– Хочу сообщить, что рассказал заместителю комиссара о ваших превосходных результатах. Также я предоставил ему копию той журнальной статьи о вас. На него это произвело сильное впечатление.
– Очень рада. – Хит оторвала небольшой кусочек бейгла и, намазывая его сыром, продолжила: – Хотя, знаете, если каждый из нас получает в жизни только пятнадцать минут славы, надеюсь, что я свои уже израсходовала и больше ничего подобного не произойдет.
– Интересно. Я решил, что вы поддерживаете тесные отношения с прессой.
«Если бы ты только знал», – подумала Никки. Она вспомнила сюрприз, которым разбудила Рука как раз сегодня утром. Хамнер продолжил:
– Когда я прочел статью, мне показалось, что вы знаете, как обращаться с этим репортером.
– Я не сразу обучилась такому искусству, – произнесла Хит, подавив усмешку. – Но я неловко чувствую себя в свете софитов.
– О, прошу вас, мы взрослые люди, – отмахнулся он. – В амбициях нет ничего плохого. По крайней мере, я так считаю.
«Еще бы», – подумала она.
– А ваше решение сдать экзамен на лейтенанта, разве оно не было продиктовано амбициями?
– В каком-то смысле да.
– Вот именно. И мы благодарны вам за это решение. Нам нужно больше таких, как вы, Никки Хит. И поменьше гнилых яблок. – Хамнер откинулся на спинку стула, сунул руки в карманы и, пристально наблюдая за ее реакцией, произнес: – Расскажите мне, что происходит с капитаном Монтрозом.
Никки почувствовала, как кусочек бейгла перевернулся у нее внутри. Она плохо представляла себе, зачем ей эта встреча, но налаживать нужные связи она сейчас не собиралась. Никки еще не знала, насколько большой вес в штаб-квартире имеет Зак Хамнер, но осторожность велела ей тщательно подбирать слова. Она сделала глоток холодного кофе и заговорила:
– Я слышала, что у капитана Монтроза сейчас непростые отношения с начальством. – Она показала большим пальцем за правое плечо, в сторону Полис-плаза. – Но не представляю почему. Возможно, из-за того, что мы столько лет работаем вместе, у нас никогда не возникало никакого непонимания.
Хит решила было на этом закончить, но в выражении лица молодого юриста ей почудилось что-то хищное. Несмотря на неприятные подозрения насчет кэпа, преданность Монтрозу оказалась сильнее, и при виде акульего взгляда Хамнера Никки захотелось поставить его на место.
– При всем моем уважении, могу я вам кое-что сказать?
– Прошу вас.
– Если вы пригласили меня на завтрак в надежде на то, что я сообщу вам какие-нибудь грязные сплетни или буду чернить своего начальника, вы ошиблись. Я привыкла иметь дело с фактами, а не с намеками.
Хамнер ухмыльнулся:
– Отлично. Нет, я говорю серьезно. Хорошо сказано.
– Потому что это правда.
Он кивнул, наклонился вперед, небрежно прижал указательный палец к кучке кунжутных семян, лежавших у него на тарелке, и отправил их в рот.
– Но все мы знаем, особенно детектив, давно служащий в полиции, что правда бывает разная. Это большая ценность, верно? Как благоразумие. Трудолюбие. Преданность. – «Блэкберри», лежавший на столе, завибрировал. Хамнер взглянул на экран, поморщился и, нажав на кнопку, сбросил звонок. – Преданность тоже сложная штука, детектив Хит. Иногда наступает критический момент, в который разумный человек должен быть объективным. Взглянуть в лицо фактам. Убедиться в том, что преданность принадлежит человеку, ее заслуживающему. Что она не ослепляет. – Затем он улыбнулся. – Или, кто знает? Увидеть, что настало время для новых людей. – Поднявшись, он протянул ей визитную карточку. – Здесь номер офиса; после окончания рабочего дня звонки переводятся на мой мобильный. Будем держать связь.
По пути из кафе в штаб-квартиру Ники решила обзвонить своих детективов. Сероватые облака, пришедшие из Нью-Джерси, обрушили на город тонны ледяной крупы, больно щипавшей Никки лицо и отскакивавшей от вымощенного кирпичом тротуара, который тянулся вдоль зданий муниципалитета и штаб-квартиры полиции. Хит укрылась под скульптурой Тони Розенталя[39], чтобы спокойно позвонить. Она стояла, прислушиваясь к стуку градин по красным металлическим дискам, – казалось, кто-то швырял с неба горсти риса.
Клуб мужского стриптиза открывался только в одиннадцать, и Никки собиралась разделить Тараканов: Каньеро отправить проверять электронную почту отца Графа в отделе криминалистической экспертизы, а Тарреллу поручить изучение телефонных разговоров священника. Однако, когда она дозвонилась до Каньеро, оказалось, что они с Тарреллом уже побывали в клубе вчера вечером.
– Вы с Монтрозом сидели, запершись в кабинете; мы решили, что вы там неплохо развлекаетесь, и не стали тебя беспокоить. – Детектив помолчал, давая Никки время оценить шутку, затем продолжил: – Ну, и мы заглянули в «Горячий шест» в счастливый час, решили, так сказать, ускорить дело.
– Как бы не так. Вам двоим просто нужен был предлог, чтобы проторчать целый вечер в баре.
Она могла бы выразить свои истинные чувства, искреннюю радость, одобрение их инициативы, однако это было бы нарушением правила ОКНО – Отсутствие комплиментов и неуставных отношений – соблюдаемого среди копов. Поэтому Хит заявила прямо противоположное. И таким голосом, как будто действительно верила в то, что говорила.
– Я сделал это ради Таррелла, – в тон ей ответил Каньеро. – Мой напарник – любопытный парень, от него просто так не отделаться.
Они сходили в клуб не зря: показали фото отца Графа, и один из стриптизеров его узнал. Кавбой-Ню (чье имя и его написание, как подчеркнул детектив, во избежание нарушения авторских прав было закреплено за ним за небольшую плату в виде приватного танца) сказал, что священник был в клубе неделю назад и устроил скандал с другим танцором. Ссора была такой бурной, что вышибале пришлось вытолкать отца Графа вон.
– А этот ваш «кавбой» не слышал, о чем они спорили? – спросила Хит.
– Нет. Наверное, они говорили собственно о деле еще до того, как начали кричать во все горло. Однако он все-таки расслышал одну фразу перед тем, как вмешался вышибала. Стриптизер схватил священника за горло и сказал, что убьет его.
– Вызови его на допрос. Немедленно.
– Сначала его надо найти, – возразил Каньеро. – Три дня назад он бросил работу и съехал с квартиры. Таррелл как раз сейчас им занимается.
После этого Хит позвонила Шерон Гинсбург. Она сидела рядом с миссис Борелли, когда та задержала взгляд на одном из снимков из секс-клуба, поэтому Гинсбург получила задание установить личность этого человека. Когда Никки дозвонилась до детектива Раймера, она велела ему вместе с Галлахером заняться БДСМ-версией. Хит дала им поручение составить список «доминирующих» женщин-фрилансеров, которых они упустили вчера.
– Не хочу, чтобы кто-то из них ускользнул от нас только потому, что они не работают в клубах на Данджен Эллей, – объяснила она.
– Вот это новость, – протянул Раймер. – А я-то думал, мы будем работать и над другими версиями.
– Новые указания сверху, – только и ответила Хит.
Однако, поднимая воротник пальто и выходя навстречу ветру, несущему ледяную крошку, она подумала: интересно, что же она упускает из виду, следуя приказу Монтроза? Когда Никки прошла через контрольно-пропускной пункт с просторной будкой для охранника и оказалась в вестибюле, ее телефон зазвонил. Таррелл раздобыл свежий счет за газ и электричество на имя стриптизера. Его новая квартира находилась в Бруклин-Хайтс, через мост от того места, где сейчас стояла Никки. Детектив сказала Тэрри, что закончит свои дела через пятнадцать минут, и попросила по дороге забрать ее на «тараканьей тачке».
Отыскав отдел личного состава, Никки подписала запрос на получение результатов экзаменов – по электронной почте и в бумажном виде. Несмотря на наступление Цифровой эры, иметь документы на руках казалось ей более надежным. Бумага с напечатанными на ней буквами выглядела реальнее электронного документа. Служащий вышел и вскоре вернулся с заклеенным конвертом, который подал ей. Никки расписалась в получении и ушла, делая вид, что она не из тех, кто с нетерпением вскрывает конверты тут же, в офисе. Однако, спустившись в вестибюль, она моментально отбросила показное хладнокровие и заглянула в конверт.
