— Передаю тебе на воспитание своего сына Генриха, — сказал король. — Сделай из него благородного и справедливого человека и вместе с тем научи, как вести себя по-королевски. Один ты можешь любить прелести бытия и жить в ладу с Господом. Это редко кто умеет, друг мой. А ты, мне кажется, владеешь этим секретом.

— Приложу все свои силы, чтобы воспитать принца добрым христианином.

— Повози его по Англии. Мы сделаем так, чтобы все епископы и бароны присягнули ему. Пусть вся страна узнает будущего короля.

Не успел Томас вернуться в Англию, как Теобальд скончался, и Томас пожалел, что не ослушался короля и не съездил повидаться со старым другом.

Строго говоря, ему можно было себя не корить. Он — канцлер короля, и его долг состоит в служении на этом высоком посту. Теобальд это понял бы. Но, наверное, Теобальд сожалел, что выдвинул его на этот пост.

Теперь Томас всего себя посвятил воспитанию молодого Генриха, тем самым исполняя волю короля.

Мальчик быстро привязался к учителю, и дело шло хорошо; но скоро пришел от короля приказ: Томас должен явиться к нему в Нормандию.

Престол архиепископа в Кентербери свободен, и страна осталась без духовного пастыря. Пока он не занят, большие доходы церкви идут в казну короля, и Генрих не торопился с назначением нового архиепископа.

Зима выдалась холодной, Томас отчаянно страдал от холода, в результате заболел и слег в Руане, в то время как королевская чета отправилась в Фале. Томас уже стал поправляться, и вот, завернувшись в просторный халат, он сидел за шахматной доской с одним из своих рыцарей, когда к нему вошел епископ Лестерский. Увидев Томаса в таком виде, святой отец сильно удивился:

— Милорд, у тебя вид не архидьякона, а королевского сокольничего. Ты же слуга церкви и в больших званиях: архидьякон Кентерберийский, декан Гастингский, настоятель Беверли и каноник Руанский. Да это еще не все.

— Что ты хочешь сказать этим «еще не все»?

— Только то, что слышал: говорят, король думает о престоле Кентерберийском.

— Ну и что с того?

— Якобы он думает сделать тебя архиепископом.

Томас не без труда встал.

— Нет, ты, наверно, ослышался.

— Об этом толкуют во дворце. Близкие к королю говорят, что он называл твое имя.

— Этого не может быть. Я знаю троих, кто достойней меня.

— Ты что, совсем без честолюбия, канцлер?

— Мое честолюбие в служении долгу.

— А разве не вдвое ты послужишь Господу как глава Его церкви в Англии?

— Король мой лучший друг. Я с ним близок. И знаю, что быть мне архиепископом ни к чему. Я его канцлер и в этом качестве служу ему добром. Канцлером мне и надлежит оставаться.

— Король назначает тебя главой церкви в Англии, потому что высоко ценит.

— Став архиепископом Кентерберийским, я лишаюсь его милости.

— Отчего же?

— Потому что король не любит несогласных.

— Но канцлера он любит.

— В мирских делах мы можем расходиться и ладить. Тут я могу королю уступать. Став архиепископом, я служу Господу и могу оказаться в положении, когда уступить королю уже буду не в силах.

— Странный ты человек, Томас Беккет.

— Я знаю себя и знаю короля. Я отклоню его предложение стать архиепископом.

Больше ему не игралось в шахматы. Нелегкие думы охватили его и уже не покидали.

Король позвал Томаса к себе в замок Фале.

— Ага, Томас, надеюсь, здоров? Как же ты худ и бледен! Но ничего. Мы скоро поднимаем паруса в Англию. Вот увидишь, на зеленых полях у нас ты сразу поправишься.

В глазах короля сквозила необычная сентиментальность. Он думал о Розамунд в ее маленьком дворце. Ему в самом деле хотелось скорее домой.

Он повернулся к Томасу и посмотрел на него с любовью.

— Хочу поговорить с тобой о делах церкви. В каком месяце схоронили Теобальда?

— Уже скоро год.

— Престол в Кентербери пустует все это время. Не скажу, что это меня очень гнетет. Но уже пора сажать архиепископа, и на меня снизошла мысль о самом подходящем человеке на это место.

— Я знаю нескольких священников, кто прекрасно подойдет для этой роли, милорд.

— Я знаю лишь одного, но верного. — Генрих подошел к Томасу и положил руки ему на плечи. — Дорогой друг, мне очень приятно воздать тебе за долгую и добрую службу. Я решил, что ты станешь моим епископом Кентерберийским.

— Вы очень милостивы, сир, но я не приму сей чести. Она не для меня.

— Не для тебя?! Мой Бог, да что ты говоришь! Это именно для тебя. Это я тебе говорю!

— Неладно будет, милорд.

— Ты что?! Мы же остаемся вдвоем. Разве не мы правим этой страной, а? Разве я не слушаю тебя, не прошу твоих советов?

— Только когда вам хочется.

Король расхохотался и хлопнул Томаса по плечу.

— Что верно, то верно, дружище. И то верно, что церковь всегда сидит занозой у английских королей. Я частенько подумываю, как бы эту занозу вытащить. Кто мне поможет в этом? Ну конечно же, мой добрый друг во главе этой церкви! Разве мы не стали друзьями при твоей службе канцлером?

— И хорошими.

— Я ценю нашу дружбу, Томас. Люблю, когда ты рядом. Люблю твою соколиную охоту. Люблю с тобой беседовать. Ты мне как брат. Разве не честь для тебя, что внук великого Генриха и правнук еще более великого Завоевателя считает тебя, купеческого сына, своим лучшим другом!

— Мне лестна ваша снисходительность. Сын простого купца, я высоко ценю ваше к себе внимание. Дорожу вашей дружбой, но отклоняю ваше предложение именно потому, что не хочу ее испортить.

Король начал сердиться.

— Если ваше величество мне позволит…

— Не позволю! — крикнул король. — Ты останешься тут, станешь передо мной на колени и будешь благодарить за царскую щедрость, ибо даруется тебе, что тебе хочется больше всего на свете, верх желаний, о чем ты мечтал с первого дня служения церкви!

— Позвольте слово сказать.

— Говори.

— Если я приму назначение, нашей дружбе не бывать.

— Почему?

— Если мы разойдемся…

— Да разве мы не расходимся во мнениях сплошь и рядом?

— Расходимся. Но это дела правления страной, где я вынужден вам уступать. Вы мой король, я ваш слуга. Когда же стану архиепископом Кентерберийским, вперед вас я должен буду стать слугой Господа.

— Не желаю слушать этот вздор! Мои предки все время ссорились с церковью. Здесь все время зреют конфликты. Я тебя потому и назначаю архиепископом, чтобы этих конфликтов избежать. Мы с тобой будем расходиться во мнениях, но мы не рассоримся!

— Я должен повторить, что мое первое и главное служение тогда будет Богу. Вы мой король и мой друг. Предпочитаю, чтобы так все и оставалось. Умоляю вас, милорд, примите мое решение.

Король пристально посмотрел на Томаса.

— Я заставлю тебя… — начал он.

— Нет, это единственное, что вам не удастся, — возразил Томас. — Тогда мне придется тебя убедить. Ладно, не нравится мне твой вид. Не хочу видеть своего канцлера таким бледным. Оставайся здесь, пока не поправишься. Мне надо в Англию, а ты приедешь позже.

— Вы милостивы ко мне, милорд, — произнес тихо Томас.

— Иногда удивляюсь сам себе. К тебе я действительно расположен и обещаю: когда станешь архиепископом, мое расположение не ослабнет.

Генрих поспешил в Англию, где его ждали неотложные дела. Лестер и Ричард де Луси — славные и добрые слуги, но никто из них не радовал так короля, как Томас. Генрих все время ощущал, что его нет рядом.

Вспомнив Томаса, он рассмеялся. Странный этот Томас. Как он любит шелковые наряды, как нежны его белые руки! Что бы Томас ни говорил, роскошь он обожает. И светлая голова, какую еще поискать. Неужели он ни перед кем не дрогнет… даже перед королем? А не прячется ли под внешним благочестием чувственная натура? Не может он утаить любовь к жизненным благам. В быту он окружен изящными вещами. Живет он более по-королевски, чем сам король.