Большинство же москвичей находили для себя более мирные развлечения. Мальчишки баловались тем, что подбрасывали на тротуар кошелёк на нитке. Когда за ним нагибался прохожий, маленький прохвост из-под ворот тянул кошелёк за нитку и очень радовался разочарованию прохожего. Очень распространённой была игра в бабки. В неё резались не только мальчишки, но и взрослые. Кон бабок расставляли прямо на тротуаре. В игре участвовало 20–25 человек. Бабки — поросячьи суставные косточки, которые шли на студень. Мальчишки эти косточки варили, иногда красили пасхальными красками и выставляли на кон. Один из играющих брал плоскую металлическую биту и шагов с двадцати бросал на кон. Выбитые бабки брал себе. Бывало, в бабки играли на деньги. Полиция заметила это и завела дело. Дошло до суда. Суд признал игру в бабки неазартной. Не зря же свидетели на суде говорили, что много в бабки не выиграешь, если шесть бабок можно купить за копейку. Суд указал в оправдательном приговоре, что игра в бабки основана «на ловкости и меткости рук и зрения играющих», а не на случае, так что смошенничать в «бабки» нельзя. И был прав.

Играли не только в бабки. Где-нибудь за Пресней рабочие играли в орлянку на деньги. Бывало, что проигрывали одежду. Уже в XX веке в глубине сокольнического леса, на полянке, мужики по выходным и праздникам резались в орлянку. Прямо на земле или на снегу лежали деньги — ставки на орла или решку. Ставки бывали крупными, до 100 рублей. Банк держал один богатый купец.

Пока кто-то играл в бабки или орлянку, вертелся перед алтарём, носил змей за пазухой и пр., в городе происходили события, происшествия, перемены.

В 1881 году был учреждён «Комитет охранения народного здравия», с Новой площади убран толкучий рынок, арестантов в присутственные места стали перевозить в фургонах, а не водить пешком по городу. В 1883 году был выпущен указ о восстановлении по берегам Москвы-реки бечевника[36], в 1885-м англичанину Смиту было дано разрешение на организацию в Москве предприятия городских омнибусов, а в 1890-м состоялось учреждение городского ломбарда. В 1893 году власти запретили строить двухэтажные деревянные дома, признав их наиболее пожароопасными. В 1901 году на Конной площади был закрыт лошадиный торг, а в следующем, 1902-м, решено заключить ручей Кокуй и речку Чечёру в трубы. В 1906 году московские власти решили перевести Птичий рынок с Трубной площади на Васильевскую (нынешний Васильевский спуск у Красной площади). В том же году в Москве было принято решение об устройстве на улицах грелок для обогревания прохожих во время морозов. Решались и более конкретные задачи: ямщику Ф. Беспорточному, например, в 1895 году было, наконец, разрешено именоваться Сергеевым.

В 1885 году француз Пастер придумал прививку от бешенства, а прививать людей у нас стали гораздо позже, так что москвичи в конце XIX века ещё оставались незащищёнными и укус собаки мог стать для них смертельным. Собак же бродячих в Москве было полным-полно и причём не где-нибудь на окраинах, а в самом что ни на есть центре, в Кремле. Здесь, на Сенатской площади, в начале 1880-х годов с лаем и визгом носились своры собак, пугая прохожих. Бывало, они набрасывались на людей и даже кусали их. Случалось, что они пугали лошадей и те от испуга неслись куда глаза глядят, не разбирая дороги и калеча себя и людей. Жизнь требовала принятия срочных мер по пресечению этого безобразия и наведению порядка. В октябре 1881 года московский обер-полицмейстер, генерал-майор Янковский, такие меры принял. Он обратился с письмом в Московскую городскую думу. В этом письме он предлагал ввести порядок, при котором хозяевам собак, если такие имелись, вменялось в обязанность указывать на ошейниках свою фамилию и надевать на псов проволочные намордники. Что же касается бродячих собак, то согласно предложению генерал-майора их следовало просто уничтожать: травить стрихнином, а специальной команде поручить трупы этих собак подбирать и вывозить за город. Кому-то может показаться, что воплотить в жизнь предложения обер-полицмейстера не так уж сложно, ну много ли собачьих трупов нужно вывезти, с этим бы и дворники справились. Однако всё оказалось не так просто, как думали некоторые. Когда городская дума взялась за решение этого вопроса со всей серьёзностью, тут и оказалось, что денег на содержание специальной команды у города нет.

Прошло три года. За это время на Сенатской площади в Кремле, согласно составленному полицией списку, имели место 33 случая «укушения» людей здоровыми и 39 — бешеными собаками. В списке значились такие примеры: «Укушены постовой городовой Бутро и унтер-офицер Удодов», «Собака вскочила в извозчичьи сани, изорвала шубу проезжающего купца Логутяева и убежала», «На Петровско-Разумовском шоссе собака искусала несколько собак и, бросившись в сани извозчика, укусила сидевшую там вдову поручика Неклюдову и убежала», «При поимке собака укусила за руку городового Пшеницына», «Собака, забежав в булочную Филиппова на Сретенке, укусила мещанку Кленину и скрылась» и т. д.

В июле 1884 года состоялся, наконец, по этому поводу «Приговор» Московской городской думы за номером 74. В нём было сказано следующее: «1. Довести до сведения генерал-губернатора, что городская дума готова оказать содействие Городскому полицейскому управлению в принятии мер к уменьшению числа бродящих по Москве без призора собак, отпустив временно на текущий год из городской казны нужных для сего средств с тем лишь условием, если полицейское управление войдёт по этому поводу в сношение с „Обществом покровительства животным“ и те меры, которые будут принимаемы этим обществом для сохранения числа собак, будут одобрены Городским управлением. 2. Открыть городской управе кредит в размере 1500 рублей для выдачи „Обществу покровительства животным“ денег на расходы по этому предмету».

Сложно мыслили, а тем более формулировали наши предки. Короче говоря, насколько я понял, дальнейшая судьба бешеных собак оказалась в руках «Общества покровительства животным». По крайней мере, именно оно получило деньги. Мы не знаем, состоялся ли по этому поводу в обществе банкет, но нам доподлинно известно о том, что незадолго до этого, в январе того же 1884 года, в Петербурге состоялся съезд вышеупомянутого общества и на нём обсуждался вопрос о способе умерщвления бешеных собак После долгой дискуссии большинством голосов съезд постановил, что собак лучше убивать электрическим током, чем вешать. Много говорили и о намордниках, об этичности их употребления в свете новых гуманистических идей, возмущались тем, что одного негодяя, жестоко обращавшегося с собакой, оштрафовали всего на 15 копеек и пр.

По окончании съезда в трактире Палкина на Невском был дан обед с употреблением вин, водок настоек, наливок и пр. И всё же главным итогом съезда стал не обед, не выделенные городской думой средства, а брошюра под названием «Исторический очерк деятельности Общества». В брошюре этой была памятная страница, связанная с похоронами Ивана Сергеевича Тургенева на Волковом кладбище. Скончался Тургенев, как известно, в Бужевиле под Парижем 22 августа 1883 года. В тот день многочисленные депутации, в том числе и представители «Общества покровительства животным», встречали гроб великого русского писателя на Варшавском вокзале. Они привезли с собой довольно изящный венок с надписью: «Автору „Муму“». За несколько минут до прибытия поезда один из представителей общества заметил, что под венком, прикрепленным к треножнику, сидит какая-то большая собака. Собаку эту старались отогнать, но она всё время возвращалась. Что-то тянуло её к толпе собравшихся и к венку с трогательной надписью. При появлении поезда о собаке этой забыли. Когда же процессия за гробом последовала на кладбище, то под венком общества опять появилась собака, но уже другая, имевшая весьма жалкий вид. Она была тощая, вся в каких-то ранах и в крови. Эту собаку люди тоже пытались прогнать, однако она шла за процессией до самого кладбища. Здесь о ней забыли, поскольку заслушались речами ораторов. Было сказано много прекрасных слов. Доведя себя речами до крайнего обострения нервов, люди забыли о собаке. Когда же церемония прощания закончилась и люди стали расходиться, кое-кто из них вспомнил о псине, а вспомнив, стал звать и искать её, но напрасно: несчастного животного нигде не было. И тут людям стало стыдно. Неизвестно, к чему привели бы эти угрызения совести, если бы не скромные поминки с выпивкой под хорошую закуску. Они вполне успокоили их не в меру разбушевавшуюся совесть.