– Более спокойного, чем Милмар, просто не бывает. К тому же я столько времени провел на публике, что, боюсь, у меня не осталось тайн.

«Посмотрим», – заметила про себя Хит.

– Это подводит меня к вопросам, которые мне хотелось бы задать. Вероятно, вы уже слышали о смерти Кэссиди Таун?

– Да. Буду рад услышать, что смерть была медленной и мучительной.

Рук откашлялся:

– Вы не забыли, что говорите с копом?

– Не забыл, – отозвался экс-конгрессмен и снова взглянул на карточку Никки. – Детектив отдела убийств. – Он аккуратно положил карточку обратно на поднос. – У меня встревоженный вид?

– А должен быть? – спросила Никки.

Политик выдержал эффектную паузу.

– Нет, – и с улыбкой откинулся в кресле. Он не собирался делать за Никки ее работу.

– Вас кое-что связывало с Кэссиди Таун.

– Точнее было бы сказать: ее – со мной. Я не копаюсь в чужом дерьме. Я не вывешиваю напоказ свое нижнее белье. Я не отношусь к пиявкам, которые жиреют на несчастьях и неудачах других, ничуть не заботясь о том, какой вред они причиняют.

Рук так и подскочил:

– Прошу вас! Знаете, сколько раз люди, пойманные на подобных высказываниях, винили потом репортеров, повторивших неосторожные слова? – Никки попыталась перехватить его взгляд, но задетый за живое Рик уже не в силах был остановиться. – А ведь журналист мог бы ответить, что он только разгребает дерьмо, которое оставили… вы!

– А как начет периодов, когда ничего не случается, мистер Рук? Проходит день за днем, а новостей нет, ни единого свежего скандала. Тогда эти стервятники начинают печатать домыслы и намеки, ссылаясь на «анонимные источники» и «невольных свидетелей» А если и этого мало, почему бы не извратить события, сделав мою боль всеобщим достоянием?

Теперь Никки только радовалась вмешательству Рука. Журналист разогрел политика. Может, он проговорится?

– Да, у меня были связи сексуального характера…

– Вас видели в садомазохистских притонах в Данджен Эллей[22].

Ладлоу небрежно отмахнулся.

– Послушайте, на дворе две тысячи десятый или тысяча девятьсот десятый?

Хит демонстративно огляделась. Этот зал мог принадлежать любому веку.

– Позвольте заметить, – Никки решила не ослаблять давления, – вас, конгрессмена, отстаивающего ценности семьи и брака, поймали на мазохистских забавах – от пони-плей[23] до извращенных пыток. В Капитолии вас прозвали «поротые меньшинства». Уверена, вы не испытывали благодарности к Кэссиди Таун, которая похоронила вашу карьеру.

– Никогда не прощу, – прошипел политик. – И ведь у нее даже не было политических мотивов. Видели бы вы клоуна, которого поставили на мое место! У меня была законодательная программа, у него – одни ланчи и приемы избирателей. Нет, этой суке некуда было девать чернила! Лишь бы газета продавалась да карьера двигалась!

– Стало быть, вы рады ее смерти? – вставила Никки.

– Детектив, я шестьдесят четыре дня не пил, но сегодня, пожалуй, откупорю бутылку шампанского. – Дотянувшись до стоявшего на столике бокала воды, Ладлоу сделал большой глоток, оставив на дне только кубики льда. Затем вернул бокал на место, немного успокоившись. – Но ваш опыт, конечно, подсказывает, что из наличия мотивов еще не следует виновность в убийстве.

– Вы не скрываете, что ненавидели ее. – Рук попытался снова его завести, но Честер Ладлоу уже полностью овладел собой.

– В прошедшем времени. Я с этим справился. Я наблюдался у сексопатолога. Я лечился от алкогольной зависимости. Я научился управлять своими чувствами. И вы знаете, пожалуй, я и сегодня обойдусь без шампанского – я не должен был давать выход гневу, вызванному этой женщиной.

– Не должны были, – согласилась Никки. – Зачем, если можно использовать других? Например, заказать убийство Кэссиди Таун.

Ладлоу был из тех, кого голыми руками не возьмешь. Он отреагировал, но не слишком бурно. Как если бы кто-то сказал, что его льняной пиджак не соответствует времени года.

– Ничего подобного я не делал.

– У нас другие сведения, – вставил Рук.

– А, понимаю. Не предполагал, что и вы пользуетесь анонимными источниками, мистер Рук.

– Я оберегаю свои источники. И потому получаю надежную информацию.

Ладлоу прищурился.

– Жирный Томми, не так ли?

Рук ответил политику пустым взглядом – он никогда не выдавал информаторов и уж точно не стал бы подставлять Жирного Томми.

Никки за это время приготовилась к новой атаке.

– Насколько я понимаю, вы признаете, что в поисках исполнителя заказа контактировали с Томассо Николоси?

– Ну что ж, – сказал Ладлоу, – хорошо, я признаю, что задавал вопросы. Это был рецидив. Я фантазировал и прикидывал, во что это обойдется, – не более того. Возможно, я больше не сочиняю законов, но знаю, что никакой закон не запрещает задавать вопросы.

– И вы думаете, я поверю, что вы, не договорившись с Жирным Томми, не передали заказ кому-то еще?

Честер Ладлоу улыбнулся.

– Я нашел лучший способ отомстить. Нанял частного детектива из отличной фирмы, чтобы тот покопался в грязном белье Кэссиди Таун. Око за око, знаете ли.

«Лицемер», – подумала Никки, но ей хватило ума придержать язык.

– Займитесь некой Холли Фландерс… – Политик произнес имя по буквам, но Никки не стала записывать – не хватало только писать под диктовку этого человека.

– И почему же я должна ею заниматься?

– Я не собираюсь делать за вас вашу работу. Но в свете этого дела она покажется вам интересной. И еще, детектив, будьте осторожны. Она десять дней назад купила пистолет. Лицензии, разумеется, не получала.

Выяснив, что алиби у политика имеется – он всю ночь провел дома с женой, – Хит и Рук распрощались с ним. Проходя через зал, они услышали шепот старухи, расположившейся на двойном кресле с бокалом «Дайкири».

– Поздравляю, юная леди, статья в журнале удалась.

Даже улыбаясь, живая Грейс Ладлоу выглядела еще страшнее, чем на портрете.

Сдирая в гардеробе галстук, Рук заметил:

– Семейство Ладлоу со своим богатством и связями вполне могло это устроить.

Галстук затянулся, и Никки подошла помочь ему с узлом.

– Я одного не понимаю, – сказала она. – Предположим, это он. Но зачем похищать тело?

Развязывая узел у него на груди, Никки чувствовала тонкий чистый запах одеколона. Подняв глаза, она встретила взгляд Рука и, немного помедлив, отступила:

– Похоже, тут без ножниц не обойтись.

Выходя из Милмара, Хит позвонила в участок узнать, не появились ли новости о пропавшем трупе. Ничего. Заодно Никки запросила информацию на Холли Фландерс, прослушала голосовое сообщение от Тараканов и поспешила к машине.

– Поехали. Ребята что-то для нас раскопали.

Когда они проезжали через парк, Рук решился спросить:

– Мне вот что не дает покоя: откуда ты знаешь о пони-плей?

– Тебя это волнует, Рук?

– В некотором, приятно-пугающем смысле – да. И нет. Но скорее да. – Журналист нахмурился. – Понимаешь?

– Не сомневайся, понимаю. Об удовольствии и страхе я знаю все. – Не сводя взгляда с идущего впереди такси, Никки ехидно усмехнулась. – И разбираюсь в стеках и ошейниках. – Даже не оборачиваясь, Никки знала, что Рук с изумлением смотрит на нее, недоумевая, правильно ли он понял.

Чтобы пропустить их на 78-ю, постовым дорожной службы пришлось отодвинуть заграждение. Машин с телевизионщиками стало вдвое больше: каждый канал хотел получить прямой репортаж с места событий к четырехчасовому выпуску новостей. Никки слегка затошнило при мысли, что главной новостью окажется не убийство, а похищение тела. С Каньеро и Тарреллом они встретились в цокольном этаже – здесь располагался кабинет управляющего.

Детективы представили его Никки, а увидев в дверях Рука, управляющий расплылся в улыбке.

– Привет, мистер Рук.

– Привет, Джей-Джей. Жаль, что так вышло.