взгляд на Аткинсона — и заметил, что тот тоже исподволь изучает его. Мабл попытался сделать вид, будто убит горем.

В голове Аткинсона до сего момента не было никаких задних мыслей; но взгляд Мабла и то, как вдруг изменилось его лицо, заставили его задуматься. Доктор нагнулся ниже — и тут заметил нечто такое, что сразу же пробудило в нем самые решительные сомнения.